«Колесо истории повернулось, – прошептала Элеонора про себя. – Королем должен был стать ты; но им стал лучший из твоих сыновей – тот, которого ты любил больше всех и который носит твое имя. Теперь он – государь и будет лучшим правителем из всех, которых знала эта земля. Покойся с миром, любимый: теперь все в порядке, то, к чему ты стремился, сбывается на глазах».

За воротами кортеж радостно приветствовала огромная толпа горожан, нарядившихся в самые лучшие свои одежды. На улицах развевалось множество знамен с солнцами и розами дома Йорков, с соколом в путах, который был эмблемой отца короля, и с белым вепрем – личным гербом Ричарда. Пока венценосная чета двигалась через город, для неё было разыграно несколько живых картин, а каждый дом был украшен гобеленами, флагами и зелеными ветвями. Наконец, когда процессия достигла городской ратуши, мэр произнес приветственную речь и преподнес королю и королеве подарки от города.

Ричард сказал в ответ несколько слов, выразив свою признательность за то радушие, с которым его встретили жители Йорка.

– Вы заставили нас почувствовать себя здесь столь желанными гостями, что мы решили оказать вашему городу особую честь. Недавно мы объявили нашего сына, Эдуарда, принцем Уэльским и графом Честерским и теперь решили провести церемонию, на которой присвоим ему эти титулы, здесь, в Йорке, чтобы продемонстрировать нашу признательность городу и его обитателям.

Народ возликовал, ибо это и правда была великая честь. Тут же назначили день торжества, и в Лондон были отправлены распоряжения мистеру Козинсу, который должен был незамедлительно прислать достаточное количество тканей и всего прочего, необходимого для церемониальных одежд.

Всю следующую неделю заполняла бесконечная череда торжественных приемов, официальных и приватных обедов и ужинов, так как каждый в Йорке спешил оказать честь королю и королеве и сам удостоиться такой же чести. Из-за предстоящей церемонии Том, как и все другие пажи и оруженосцы, был слишком занят, чтобы вырваться домой, но Элеонора смогла сама встретиться с внуком и увидеть, как он исполняет свои почетные обязанности, когда юноша прислуживал королю за ужином в одном частном доме, куда Элеонора тоже была приглашена. Потом бабушка с внуком сумели перекинуться несколькими словами, а чуть позже Элеонора еще и поболтала с королем – да так легко и свободно, что многих охватила зависть. Но Элеонора в свои шестьдесят семь лет держалась столь величественно, что это позволяло ей делать вещи, простым смертным недоступные.

Ричард открыто восхищался ею и громко превозносил её красоту – причем совершенно искренне. Точеное лицо Элеоноры в обрамлении белых лент чепца казалось высеченным из мрамора; но глаза её оставались по-прежнему живыми и ярко-голубыми, да она еще надела переливчатое синее бархатное платье, которое только подчеркивало их цвет.

– Наверное, вы немало повидали на своем веку, – сказал ей Ричард.

– Естественно! Когда я была девушкой, в стране повсюду царил хаос, беззаконие и бедность, множество пашен не возделывалось, фермы стояли пустыми, а дома – заброшенными. Сейчас у нас мир и порядок. Англия благоденствует, торговля процветает, немало людей окружает себя роскошью, у нас хорошая, стабильная власть, и на всех фермах кипит жизнь.

– Но север все еще дик, во всяком случае, значительная его часть, – заметил Ричард, – однако мы потихонечку начинаем приводить эти места в порядок. У меня есть на сей счет кое-какие замыслы: север – край своеобразный, не похожий на другие земли, и я полагаю, что ему нужен собственный Совет, который занимался бы здешними делами. Лондон слишком далеко отсюда. Я намерен учредить особый Северный совет и думаю поставить во главе его молодого Линкольна. Он – хороший, крепкий парень и предан всему нашему семейству. Заодно он приглядит и за Уорвиком. Надеюсь, Линкольн сможет оказать на сына Джорджа положительное влияние.

«Об этом я мечтала всю свою жизнь, – подумала Элеонора. – Мои сыновья погибли, пытаясь возвести твоего отца на престол, но коли ты восседаешь теперь на троне, их смерть была не напрасной. Ты, суровый, мужественный человек со спокойным взглядом серых глаз и простым, любящим сердцем, стал всем, чем должен был стать Ричард Йоркский».

Только после окончания церемонии, на которой сыну короля были торжественно присвоены высокие титулы, Том смог, наконец, на недельку вырваться домой, в «Имение Морлэндов», и обсудить с родными свои планы на будущее.

– Я хочу остаться при короле, – сказал он отцу, матери и бабушке, которая одобрительно кивнула. – Сейчас я – один из семи главных оруженосцев и не сомневаюсь, что в скором времени государь предложит мне пост при дворе. Всегда можно быть уверенным, что если ты хорошо ему служишь, то он и вознаградит тебя по-королевски. И еще Его Величество намекнул мне, что он, как только уляжется вся эта суета, подумает о том, чтобы подыскать мне подходящую жену.

– Но это же чудесно, Том! Похоже, тебе и впрямь обеспечено блестящее будущее! – воскликнула Дэйзи. – Жаль только, что ты обоснуешься так далеко от нас, в Лондоне – и мы опять годами не сможем увидеть тебя.

– Почему вы думаете, что я непременно поселюсь в Лондоне? – удивился Том. – Я могу служить государю и здесь. Королева и принц Уэльский скоро возвращаются в Миддлхэм, меня могут послать с ними. В Шерифф-Хаттоне у Уорвика и Линкольна тоже, как вы знаете, будет собственный двор. Ходят разговоры о том, что туда пришлют на воспитание и двух других принцев, сыновей, покойного короля – милорда Бастарда и милорда Йоркского. Я могу получить место и там. Но надеюсь, что этого не случится. Мне будет грустно жить вдали от вас, но больше всего на свете я хочу быть рядом с королем и надеюсь, что он оставит меня при своем дворе. Тогда я всегда буду с государем!

– Вот слова истинного Морлэнда, Том! – захлопала в ладоши Элеонора.

– Ох, матушка, – вздохнула Дэйзи.

– Ничего, Дэйзи. Сначала – преданность своему господину, а потом уже – семейные интересы, – сурово заметила Элеонора. – Том это отлично понимает. Вот с Недом все обстоит совсем по-другому. Его долг теперь – снова жениться и обзавестись детишками – нам на радость. Надо проследить, чтобы так все и вышло. В этом отношении, Том, вы с ним схожи – он очень любит приударять за женщинами, которых вовсе не собирается вести под венец.

Том мило улыбнулся.

– При дворе короля Ричарда такие вещи не очень-то поощряются, бабушка, уверяю вас. У Неда здесь гораздо больше возможностей заниматься галантными похождениями, чем у меня там.

В октябре идиллический покой, царивший в стране, был грубо нарушен. Главный смутьян, Мортон, устроил новый заговор и на сей раз вовлек в него легкомысленного и тщеславного Букингема. Голова у Букингема, ставшего правой рукой короля, закружилась от свалившихся на него славы и богатства, но теперь он считал, что ему не хватает власти.

Он-то видел себя этаким вторым великим графом Уорвиком, делателем королей – и так же, как в свое время Уорвик, выяснил вдруг, что объект его первой попытки – чуть-чуть более цельный и сильный человек, чем бы ему, Букингему, хотелось. Он предпочел бы кого-нибудь послабее, кого-нибудь такого, кем было бы легче управлять. Мортон, располагавший целой сетью шпионов по всей Англии и Франции, подсказал Букингему решение. Таким монархом мог бы стать не прежний мальчик-король – страна не примет, просто не сможет принять его теперь, когда всем известно, что он не имеет прав на престол, – а некто другой, чью незаконнорожденность еще надо доказать.

Морлэнды обсуждали эту новость.

– Генри Тайд? – в полном недоумении вопрошала Элеонора.

– Он теперь называет себя Тюдором – видимо, чтобы это звучало более внушительно, – отвечал Эдуард.

– Но кто он такой? – желал знать Нед. – Какие у него права на трон?

– Он – сын леди Стэнли, – опять объяснял Эдуард. – Разве ты не помнишь, я показывал её вам, когда она возглавляла кортеж её Величества на коронации?

– И у него нет абсолютно никаких прав на престол, – свирепо заявила Элеонора.

– Он может претендовать на него, ссылаясь на предков своей матери, – более спокойно сказала Дэйзи. – Предполагается, что она – последний отпрыск Ланкастеров.

– Она – дочь старшего сына Бьюфортов, – объяснил Эдмунд, – а так как ни одного её брата сейчас в живых не осталось, то наследница – она. На этом-то все и строится.

– Именно так, Эдмунд, – кивнула Элеонора. – На этом-то все и строится. Ланкастеры происходят от Джона Гонтского, но Бьюфорты – внебрачные дети его любовницы. И это лишает их каких бы то ни было оснований предъявлять претензии на трон. Милорд Бастард и то имеет на него больше прав, чем они, а уж этот Генри – и вовсе никаких.

– Значит, он – человек сомнительного происхождения как со стороны отца, так и со стороны матери? – спросил Нед. – Это так?

– Так, – ответил Эдуард. – Его отцом был Эдмунд Тидр...

– ...Внебрачный сын королевы Кейт и этого её валлийского учителя танцев, – закончила за него Элеонора. – Букингем, должно быть, сошел с ума. Народ никогда не примет этого Генри, даже если им удастся разбить армии короля.

– В стране осталось много ланкастерцев, – осторожно заметил Эдуард, не желая слишком сильно огорчать Элеонору.

– Не так уж и много, – огрызнулась та.

– И потом есть еще Вудвиллы... Элеонора удивилась:

– Они-то почему должны помогать Букингему?

– Мадам Елизавета знает, что её сын теперь не может быть королем, но она отнюдь не будет возражать, если её дочь станет королевой.

Элеонора сразу поняла, о чем речь, и лицо её исказилось от отвращения.

– Выдать принцессу Елизавету за этого Тидра и возвести их на престол? О, как прекрасно это будет для страны! Незаконнорожденная королева и сомнительного происхождения король, правящие по указке Букингема и Мортона и опирающиеся на штыки французских солдат! Пресвятой Боже, мне кажется просто чудом, что земля до сих пор не разверзлась и не поглотила их, ибо люди, замыслившие подобное, недостойны жить на этом свете.