Синтия Хэррод-Иглз - Подкидыш

Утром все поднялись рано, хотя и легли вчера за полночь: гостям надо было отправляться в путь. Все прослушали мессу в часовне, а потом вернулись в зал завтракать. За трапезой Ричард поблагодарил Элеонору за гостеприимство.

– Принимать вас для меня – большая честь, ваша светлость, – откликнулась Элеонора, и это было чистой правдой.

– Давайте без церемоний, госпожа Элеонора, прошу вас! У меня такое чувство, будто я знаю вас всю жизнь – а, может быть, в некотором смысле так оно и есть.

– Хорошо, милорд, без церемоний, так без церемоний. Но говоря о той чести, которую вы оказали нам своим визитом, я ничуть не лукавлю. Кто не почтет за честь принимать у себя лорда-коннетабля Англии, верховного судью Уэльса, губернатора севера?!

– По-моему, никто не почтет, если человек, носящий эти титулы, не заслуживает их.

– Но вы-то как раз более чем заслуживаете! Я вижу в вас так много черт вашего отца...

– Благодарю вас, госпожа Элеонора, за эти слова, и молю Бога, чтобы всегда оставаться достойным имени Ричарда Плантагенета! А теперь давайте забудем о комплиментах – они всегда смущают меня. Я солдат, как и мой отец, и, наверное, никогда не привыкну к придворным манерам и галантному обхождению.

Элеонора рассмеялась.

– При дворе, как я слышала, вслед за комплиментом обычно следует просьба о какой-нибудь услуге.

Ричард улыбнулся в ответ.

– И о чем бы вы хотели попросить меня?

– Я хотела бы попросить вас, милорд, поверить, что я никогда не делаю комплиментов, а всегда говорю только правду.

– Это прекрасно. Я всегда любил правду. Так все-таки, госпожа, чем я могу оказаться вам полезным?

Они смотрели друг другу в глаза, и каждый отлично понял собеседника.

– Мой внук Нед, – проговорила Элеонора. Ричард кивнул.

– Прекрасный мальчик.

– Домашний наставник превосходно обучил его всем положенным наукам, музыке и играм. Нед также хорошо разбирается в нашем семейном деле, которое когда-нибудь превратит его в богатого человека. Но еще я хотела бы, чтобы он познакомился с жизнью великих мира сего, научился быть полезным. Я была бы вам весьма признательна, если бы вы помогли ему получить место...

– При дворе? – спросил Ричард.

– Я не замахиваюсь так высоко... – начала Элеонора.

– В качестве одного из пажей короля он научится очень многому, – настаивал Ричард. – И может быть, даже быстрее, чем где-нибудь в другом месте. Он показался мне сообразительным мальчуганом; с ним все будет в порядке.

– Я была бы очень признательна вам, милорд, – повторила Элеонора.

– Что же, мы это устроим. Наместник моего брата на севере, и мне хотелось бы оказать вам услугу.

Через час после восхода солнца гости были уже на конях, плотно укутавшись в меха, которые защищали путников от пронизывающего мартовского ветра. Анна прекрасно держалась в седле, чем еще раз напомнила Элеонора Изабеллу. Когда гости и хозяева обменялись традиционными прощальными поцелуями, Элеонора, подчиняясь какому-то непонятному порыву, вдруг крепко обняла новобрачную и была так же крепко обнята в ответ.

– Да благословит вас Господь, – сказала Элеонора со слезами на глазах. – Вы будете очень счастливы вдвоем, и вы этого заслуживаете.

– Благодарю вас, благодарю, – отвечала Анна и потом очень тихо, шепотом, который могла слышать только Элеонора, добавила: – Я так люблю его.

В следующий миг они уже выезжали со двора, направляясь дальше на север, а Морлэнды поспешили укрыться в доме от пронизывающего холода и заняться своими повседневными делами.

Лорд Ричард сдержал свое слово, и в апреле, вскоре после того, как королева благополучно разрешилась от бремени очередной девочкой, Нед отправился верхом в Лондон, чтобы поступить на службу к королю. Мальчику не было еще и тринадцати, и хотя он был довольно рослым для своего возраста, никого бы не удивило, если бы он уронил слезинку-другую, покидая отчий дом, которого мог теперь не увидеть много лет. Но будущее, которое ждало Неда, казалось столь блестящим, что он с трудом мог сдержать возбуждение и нетерпение, и плакать за двоих пришлось Дэйзи, смотревшей вслед маленькому мальчику, выезжавшему со двора вместе со своей охраной.

Сесили тоже неожиданно разрыдалась и убежала в сад, чтобы пореветь там в одиночестве, а следом за ней побрел её маленький кузен Эдмунд, которому хотелось утешить девочку. Когда чуть позже Элеонора набрела на них, играющих вдвоем, то спросила у Сесили, почему та плакала – из-за своего нежного сердца?

– Ну, мне было жаль, что Нед уезжает, бабушка, – уклончиво ответила Сесили.

– Но плакала-то ты не из-за этого? А из-за чего же тогда? Ну-ка давай, дитя, отвечай! Из-за чего вдруг такой рев?

– Я тоже хотела отправиться в Лондон, – неохотно призналась Сесили. – Мне кажется, это было бы лучше всего на свете! Ну почему я родилась девочкой?! Мальчикам всегда достается все самое хорошее. Это несправедливо.

Элеонора отвернулась, чтобы скрыть улыбку, но сердце у неё слегка екнуло, и в глубине души она задалась вопросом – неужели вес горести Изабеллы предстоит пережить и её племяннице?

Элеонора закончила читать письмо вслух и окинула взглядом свою семью.

– Ну, – проговорила женщина, – что вы на это скажете?

– Война с Францией? – задумчиво и с сомнением в голосе промолвил Эдуард. – Не знаю.

– А почему бы и нет? – воскликнула Хелен. – Почему мы не можем забрать назад земли, которые нам принадлежат?

– Это может оказаться не так-то просто, – ответил Эдуард. – Я вот думаю о торговле – как война отразится на торговле? Не забывайте, что наши дела в немалой степени зависят от продажи наших тканей во Франции.

– Ах, ткани! Да тьфу на эти ткани! – импульсивно вскричала Сесили. – Что значат все ткани по сравнению со славой Англии – марширующими и сражающимися солдатами...

– Помолчи, Сесили, – резко оборвала её Дэйзи. – Не забывай, что этих солдат могут убить и что среди них вполне может оказаться твой брат Нед.

– Не накличь беду! – упрекнула её Хелен, и рука её, лежавшая на плече молчавшего Эдмунда ясно говорила без всяких слов, что тот, слава Богу, еще слишком мал, чтобы идти на войну.

– И тем не менее это так, – ответила Дэйзи. – Вспомни... – Но она так и не произнесла вслух имен Томаса и Гарри.

– А меня не убьют, если я пойду, – закричал Том, аж подпрыгивая от возбуждения при этой мысли. – Я буду умным-умным. Я возьму свой меч вот так...

– Никуда ты не пойдешь, – презрительно прервала его Сесили. – Ты еще слишком мал для этого.

– Ему уже почти девять, – отважно бросилась защищать своего брата Маргарет, но он вполне мог постоять за себя и сам.

– Я-то когда-нибудь вырасту и пойду на войну, – заявил он, – а вот ты навсегда останешься девчонкой и никогда не сможешь стать солдатом.

– О, я ненавижу быть девчонкой! – пылко воскликнула Сесили. – Это нечестно! Я так хотела бы вместе с Недом сражаться за короля, но это невозможно – и только потому, что я девочка.

– У тебя будет чем заняться, – успокоила её Дэйзи. – Тебе не придется скучать; когда выйдешь замуж, ты подаришь своему мужу нескольких прекрасных сыновей. Вот это и будет твоим вкладом в общее дело.

– Я хочу выйти замуж за солдата, – быстро отозвалась Сесили.

– Ты выйдешь замуж за того, за кого тебе скажут, – резко проговорила Элеонора. У неё уже был на примете жених для Сесили, которая в свои четырнадцать лет была достаточно взрослой для того, чтобы обручиться и выйти в следующем году замуж. Элеонора завязывала сейчас деловые контакты с мануфактурщиком по имени Дженкин Баттс, у которого было двое сыновей и куча золота. В качестве будущего мужа Сесили Элеонора наметила старшего из них. Сам Дженкин Баттс был по происхождению простым йоменом, но удачно женился на дочери джентльмена и поднялся в этом мире достаточно высоко, чтобы его называли «господином» за его собственные заслуги. Может быть, из-за схожести судеб Дженкина и её Роберта Элеонора очень быстро нашла с Баттсом общий язык и с удовольствием подумывала о тех временах, когда они с ним породнятся.

– Не очень-то хорошо, что слово «хочу» слишком часто слетает с твоих губ, – сказала она сейчас Сесили, которая смотрела на бабушку дерзко и вызывающе. – Ты должна исполнять свой долг и слушаться старших, и этого должно быть для тебя довольно без всяких там «хочу это» да «хочу то».

– Но я не могу перестать хотеть чего-то, бабушка, – ответила Сесили. – И я уверена, что вы тоже много чего хотели, когда были в моем возрасте.

– Помолчи! И попридержи язык! – сердито оборвала её Элеонора.

Дэйзи строго покачала головой.

– Ты не должна огрызаться, Сесили. Наверное, лучше тебе пойти в классную комнату, прочитать еще раз, что наш Создатель говорил о почтительности, и оставаться там, пока не выучишь Его слова наизусть.

Сесили угрюмо посмотрела на мать и почти бегом вылетела из комнаты. Когда дверь за девочкой захлопнулась, Элеонора сказала:

– Этот ребенок становится неуправляемым.

– Я как раз недавно подумал, – неуверенно проговорил Эдуард, – не стоит ли нам подыскать ей новую воспитательницу. У меня пару раз появилось такое чувство, что Энис слишком стара, чтобы справляться с ней.

– Чепуха, – ответила Элеонора. – Энис моложе меня.

– Но вы – необыкновенная женщина, матушка, – улыбнулся ей Эдуард. – Даже бедняге Джобу становится трудно держаться с вами наравне, а у меня уже появились седые волосы. Что же до вас... – Он посмотрел на мать с восхищением. Элеоноре было сейчас почти пятьдесят девять лет, но она все еще сохраняла девичью стройность, хорошую фигуру и черные волосы, нигде не тронутые сединой; и даже если у Элеоноры и были кое-какие секреты, касающиеся цвета её волос, никто, кроме её горничной, ничего об этом не знал. Глаза у Элеоноры, как и много лет назад, блестели, подобно сапфирам, и она была все такой же неутомимой. Энис могла располнеть и отдуваться на ходу, когда ей приходилось бегать за девочками; Джоб мог жаловаться на боль в суставах и на ломоту в костях при перемене погоды; но Элеонора, казалось, оставалась женщиной без возраста, которой не коснулся и не смел коснуться иссушающий перст времени. – Что же до вас, – продолжил Эдуард, подходя к ней, чтобы поцеловать в щеку, – то вы не стареете! И неудивительно: недаром говорят, что в зайцев вселяются души ведьм.