— Я не шучу. Конечно, я не собираюсь путешествовать таким образом. Поеду в почтовой карете или в дилижансе. Это так интересно! Я еще ни разу в жизни не ездил в другом экипаже, кроме собственной кареты.

— Ничего приятного в путешествии дилижансом нет, — резко сказал Мэттью. — Если бы тебе приходилось испытывать это так же часто, как мне…

— А мне бы хотелось самому выяснить, что это такое, когда трешься локтями со всем миром.

— Нитлбед немедленно отправит срочную депешу моему дяде.

— Не сомневаюсь, что он так и сделает, ну и пусть, он же не будет знать, куда я уехал, так что его усилия ни к чему не приведут!

— Но ты же возьмешь с собой своего камердинера!

— Никого не возьму. Мистер Никто из Ниоткуда! Гидеон посоветовал мне побыть в его шкуре, так я и сделаю.

— Нет, Джилли, не делай этого. Я уже жалею, что поделился с тобой.

Герцог рассмеялся.

— Мэтт, ты дурак! Я не собираюсь класть свою голову в пасть льва. Кроме того, это займет всего день или два. Я не собираюсь пропадать навечно!

— Нет, но… что если Ливерседж узнает тебя? Это вполне возможно.

Герцог призадумался.

— Нет, не думаю, — сказал он наконец. — Если он околачивался в Оксфорде, когда я там учился, он мог меня видеть, но с тех пор я сильно изменился. Я вернулся в Англию только в прошлом году и почти все это время проводил в Сейле.

— Весной ты был в Лондоне!

— Да, был, но не в одной компании с Ливерседжем, клянусь! Если один раз увидеть меня на улице, можно ли меня запомнить? Вот если бы я был таким высоким и красивым, как Гидеон… Но я не таков, Мэтт! Признайся, что нет! Разве твой отец не говорил тысячу раз, что, дескать, жаль, что у меня такая невзрачная внешность?

— Да, то есть нет, — поспешно поправился Мэттью.

— Во всяком случае я намерен ехать! Когда тебе нужно вернуться в Оксфорд?

— Собирался ехать завтра с утра, но занятия еще не начались, и теперь, когда ты заразился этой бредовой идеей, я думаю, что мне лучше остаться в городе. Джилли, дядя Лайонел от меня мокрого места не оставит, если узнает об этом.

— Ну, он не узнает, а тебе лучше всего отправиться в Оксфорд, чтобы никто не догадался, что ты имеешь какое-то отношение к моему исчезновению, — посоветовал герцог. — Я тебе напишу, как я съездил. Но прошу тебя, не волнуйся ни обо мне, ни о себе. Если мне придется откупаться от Ливерседжа, я это сделаю. Что же до остального — то что может приключиться со мной?

— Не знаю, — сказал Мэттью с тревогой в голосе. — Но у меня ужасное предчувствие, что с тобой обязательно что-то случится!

Глава 7

Герцог проснулся на следующее утро с чувством предвкушения чего-то приятного. Когда он вспомнил, о чем вчера шла речь, то должен был признаться себе, что переговоры с мистером Свитином Ливерседжем могут оказаться делом вовсе не из приятных, но перспектива вырваться на волю хотя бы на три-четыре дня была достаточно привлекательной, чтобы компенсировать связанные с этим неприятные моменты. И пока он, лежа в постели, ожидал Нитлбеда с горячим шоколадом, с которого обычно в доме начиналось каждое утро, он прокручивал в голове разные планы бегства.

Невозможно было бы даже намекнуть об этом Нитлбеду, потому что тот стал бы навязываться сопровождать герцога. А откажи ему — и Нитлбед немедля обо всем расскажет дяде. Герцог не знал еще, что нужно сделать, чтобы Нитлбед не рассказал дяде об исчезновении племянника, но он верил, что решение придет само собой. Если же лорд Лайонел все-таки узнает о его отлучке, что ж, он вернется в Сейл-Хауз, прежде, чем его светлость сумеет устроить что-нибудь нехорошее, и в худшем случае, хотя бы ненадолго сможет познать очарование свободы.

С деньгами проблем не будет. Он очень бережливо отнесся к той сотне фунтов, которую для него взял в банке Скривен, так что он не возбудит никаких подозрений в поисках нужной суммы. Самое трудное — это собрать чемодан со всем необходимым. Он не имел понятия, где находятся его чемоданы и сундуки. Это была нелегкая задача, и он раздумывал, как бы это разузнать, пока ему не пришло в голову, что проще купить новый чемодан. Может быть, на собственных его чемоданах есть какие-то обозначения. Он точно не помнил, но, кажется, те, кто заказывал для него подобные вещи, имели манию помечать их или его геральдическим знаком или большой, красивой буквой «С».

Потребуются, конечно, рубашки, ночные сорочки, галстуки, расчески, бритвы и множество еще всяких мелочей, обеспечивать которые дело слуги. У него были ящички с одеждой и туалетными принадлежностями, но их брать с собой нельзя. Как нельзя брать с собой и щетки с туалетного столика: ведь они были помечены его знаками. А если взять рубашки и галстуки из гардероба? Нитлбед их быстро хватится, и придется вернуться, не успев сесть в карету. Все же надо рискнуть. Он знал, что можно купить мыло, щетки и чемоданы, но сомневался, можно ли купить рубашку. Ведь рубашки шьют на заказ, как плащи, или штаны или сапоги. Но как незаметно вынести ворох одежды из Сейл-Хауза? Герцог размышлял над этим, когда вошел Нитлбед и тихо поднял шторы.

Герцог сел и снял ночной колпак. На этой огромной кровати он казался странно маленьким и юным, так что не удивительно, что Нитлбед, пожелав ему доброго утра, мягко укорил его за поздний час, в который он лег накануне.

— Я, — сказал он, качая головой, — не думал, что ваша светлость проснется скоро. Этот мистер Мэттью вчера сидел с вами целую вечность, и вы легли так поздно!

— Не говорите глупости, Нитлбед, — ответил герцог, беря у него чашку шоколада. — Вы хорошо знаете, что во время сезона я редко ложился раньше, а иногда — гораздо позже!

— Но сейчас не сезон, милорд! — продолжал Нитлбед. — Больше того, вы часто очень утомляетесь, и его светлость особо обратил мое внимание на это. Он пожелал, чтобы вы восстанавливали силы, используя утренние часы; и я знаю, что если бы он был здесь, мистер Мэттью убрался бы, получив нагоняй. Лорд Лайонел всегда терпеть не мог его назойливости! А кроме того, считаю своим долгом сообщить вам, милорд, что те очень обнадеживающие сведения, которые ваша светлость благоволила сообщить мне вчера вечером способом, который можно назвать конфиденциальным, уже известны всему дому, включая судомоек, получающих не больше шести фунтов в год, и не общающихся со старшими слугами.

— В самом деле? — спросил герцог, поняв, что по чувствам Нитлбеда нанесен тяжелый удар. — Как же это получилось? Может быть, Скривен сделал какой-то намек?

— Мистер Скривен, — холодно заметил Нитлбед, — не станет так ронять себя, пользуясь, как и я сам, доверием вашей светлости. Но чего можно ожидать, ваша светлость, если…

— Нитлбед, — просительно сказал герцог, — я знаю, что вы от всей души называете меня «ваша светлость», и что мои слова обижают вас, но все же, надеюсь, вы извините меня за просьбу этого не делать!

Его верный слуга, не обратив никакого внимания на это замечание, продолжал, как ни в чем не бывало:

— Чего можно ожидать, если ваша светлость написали восемь бумажек насчет вашей будущей свадьбы и оставили их на полу, где их подбирают низшие слуги, которые должны знать свое место и не совать свой нос в дела вашей светлости.

— Ну, ничего, — сказал герцог, — новость будет завтра в «Газетт», и, думаю, ничего страшного не произошло. Нитлбед с укоризной поглядел на него и начал подавать ему одежду.

— Вам ведь я об этом сказал, — успокаивал герцог.

— Я счел бы исключительным обстоятельством, ваша светлость, если бы я узнал об этом не от вас, — сокрушенно ответил Нитлбед.

Герцог подумал, как бы смягчить ситуацию, но тут ему пришло в голову, что это неудовольствие Нитлбеда можно обратить себе на пользу. Ведь пока он дуется, он, не пренебрегая прямыми обязанностями, не будет назойливо вертеться около герцога. Он станет корректным слугой, быстро откликающимся на зов, но ждущим, когда его позовут. Вообще-то подобные взаимоотношения с Нитлбедом, продлись они во времени, доставили бы ему немало неудобства. К тому же он не любил быть в плохих отношениях со слугами. Облокотившись на подушки, он глядел на камердинера, хорошо зная, что Нитлбед примирится с ситуацией. Тот аккуратно повесил на стул синий плащ и стряхивал пыль с сияющих сапог. Герцог подождал, пока он выполнит все это и подберет подходящий жилет, после чего зевнул, отставил чашку и сказал:

— Сегодня я одену дорожную одежду.

В другое время такое капризное поведение герцога задело бы Нитлбеда. Он стал бы упрекать хозяина, осведомился бы о его планах и в конце концов сообщил бы на конюшню, что требуется. Но сейчас он просто поджал губы и унес городскую одежду в гардероб. Такое необычное и зловещее молчание продолжалось во все время туалета герцога. Нарушил его только отказ самого герцога от жакета цвета корбо:

— Нет, не этот. Оливкового цвета, который шил Скотт.

Нитлбед расценил это как вызов и негодовал про себя. Скотт шил для капитана Вейра, был популярен у военных и считался очень модным, но герцог-отец никогда не пользовался его услугами, и фасон жакета слуге не нравился. Однако он позволил себе только неодобрительно взглянуть на хозяина, поклонился и пошел к выходу.

— Меня сегодня целый день не будет, — беззаботно заметил герцог, — и я не знаю, когда вернусь. Так что можете располагать собой по своему усмотрению.

Нитлбед еще раз напряженно поклонился и помог ему одеть крамольный жакет. Герцог поправил манжеты и галстук и вышел в гостиную для завтрака, ощущая себя похожим на своего деда, о котором говорили, что тот был строгий и придирчивый хозяин, распекал прислугу и даже швырял разные предметы в слуг, которые его раздражали.

Но его жестокость достигла цели: когда он снова поднялся в спальню, Нитлбеда там не было. Он подошел к гардеробу и открыл его. Там было столько рубашек, что вряд ли Нитлбед заметит отсутствие нескольких. Он взял шесть для надежности и стал искать ночные рубашки и колпаки. Отобрав их, он взял еще несколько галстуков и прочих мелочей из одежды, свалил все это на кровать и задумчиво осмотрел всю кучу. Попросив у кого-нибудь из нелюбопытных младших лакеев бумаги и бечевки, он мог все это упаковать, но, понял, что сделать это будет не так уж легко. Он оказался прав, мало того, он слегка вспотел и немало понервничал, прежде чем добился более или менее приемлемого результата. Но главное — глядя на узел, он понял, что с таким багажом нельзя будет выйти из дому. А с другой стороны, он подумал о том, что если быстро не уйдет из дому, то столкнется с капитаном Белпером, и страх обострил его ум. Он послал за своим личным лакеем, славным малым, которому было наплевать на его поведение. Когда человек явился, герцог махнул рукой на узел и сказал: