Их трое. Я следую за ними из общей комнаты, мы спускаемся по лестнице в один из классов. Кто-то зажигает керосиновую лампу, и от ее света я вижу их лица. Они все старше меня. Один из них парень, который ухмылялся, проходя мимо нас по коридору.

— Значит твои родители участвовали в заговоре против государства? — спрашивает он. У него странный акцент.

— Нет, это не правда. Мои родители-врачи, — тут же сердито отвечаю я.

— Были, — хмыкает один из парней.

— Они не умерли.

— Они умерли, иначе тебя бы здесь не было.

Я решил не спорить с ними. Я перевожу взгляд на парня, который тогда проходил мимо нас. Похоже, он их лидер.

— Чего ты хочешь?

— Мы хотели предупредить тебя.

— О чем?

Он протягивает мне старые при старые ножницы.

— Возьми и остриги волосы у своего брата. А потом верни их нам.

Я с подозрением перевожу взгляд с ножниц на них.

— Почему я должен это делать?

Один из них ухмыляется.

— Заткнись, — резко говорит ему лидер. Затем он поворачивается ко мне. — Твой брат уж очень миленький, а здесь имеются мужчины, которым это очень нравится.

У меня волосы встают дыбом. Я тут же забираю у него ножницы. У меня руки начинают дрожать от его слов.

— Спасибо.

— Меня зовут Сергей Кошкин. Это моя банда. Нас называют ночными ходоками. Ты можешь присоединиться к нам, если хочешь.

— Чем занимается твоя банда?

— Мы присматриваем друг за другом. Здесь есть крутые, директор использует их для поддержания дисциплины. Ты должен остерегаться их. Они нас не трогают, и если ты присоединишься к нам, то они не тронут и тебя.

— А почему ты хочешь, чтобы я присоединился к тебе?

Парень улыбается.

— Потому что тебя тоже привезли со связанными руками. Мы так все и прибыли сюда.

Я улыбаюсь ему в ответ. Он настоящая родственная душа.

— Меня зовут Николай Смирнов.

— Встретимся тогда здесь завтра ночью.

Один из мальчиков протягивает мне печенье. Я беру и благодарю его. С ножницами спешу обратно в спальню. Я трясу Павла, пока он не просыпается. Он потирает глаза и со стоном вздыхает. Я тут же закрываю ему рот рукой, пока он не открывает глаза и не встречается с моим взглядом.

Я прикладываю палец к своим губам, показывая ему, что он не должен издавать ни звука, он кивает.

Я сажаю его и протягиваю печенье. Пока он ест, я начинаю его стричь, отрезая, как можно больше волос. К моему ужасу, от этого не становится ужаснее, наоборот. Глаза становятся еще больше, а личико похоже на ангельское. Я поднимаю ботинок, провожу по подошве и начинаю размазывать грязь с ботинка по его лицу.

— Что ты делаешь? — спрашивает он с ангельской невинностью, что я снова прихожу в ужас.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ


Стар

Менее чем за час мы обходим фактически весь дом.

— Ты можешь самостоятельно получше исследовать места отдыха, — говорит Селин, закрывая дверь бассейна. — Теперь позволь мне отвести тебя в зал для завтрака. Мистер Смирнов уже должен быть там.

Зал для завтрака выходит на восток. Здесь три двойные двери и все они открыты. Вид потрясающий, но я вижу только Николая, сидящего за столом и читающего газету. Он одет в бледно-серый костюм, светло-серую рубашку и белый галстук. Он выглядит отстраненным и недостижимым. Я не могу даже сравнивать этого безукоризненно ухоженного мужчину ни с сексуально опытным мужчиной, который заставил меня кончить вчера на журнальном столике, ни с разъяренным зверем, который разбил мой телефон.

Я глубоко вздыхаю и делаю шаг в комнату. Он поднимает свои потрясающе серебристые глаза, отрываясь от газеты, которую читает, и окидывает ими меня с головы до ног. Он сворачивает и откладывает газету в сторону.

Появляется Григорий со своим особым чувством времени. Молча он отодвигает в сторону стул рядом с Николаем. И ждет меня. Я сажусь, он мягко пододвигает стул.

— Доброе утро, — приветствует Николай.

— Доброе, — немного смущаясь отвечаю я, положив телефон на стол. — Спасибо за новый телефон.

Он кивает.

— Не следовало тебе покупать мне такой дорогой.

Он хмурится и, кажется, раздраженным.

— Не следует быть такой скромницей.

Я выпрямляю спину.

— Я никогда не была скромницей. Не было абсолютно никакой необходимости покупать такую дорогую вещь. Просто обычный телефон, вот и все. Мне не нужны дорогие игрушки.

Улыбка выгибает его губы.

— Ах, но я хочу побаловать своего мотылька. Осыпать тебя красивыми вещами.

— Зачем?

Он пожимает плечами.

— Просто так. Мне нравится осознавать, что все, что на тебе, все, что ты ешь и чем владеешь, куплено мной.

Григорий делает шаг вперед. Я так углубилась в наш разговор, что совсем забыла, что за мной стоит Григорий.

— Что бы ты хотела на завтрак? – спрашивает Николай.

— А что есть в меню?

— Все, что ты хочешь, — поблескивая глазами, отвечает он.

Я не могу долго смотреть ему в глаза не покраснев. Я стараюсь собраться с мыслями.

— Я хотела бы завтрак по-английски, пожалуйста, — отвечаю я, парящему Григорию за спиной.

— Мне вареники, — добавляет Николай. — И принеси мне еще кофе.

Григорий также тихо уходит, как и вошел.

Николай смотрит на меня с задумчивым выражением.

— При таком выборе ты заказала всего лишь английский завтрак.

— Да, а ты заказал русское блюдо, живя в Англии.

Он смеется.

— Touché.

По какой-то странной причине мне понравилось, что я заставила его засмеяться.

— Ты осмотрела особняк. Тебе понравилось?

Я киваю.

— Прекрасный дом. Тебе очень повезло.

Его губы скручиваются в улыбке.

— Повезло? Я сам заработал все, мотылек.

Я с любопытством поглядываю на него.

— Ты заработал все эти деньги сам, за одну свою жизнь?

— Да.

— Как?

— Я был готов сделать то, чего другие боялись.

— Что ты имеешь в виду?

Его глаза вспыхивают странным светом.

— Именно то, что ты думаешь.

— То, что ты забрал меня у Найджела?

— Именно. Другой бы на моем месте колебался бы и раздумывал. Беспокоился бы о своей совести или о морали. Я же? Даже не задумывался. Я хотел вырвать тебя из рук твоего мужа.

— И тебя бы ничего не остановило?

Он смотрит мне прямо в глаза.

— А как ты думаешь, наивная маленькая Стар?

Я внимательно разглядываю его. Я никогда не встречала мужчину, который был бы так откровенен в своей безнравственности.

— А если бы тебе пришлось кого-то убить?

Он небрежно приподнимает одно плечо.

— Каждый когда-то умрет. Если это будет раньше на день, на месяц или... даже на двадцать лет? История Земли складывается из миллиардов лет, какое это имеет значение для простого человека?

Я хмурюсь.

— Ты когда-нибудь убивал человека?

Он улыбается, улыбкой тигра.

— Если бы даже и убивал, я не говорю, что я это делал, конечно же я не признался бы тебе в этом.

Появляется наш завтрак. Мое блюдо кажется обычным по сравнению с его.

— Что ты ешь? Это блинчики? — С любопытством спрашиваю я, когда Григорий выходит из комнаты.

— Это русские вареники. Их готовят из творога, муки, яиц и едят с вареньем или сметаной. Хочешь попробовать?

Я облизываю нижнюю губу. Когда он кормил меня вчера, я испытывала странные чувства, поэтому даже не хочу задумываться на этот раз.

— Нет, спасибо. Я попробую в другой раз.

— Как хочешь, — отвечает он и тянется за сливками.

— Сколько тебе было лет, когда ты встретила Найджела? — как бы между прочим спрашивает он.

Я опускаю взгляд в свою тарелку. Мне не хочется ему отвечать, поэтому начинаю прожевывать яйца как можно дольше.

— Мы были молоды, — говорю я наконец.

Он насмешливо улыбается.

— Найджел на год старше меня. Он не мог быть молод. Сколько тебе было лет?

— Шестнадцать, — небрежно отвечаю я, насколько могу.

Его глаза остаются тщательно завуалированными, но брови приподнимаются.

— Извращенец.

— Он не извращенец, — тут же вступаюсь я в его защиту. — Я возмущена твоим обвинением. Ты уже второй раз называешь его так. На самом деле, я была очень зрелой для своего возраста. Я не выглядела такой юной.

— Ты даже сейчас выглядишь так, будто едва стала совершеннолетней.

— У меня было раннее развитие, — настойчиво говорю я.

— Да? Когда он впервые встретил тебя, по что ты была одета?

Я чувствую себя подавленной.

— Не твое, черт побери, дело.

— Я так и думал.

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

— Хочешь поспорим, я уже знаю, во что ты была одета?

— Я могу солгать.

— Ты не умеешь лгать.

Я даже не могу поднять глаза, поэтому хмурюсь, глядя в свою тарелку.

— Готова поспорить на платье, которое на тебе. Если ты выиграешь, то оно останется на тебе, если проиграешь, ты его снимешь.

— Очень односторонний спор, — отвечаю я.

Он мрачно смеется.

— Мне нравится такой спор.

— Я больше не хочу обсуждать с тобой свою личную жизнь, — говорю я, нарезая сосиски.

— Странно, что ты все время защищаешь этого извращенца. Если и есть в жизнь хоть что-то, что я ненавижу больше всего, так это мужчин, которые вторгаются в жизнь детей.

Гнев начинает подниматься у меня с самого низа живота. Я сначала медленно кладу нож, как будто он меня не так сильно бесит, что мне хочется ему просто двинуть.

— Прекрати его так называть, — тихо произношу я.

— Почему? Это правда.

— Это не правда. Я была уже совсем не ребенок.

— Ты была одета в школьную форму.

Я с трудом сглатываю. У меня не хватает мужества взглянуть ему в глаза. Как он догадался? Когда Найджел приехал на вечеринку, я не успела забежать домой и переодеться. Сара, племянница Найджела, у которой был день рождения, вместе со мной были в школьной форме, ели леденцы на кухне. Он вошел и посмотрел на меня так, пока я посасывала свой леденец на палочке, что заставил меня покраснеть.