Лимузин останавливается, и я нервно дотрагиваюсь до живота, который сжался от беспокойства и напряжения. Водитель идет ко мне и открывает дверь. Я выхожу, поблагодарив его.

— Проходите, — официально произносит он с торжественным кивком.

Я поднимаюсь по ступенькам, не успеваю даже оказаться у дверей, как огромный широкоплечий мужчина с головой размером с футбольный мяч, без шеи, выходит из дверей и поджидает меня со сложенными руками на груди. Его недружелюбный, напряженный, оценивающий взгляд заставляют почувствовать меня неуютно.

Я останавливаюсь перед ним, и он опускает глаза на мою сумочку, спрашивая:

— Вы не против? Это всего лишь протокол.

Я молча протягиваю ему свою сумочку, и он быстро осматривает ее содержимое. Не найдя ничего, что могло бы представлять для него угрозу, он возвращает ее мне, отступив на шаг в сторону, позволяя войти в дом.

Как только я вхожу, останавливаюсь и с изумлением осматриваюсь.

Холл такой огромный, гораздо больше, чем весь мой дом, но больше всего меня поражает окружающее богатство. Такое впечатление, будто я попала в фильм прошлого столетия, когда существовали лорды и дамы жили в таких поместья и ездили в экипажах.

Колонны взмывают ввысь к потолку, на котором изображены сцены, как в Сикстинской капелле, полу обнаженные мускулистые мужчины и рубенские женщины, крылатые херувимы и рогатые демоны, даже два. Пол представляет собой замысловатый узор из плитки, и отполирован до такого блеска, что я практически вижу свое отражение. Широкая центральная лестница выполнена из белого мрамора с причудливыми коваными балюстрадами. Она покрыта красной ковровой дорожкой, которая имеет первозданный вид, заставляя меня задуматься, сколько раз в день ее чистят. На стенах висят подлинники картин, а потом идут витражи окон с потрясающим дизайном. Это место совсем не похоже на дом. Здесь нет места, чтобы свернуться на диванчике с хорошей книгой и чашкой горячего шоколада.

Мистер Мускул прочищает горло, привлекая мое внимание.

Я ошеломленно пялюсь на него, он кивает в сторону, давая понять, чтобы я следовала за ним. Я молча киваю, и он стремительно движется к двойным дверям зеленовато-голубого цвета. Наши шаги эхом отдаются в огромном пространстве.

Он открывает двери, мы входим в элегантную, гостиную, одна стена которой полностью состоит из окон. Здесь имеются прекрасные ковры, старинная мебель и потрясающие дизайнерские обои. Пахнет лавандовым лаком. Я перевожу взгляд на многочисленные красивые картины, украшающие стены.

— Садись, — лает мистер Мускул у меня из-за плеча, отчего я подпрыгиваю на месте. Он напоминает мне сержанта-майора, инструктирующего одного из новобранца. Судя по его командному голосу и его выправке, мне кажется он явно какой-то бывший военный. Я молча опускаюсь на первый попавшийся покрытый парчой диван, который ближе ко мне. Он выходит за дверь, не сказав ни слова. И звук его удаляющихся шагов отдается по холлу.

Находясь в огромной комнате, я начинаю рассматривать картины. В отличие от других богатых домов, в которых я бывала, как правило стены украшают картины предков нынешних владельцев, здесь же все картины современных художников. Одна из них, наверное, самая ценная, потому что висит над камином, и специально подсвечивается, привлекает мое внимание.

Я поднимаюсь с дивана и словно в трансе иду к ней. На ней изображен ребенок, белокурый мальчик, хорошо одетый, сидящий на стуле. Но выражение его лица выглядит несколько странным. Я подхожу совсем близко. Его лицо покрыто грязью, а огромные зеленые глаза смотрят так, что мне становится его очень жалко.

Я опускаю взгляд на имя художника на латунной табличке позолоченной рамы. Русский, я не знаю такого художника. Зачем владельцу этого дома, обладающим таким богатством, покупать картину, которая отображает душевную боль? У меня возрастает любопытство к этому русскому. Инстинктивно я чувствую, что только что обнаружила, насколько он сложная личность.

Я так поглощена этой картиной, что даже не слышу шагов в холле. Вдруг дверь резко открывается. И мой живот тут же сжимается, я глубоко вздыхаю, решая сразу не поворачиваться к двери.

— Здравствуй, Стар, — произносит глубокий мужской голос, совершенно равнодушно.

И мимолетно я ловлю себя на мысли, что уже где-то слышала этот голос. Я еще пару секунд смотрю в лицо мальчика на картине, а потом поворачиваюсь, и мои глаза расширяются от шока.

— Ты, — с трудом выдыхаю я.


ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ


Стар

Ранее три недели

— Ты самая красивая женщина здесь, Стар, — говорит Найджел, глядя мне в глаза.

— Да? А как же та брюнетка, на которую ты смотрел? — поддразниваю я его.

— Какая брюнетка? — невинно интересуется он. Свет от свечей озаряет часть его лица, делая еще более неотразимым, чем обычно.

Я беру бокал и делаю небольшой глоток.

— Послушай. Я, на самом деле, не возражаю, если ты смотришь на красивых девушек. Я тоже могу смотреть на красивых мужчин. В этом нет ничего особенного. — Улыбаюсь я ему. — Ведь разрешается смотреть на цветы в чужих садах. Но их нельзя срывать.

— Ты хочешь пялиться на красивых мужчин? — Спрашивает Найджел. Он все еще улыбается, но выражение его лица становится немного напряженным, судя по челюсти, которую он сжимает.

Я пожимаю плечами.

— Я рассматриваю их, как прекрасное произведение искусства, типа картины. Я бы не хотела забрать эту картину с собой домой.

— Но, если ты смотришь на красивого мужчину, у тебя же явно появляются сексуальные мысли, — настаивает он. Я замечаю его раздражение.

Я заглядываю в глубину его глаз.

— Клянусь, с того дня, как я встретила тебя, у меня никогда не возникало сексуальных мыслей о других мужчинах. Ни об одном. Никогда.

Он радостно улыбается.

— Хорошо. Так и должно быть.

— Готова поспорить, ты не можешь сказать то же самое о себе, — бросаю я вызов, зная, что мужчины в этом вопросе отличаются от женщин. У них все время крутятся сексуальные мысли даже о мимолетных женщинах, которых встречаются им на улицах. Как-то я прочитала одну статью в журнале, что мужчина даже на улице может стать жестким, если ему чем-то понравится мимо проходящая женщина. Невероятно!

— Поверишь или нет, я не думаю о других женщинах с тех пор, как ты меня соблазнила на той вечеринке.

— Я не соблазняла тебя, — тут же начинаю я протестовать. — Ты сам подошел ко мне.

— Потому что ты томно смотрела на меня, хлопая своими прекрасными ресницами.

— Я ничего подобного не делала, — со смехом отвечаю я.

Он тянется к моей руке.

— Да, ты ничего не делала. Вот почему ты мне понравилась. Ты выглядела такой наивной, что тут же покраснела, когда я подошел к тебе. — Он замолкает. — Вы только поглядите! Ты опять покраснела.

К нашему столу подходит официантка.

— Не желаете заказать десерт?

Найджел не отпускает мою руку.

— Нет, я предпочитаю на десерт свою жену, — говорит он.

— Найджел, — выдыхаю я, извиняясь перед официанткой.

Она вежливо улыбается.

— Может кофе?

— Я не буду, а для моей жены черный кофе, — приказывает Найджел.

Официантка уходит.

— Зачем ты такое говоришь? — раздраженно спрашиваю я. — Ты поставил меня и ее в неудобное положение.

— Почему тебя это смущает? Это правда. Ты лучший мой десерт.

— Ты не исправим, — отвечаю я.

Он усмехается и смотрит на часы.

— Мне нужно позвонить в Нью-Йорк. Ты сможешь развлечь себя десять минут?

Я улыбаюсь.

— Я как раз собиралась в дамскую комнату.

— Хорошая девочка, — говорит он и выходит из-за стола.

Я тоже поднимаюсь, но иду в противоположном направлении. При входе в коридор, который ведет к туалетам, я оборачиваюсь, продолжая двигаться вперед, пытаясь разглядеть Найджела, и вдруг со всего размаха ударяюсь о стену. Я резко поворачиваю голову, и у меня выбивается весь воздух из легких.

Это не стена.

А высокий, широкоплечий мужчина с черными, как вороное перо, волосами, высокомерным видом, чувственными губами и квадратной челюстью. На нем дорогой костюм, несколько пуговиц рубашки расстегнуты на горле, видна загорелая кожа. И дорогие ботинки безупречно поблескивают.

Он — красив, но не мужской красотой модели, а вальяжной, завораживающей красотой пантеры, преследующей свою добычу. Его серебристо-серые глаза заглядывают мне прямо в душу, ничего при этом не выражая. В его завораживающем взгляде присутствует что-то жестокое, равнодушное.

Его аура настолько мощная, что меня начинает бить дрожь. Он смотрит на меня странными, невзрачными глазами. Глазами хищной кошки. Я как зачарованная, не могу отвести взгляд. Между нами происходит какая-то пульсация, как электричество от линии электропередач.

Я открываю рот, чтобы извиниться, но так очарована его видом, что не могу произнести ни слова. Поэтому облизываю сухие губы, и его взгляд тут же опускается на них. У меня подкашиваются колени. Я ловлю себя на мысли, что он держит меня за руки. Какого черта, я здесь расклеилась? Мне нужно отлипнуть от него.

— Извините, я не видела, куда иду, — шепчу я.

— Без проблем, — отвечает он глубоким, бархатным голосом, совершенно равнодушно. По его произношению, я понимаю, что он иностранец.

Он наконец-то отпускает мои руки и отходит, и происходит очень странная вещь, я почему-то хочу, чтобы он вернулся. Не я хочу, а мое тело хочет опять прижаться к нему, такого никогда не было у меня с Найджелом. И мое желание настолько сильное, что я даже сжимаю руки в кулаки, потому что мне хочется протянуть к нему руку и дотронуться. И что самое ужасное, я хочу почувствовать его внутри себя.

Но он всего лишь кивает и уходит.

Несколько секунд я тупо продолжаю стоять на месте. Потрясенная до глубины души, пытаюсь глубоко дышать, чтобы прийти в себя. Затем делаю несколько шагов в сторону дамской комнаты. За этот короткий миг я кое-что узнала о себе. Я не настолько непорочная, как себе представляла. И Найджел полностью не застрахован, хотя он уверен в обратном.