Дверь спальни сама хлопнула. Или все-таки рука дрогнула. Я легла на постель, но не успела даже глаза закрыть, как дверь распахнулась и с тем же звуком ударилась об стену. Я разозлила его! Да он в бешенстве!

Голос звучал тихо, но отдавал сталью:

— Я смотрю, ты по мне сильно соскучилась? Не трогать, говоришь? На живот. Задери платье. Голову не поднимай.

Я до сих пор дрожала, но перевернулась на живот. Он двигался к кровати, на ходу расстегивая ремень. Лег сверху и почти сразу вошел во влагалище. Никакой нежности, никаких прилюдий или хотя бы теплого слова. Уперся локтями в постель и начал двигаться. Два раза медленно, а потом сразу мощно, каждый толчок все сильнее. Дышал рвано, горячо — от этого и мое дыхание сбивалось.

— Бедра сожми. Голову не поднимай.

И я свела ноги вместе, и оттого только теснее чувствовала каждое его движение внутри. Стало жарко. Самое ужасное в происходившем — я получала удовольствие. Морально раздавленная, физически я возбуждалась все сильнее и сильнее. Это нельзя остановить, все тело взрывается импульсами. Не тело меня предает — я сама себя предаю. Потому что хочу его до одури, потому что загораюсь сразу, когда он берет меня. Даже когда берет так. И оргазм — быстрый и яркий — как последняя капля моего падения. Он кончил почти сразу после меня.

Встал и, застегивая ремень, сказал, но теперь без металлического отголоска:

— Я ужинал с Васильевым-старшим. Потом ему приспичило показать мне новую дачу. В другой раз обойдись без истерик. Если чего-то хочешь от меня — говори об этом. Если переживаешь из-за моего отсутствия — позвони. Если я не пойму твоих желаний — объясни. Но никогда, ни при каких обстоятельствах не смей разговаривать со мной в таком тоне.

Когда он ушел, я завыла в подушку. И дело было даже не в собственной ошибке, а в том, что я, кажется, себя окончательно потеряла. Даже сейчас совершенно глупо радовалась, что он был не с женщиной — радовалась, как самая последняя на свете дура. Кажется, я ничего и никогда себе не разрешала с таким отчаяньем, как это глупую радость. «Разреши себе… хотя бы это».

Глава 18

Утром он остановил меня, когда я собиралась опуститься на колени, приказал быстро одеться и выйти к столу. Когда я села, сразу начал:

— Нам нужно поговорить.

— Господин, — я решилась вставить слово, раз он сделал паузу. — Простите за вчерашнее.

— Тут дело не в прощении, а непонимании. Твоя реакция… я знаю, под каким моральным давлением ты находишься. Сразу знал. Осталось четыре дня до конца нашего договора. Неужели ты думаешь, что я бы не выдержал без другой женщины еще четыре дня?

— А я вообще ничего не думаю, Максим Алек… господин. Мне не положено. Сказала я это без вчерашней истерики, спокойно и обдуманно. Но он нахмурился:

— Кажется, получится сложнее, чем я предполагал. Давай перенесем этот разговор на вечер. Некоторые вещи надо обсудить, чтобы они не беспокоили.

А зачем обсуждать, если осталось четыре дня? Но я только кивнула:

— Как скажете.

— Ты проект приготовила? — он неожиданно улыбнулся.

— Да. Но до сих пор думаю, что не выйду с презентацией. Не мое это.

— В рабочих вопросах заставлять не буду. Если ты сама себе ничего не хочешь доказать, то я бессилен.

А прозвучало иначе: докажи мне, что ты способна! Или я просто этот подтекст придумала? Но отказ на самом деле выглядел слабостью, поэтому захотелось проверить себя: смогу ли оставаться спокойной, когда он будет сравнивать мое предложение с другими; выдержу ли пересуды за спиной — мол, смотрите, любовница начальника голову подняла; способна ли я вообще справиться с волнением или всю жизнь так и просижу подальше от стрессов? Наверное, я просто устала переживать, потому что вдруг четко поняла — смогу. А когда мне придется искать новое место работы, то уверенность в себе точно не повредит.

Катя ошиблась — мой проект не победил. Я волновалась только в самом начале, даже пару раз сбилась, но потом разговорилась, объясняя идею и показывая разные варианты представления на экране. Все выступление заняло не больше пяти минут, и слушали внимательно. Даже Аня, которая иногда бывала хамоватой, в конце попросила еще раз показать предпоследний слайд. Однако Максим Александрович сказал:

— По исполнению почти идеально, хоть на телевидение запускай. Но сама идея — нет. Что-то подобное не придумывал только ленивый. Для баннера очень удачный цветоряд — вот это можно где-нибудь использовать.

Я не расстроилась, потому что до моего он отверг и все предыдущие предложения, а потом взял у Никиты его наброски и ушел в кабинет. В общем, вышло, как все и ожидали — проект скромняги Никиты оказался самым впечатляющим. Его разбавят моей фишкой с цветами, возьмут чуть скорректированный слоган Кати, и на основании полученной концепции Максим Александрович сам сделает анимированный постер для веб-сайтов. От этого результата уже можно будет плясать дальше, как он сам выразился.

Я была собой довольна. Есть некоторые пороги, которые обязательно надо перешагнуть. И сегодня я преодолела один из таких, пусть без фанфар и фейерверков. Предстоящий разговор немного тревожил, но не так, чтобы испортить настроение. Осталось четыре дня. Всего четыре.

Как не было утреннего минета, так ничего не произошло и до ужина — это настораживало. В самом деле он хочет сначала поговорить о чем-то важном?

Начало ужина протекало в молчании. И к лучшему — я была голодна. Но потом он все же сказал — и совсем не то, что я могла бы предположить:

— Не хочешь сходить в клуб? Тот самый. Насильно не потащу — мне там слезы и заламывания рук на глазах у зрителей не нужны, поэтому спрашиваю мнения.

— Тогда не пойду. Что мне там делать? — я действительно была удивлена.

— Возможно, просто из интереса.

Мне было немного любопытно — как и что там происходит, но эта идея возникла слишком внезапно, я об этом раньше и не думала. Я чувствовала, что сейчас свободна говорить откровенно, он именно поэтому и спрашивает. Поэтому улыбнулась — лучше продолжать в дружеском тоне:

— И ошейник наденете? Не-е, я пас.

— Можно обойтись, — он улыбнулся в ответ. — Только от меня не отходи, чтобы другие не ошиблись. Они могут посчитать, что ты кого-то ищешь. Или тебя интересуют такие предложения?

Ну да, очень смешно! Всю жизнь мечтала, чтобы мною заинтересовался бородатый байкер, обтянутый в кожу и с плетью в руке. Или как там у них это происходит? Все- таки немного интересно…

— Я знаю, что вы делаете, господин. Потому и отказываюсь. Вы хотите, чтобы я стала ближе к Теме, чтобы посмотрела на других — тех, кто счастлив в таких отношениях. Это должно изменить само восприятие. Нельзя всерьез ненавидеть что-то, если начинаешь это понимать — даже если применительно к другим, а не к себе.

Теперь он поставил локти на стол, сложил пальцы в замок, но не мог спрятать широкой улыбки.

— И зачем мне это надо — менять твое восприятие?

— Могу только предполагать. Например, хотите после нашей сделки предложить мне… продолжить. Только уже с моим согласием. И чтобы подготовить меня к этому согласию, я должна быть в курсе деталей и не такой предвзятой.

Настроение почему-то портилось. На этот раз он не затыкал мне рот, внимательно вслушивался в каждое слово, но настроение почему-то неумолимо портилось.

— Допустим. Так я правильно все рассчитал?

— Нет. Потому что я не хочу быть в курсе, понимаете? Не хочу! Такие отношения не по мне, я даже к мысли этой привыкать не собираюсь.

— А откуда такая уверенность, что это не для тебя?

Кажется, у него настроение тоже пропадало. Голос мой теперь звучал чуть резче, но увереннее:

— Потому что не может один человек принадлежать другому! Не может подчиняться и при этом испытывать удовольствие! Это… извращение.

Я все-таки произнесла это слово вслух. Но сейчас почему-то не боялась его реакции — ведь он продолжал слушать.

— То есть ты никакого удовольствия от подчинения не получаешь? Лена, я правильно понял?

Он впервые назвал меня так! И оттого в груди больно сжалось. Не офисным «Елена», не покровительственным «моя девочка»… Этот разговор на самом деле принципиально отличался от всех предыдущих.

— Вы сейчас специально подменяете понятия! Я получала удовольствие — даже спорить не стану, но не от боли или унижения, а от механической стимуляции! Вы ведь сами говорили, что при правильном подходе оргазм — вообще не вопрос!

— Не кричи, — сам при этом тона не повысил. — А мне кажется, что ты сама себя обманываешь. Тебя одними приказами разогнать можно, без всякой стимуляции. А от прямого давления у тебя крышу сносит. Я лишь в самом начале думал, что ошибся — никакой ты не сабмиссив. Но очень скоро понял: ошибки нет. Только перед принятием себя такой стоит бетонная стена.

Я рот открыла, но с ответом не нашлась. В чем-то, в какой-то самой ничтожной мелочи, он был прав, но не во всем! Тем временем, поймав меня на растерянности, Максим Александрович добивал:

— Я совершенно уверен, что в тебе это есть. Вот понимаешь, на сто процентов уверен. Потому что не каждая на твоем месте так быстро начала бы получать удовольствие. А ты получала. Даже когда я был очень груб с тобой. Ты из-за страха или смущения этого не замечала или не хотела замечать. Но давай, Лен, начистоту — сейчас ты не выглядишь жертвой сексуального насилия. И не чувствуешь себя ею.

Я заставила себя мыслить и говорить спокойнее:

— Ладно. Предположим, что так и есть. Что-то во мне реагирует на грубость. Но вы своими действиями только загнали это еще глубже. Вы сразу могли поступать иначе!

Он откинулся на спинку, даже взгляд был напряженным, но не голос:

— Мог бы. И знаешь, как развивались бы события в этом случае? Ты, слишком зажатая, слишком закомплексованная, не была готова вообще ни к чему. Если бы я каждый раз учитывал твое мнение, то в первую неделю мы бы целовались, во вторую — перешли к легкому петтингу, в последний день ты — так уж и быть — позволила бы мне тебя трахнуть в миссионерской позе. Нет, тебя надо было выбивать сразу из зоны комфорта. И знаешь, ты очень быстро приспособилась.