— Ты ловко это проделал, Валайент, — сказал он другу. — Просто невероятно, как быстро ты сообразил, что главное для дядюшки Эйлмера — репутация в свете и что ради нее он готов на все.

— Ты забываешь об одном бесспорном факте, дружище, — криво усмехнулся виконт. — Ведь этот старый негодяй был готов принять меня в качестве мужа своей дочери! И все только потому, что у меня есть титул.

Горечь, прозвучавшая в его голосе, ясно сказала его другу, что рана, нанесенная его самолюбию, все еще кровоточит. Поэтому Фредди поспешил тактично переменить тему, просто заметив:

— Мне только жаль, что мы не можем рассказать нашим друзьям про то, с какой ловкостью ты расправился с этой свиньей. Ведь если в свете узнают, как жестоко он избивал свою племянницу, это может повредить репутации Джеммы, да и твоей тоже.

— Нет, конечно, не стоит разглашать такие постыдные семейные тайны! — согласился виконт. — Это должно навсегда остаться между нами.

Во время ленча, глядя, как элегантно выглядит Джемма, с каким достоинством держится, как умно и тонко ведет беседу, избегая неприятных и каверзных вопросов, он думал о том, что никто из присутствующих и на секунду не мог бы представить ее в роли жалкой, испуганной девочки, которая спряталась в его фаэтоне под пледом, чтобы спастись от очередных побоев бесчувственного негодяя — своего дяди.

На обратном пути, правя лошадьми, которые он, как всегда, позаимствовал у своего друга, виконт радостно воскликнул, едва только они отъехали от дома графини:

— Все прошло превосходно! Теперь все только и будут об этом говорить, а это-то как раз мне и требуется!

— Почему все это так тебя радует? — с улыбкой поинтересовалась Джемма.

— Потому что через несколько часов Ниоба услышит обо всем с мельчайшими подробностями — ей расскажут и о том, как ты прелестна, и о комплиментах, которыми тебя осыпали в течение всего ленча.

— Неужели ты и в самом деле так ее ненавидишь?

— Едва ли сейчас можно ожидать от меня каких-нибудь других чувств.

Джемма невольно погрустнела. Она думала о том, что такая пылкая ненависть может быть вызвана только очень сильной любовью и что разлюбить так быстро предмет своей страсти просто невозможно, как бы виконт ни пытался в этом убеждать всех, а главное, самого себя.

Она рассудила, что он никак не мог полностью расстаться со своей любовью к Ниобе, как бы ни была уязвлена его гордость и как бы сильно ни была ранена его душа.

Ведь он ухаживал за ней с необычайным пылом и страстью, а поскольку Ниоба любила похвастаться своими победами, она давала кузине читать многие из его писем, где каждое слово дышало таким страстным обожанием, что они, как казалось Джемме, буквально прожигали бумагу, на которой были написаны.

Она очень мало знала о любви, но в то же время почему-то не сомневалась, что настоящая любовь непременно должна быть сильнее, чем бренная человеческая плоть.

Ей доводилось читать про женщин, следовавших за своими мужьями на каторгу, про то, как француженки шли на гильотину с улыбкой на устах, чтобы принять смерть рядом с мужчиной, которому отдали свое сердце.

» Такова любовь, — рассуждала про себя Джемма, — и, как бы скверно ни вела себя Ниоба, какой бы жестокой ни была к нему, он по-прежнему будет любить ее, поскольку ничего не сможет с этим поделать «.

И в то же самое время она понимала, откуда такая горечь в его голосе, жестокий блеск в глазах. Понимала она и то, что он пытается отомстить своей бывшей возлюбленной, дразня ее своей юной и красивой женой.

Иногда она просыпалась ночью и размышляла, как могла бы сложиться ее жизнь, если бы она, как и намеревалась, добралась до Лондона одна, не имея ни единого друга, с двумя гинеями в кармане, которые отделяли бы ее от голодного существования.

И то, что она вышла замуж за мужчину, который обращался с ней деликатно и мягко, что она получила по закону право носить его имя и его титул, наполняло ее такой невыразимой радостью и благодарностью, что даже и через несколько дней своей новой жизни в качестве жены виконта она порой все еще спрашивала себя, не видит ли она все это в счастливом сне.

Но не только это радовало Джемму. Она неожиданно обнаружила, насколько приятно находиться в обществе двоих умных молодых мужчин, которые по-дружески к ней относятся, могут смеяться вместе с ней, выслушивают ее мнение и считаются с ним. Никогда еще с тех пор, как умерли ее родители, Джемма ни с кем не чувствовала себя так легко и свободно.

» Я так счастлива… очень… очень счастлива. Благодарю тебя, Господи… благодарю «, — произносила она тысячу раз на дню.

И еще Джемма иногда думала о том, что ее покойная мать заботится о ней, что это она прислала для ее спасения виконта как раз в самый нужный момент.

Живя у дяди, она порой даже начинала подозревать, что Бога нет вообще и что правы те люди, которые говорят, что наши близкие уходят от нас окончательно и навсегда. Но теперь она верила, что это не так, что ее любящие родители заботятся о ней так же, как и при своей земной жизни, и что она, в сущности, не утратила с ними связи…

— Ну что ж, еще один сложный барьер мы преодолели, — заметил виконт, когда они подъезжали к Беркли-сквер. — Интересно, что за сюрпризы нас ждут дальше?

Джемма уже собиралась сказать в ответ что-нибудь забавное и легкомысленное, когда увидела, к своему удивлению, что навстречу им бежит старый слуга.

— Валайент, смотри, Хокинс — воскликнула она.

Виконт, увидевший своего слугу почти в одно время с ней, натянул вожжи и остановил лошадей.

Хокинс подбежал к фаэтону и секунды две не мог никак отдышаться после быстрого бега.

— Что такое? Что-то случилось? — с тревогой спросил его виконт.

— Да уж, случилось, милорд! Поэтому я и бежал навстречу вашей милости, — ответил наконец Хокинс. — Беда!

— Что за беда?

— Торговцы прознали, что миледи совсем не та мисс Баррингтон, какую они все ожидали увидеть.

Джемма тихонько охнула, а виконт спросил:

— Откуда ты знаешь?

— Они дожидаются вас, милорд, — человек десять — и все очень решительно настроены!

Наступила тишина. Затем виконт сказал:

— Что ж, ничего не поделаешь, придется мне объясняться с ними.

— Я так и думал, милорд, что вы скажете именно это, но я должен был предупредить вас.

— Благодарю, Хокинс. А теперь ступай вперед. Мы потихоньку поедем за тобой.

Хокинс не стал возражать. Он только повернулся и быстрым шагом направился к дому.

Виконт дождался, пока тот отошел достаточно далеко, а затем тронул лошадей.

— У тебя найдутся какие-нибудь деньги, чтобы расплатиться с ними? — тихо спросила Джемма.

— Ни пенни!

— Как это так — ни пенни? — изумленно переспросила она.

— Я говорю тебе абсолютную правду. Я жил на те средства, какие мне удавалось вытянуть из банка, но вчера мне оттуда прислали извещение, что больше я не имею права выписать ни единого чека.

— Но почему ты тогда… — начала было Джемма. Но тут же прикусила язычок и замолчала.

Не ей было говорить ему, насколько легкомысленно он поступал, делая долги, которые не мог оплатить. , Она с отчаянием подумала, что с ее появлением его неразумные траты заметно увеличились. Ведь для нее были куплены дорогие платья на Бонд-стрит, да и она сама потратила много денег на всякие аксессуары, казавшиеся ей в то время необходимыми.

— И что же ты теперь будешь делать? — испуганным шепотом спросила она.

Виконт остановил лошадей возле парадного входа, где его уже дожидался грум Фредди Хинлипа, чтобы забрать у него лошадей и отвезти их своему хозяину.

Виконт ничего не ответил, но его молчание было красноречивее всяких слов.

Он спрыгнул с фаэтона и уже поднялся на две ступеньки, как вдруг вспомнил про хорошие манеры и вернулся, чтобы помочь Джемме.

Они вместе вошли в парадную дверь, которую распахнул перед ними Хокинс, и обнаружили, что люди, о которых он их предупредил, ждут в холле.

Это действительно были торговцы. Один — в этом Джемма не сомневалась — был мясником, во втором она признала торговца вином, а в человеке, который шагнул им навстречу, очевидно выбранном всеми прочими в качестве своего представителя, по элегантной одежде можно было угадать портного. Она не ошиблась.

— Добрый день, джентльмены! — произнес виконт искусственно бодрым тоном. — Чем могу быть вам полезен?

— Думаю, что вы, ваша светлость, сами знаете ответ, — ответил парламентер. — Я представляю мистера Вестона, милорд, и привез с собой счет на триста восемьдесят пять фунтов, сильно просроченный, так что мы вынуждены потребовать немедленной оплаты!

Другие торговцы тоже достали счета и стали размахивать ими перед виконтом, словно флагами, и кричать:

— Мой счет на сто восемьдесят фунтов!

— Мой на двести!

— А мой на девяносто пять!

В общем реве было нелегко разобрать отдельные слова, однако было вполне очевидно, что торговцы настроены отнюдь не миролюбиво, — голоса их звучали резко и сердито.

— Быть может, вы потрудитесь сообщить мне, — произнес виконт холодно, с нарочитым высокомерием, — почему вы внезапно решили явиться ко мне и ведете себя с такой неслыханной дерзостью?

— Вам, ваша светлость, прекрасно известен ответ, — ответил мужчина, явившийся от Вестона.

— Я не имею ни малейшего представления. Так что придется объяснить мне.

Прислушиваясь к перепалке, Джемма поняла, что торговцы слегка робеют перед аристократом и чувствуют себя не в своей тарелке.

Затем какой-то мужчина, стоявший за спинами других, выкрикнул:

— Вы женились не на той невесте, как мы ожидали!

— Ах, какой промах с моей стороны! — с сарказмом произнес виконт. — Впрочем, мне как-то не верится, что все клиенты консультируются с вами, прежде чем направиться с невестой к брачному алтарю.

— Никакие ваши красивые слова не оплатят наших счетов, милорд, — заявил портной, — и мы все поэтому договорились между собой.