Злясь на себя за непомерную тупость, он поднял бокал и осушил его. Ничего удивительного, что Мей порвала с ним.

5

Ночь выдалась не из легких. Малыш успокаивался только тогда, когда Эндрю носил его на руках. Поэтому они ходили и ходили, а Эндрю все думал и думал. В довершение всех несчастий его мучила головная боль, и с десяти, когда Мей отправилась спать, до двух часов ночи он проглотил три таблетки аспирина. Эндрю знал, что боль вызвана в основном затравленным взглядом мисс Мей Поллард.

После двух Алекс издал короткий вопль и шумно засосал кулачок. Срочно нужна соска, решил Эндрю. Но ее не было ни в детской, ни в автомобильном сиденье. Поэтому он решил расширить зону поисков.

— Эй, парень, — прошептал Эндрю, положив сына в кроватку. — Нам нужно найти твою соску, иначе старик отец не сможет тебя успокоить.

Однако его старания ни к чему не привели.

— Потерпи минутку, головастик. Думаю, она спряталась в маминой комнате. Пойду поищу там. — Затем Эндрю совершил нечто непростительное: отделил большой пальчик Алекса от остальных и сунул ему в рот. — Мы же не хотим, чтобы мама услышала, как ты капризничаешь.

Подойдя к спальне, он бесшумно приоткрыл дверь. Однако Мей в постели не оказалось. Шторы на французском окне были раздвинуты. Мей, одетая в голубой халат, стояла, прислонившись спиной к ограждению, и невидящим взглядом смотрела перед собой. Эндрю не был до конца уверен, но ему показалось, что в глазах ее блестят слезы.

Она казалась такой одинокой, что Эндрю опять вспомнил девочку на автобусной остановке. Тяжелое чувство сдавило грудь, и он пожалел, что не может просто подойти и развеять все ее горести. Должно быть, появление собственного ребенка оживило боль, которую ей пришлось пережить в детстве.

Понимая, что не может оставить ее в таком состоянии, и отлично зная, что вызвало призраки прошлого, Эндрю принял мгновенное решение.

— Мей! — весело окликнул он ее.

Она быстро отвернулась, чтобы вытереть лицо. Не дожидаясь ответа и стараясь сохранять шутливый тон, Эндрю заявил:

— Наш парень бунтует — втемяшил себе в голову, что ему нужна только мама.

— Сейчас приду. — Ее голос был тихим и слегка дрожал.

— Он в кроватке. Найдешь?

— Найду.

Эндрю еще несколько мгновений изучал ее, затем закрыл дверь. Стиснув зубы, он шагал по коридору. Все. С него достаточно. Он предоставит ей другую пищу для размышлений. Войдя в детскую, Эндрю взял одеяло и подушку с односпальной кровати и взглянул на сына.

— Будешь сегодня обедать вне дома, парень. Так что потерпи немного, ладно?

Алекс издал возмущенный вопль, но отец решил, что еще минут пять сын обойдется своим пальцем. С одеялом и подушкой под мышкой он отправился на балкон. Стояла чудесная ночь — светила полная луна, и по небу изредка пробегали тучки. Легкий ветерок доносил прохладу с гор.

Балкон был широкий и длинный, повсюду стояли горшки с цветами, и ночной воздух был наполнен их ароматами. То, что доктор прописал. Он придал большому удобному шезлонгу нужное положение, расстелил одеяло и положил подушку. Затем зажег свечи, которые Мей расставила всюду, где только можно.

Когда он вернулся в гостиную, мать с сыном на руках только входила туда. Не дав опомниться, Эндрю увлек ее на балкон. Одарив Мей тем, что считал самой обезоруживающей улыбкой, он объяснил:

— Я обещал парню пикник сегодня ночью. Так что придется тебе помочь мне в этом.

Мей посмотрела на него как на умалишенного.

— Что?

Эндрю показал на шезлонг, который приготовил для нее.

— Сегодня потрясающая ночь, и он просто потребовал, чтобы я устроил ему пикник. Пришлось согласиться.

Мей взглянула на кресло, на свечи, затем снова на него. В ее глазах мелькнула тень — только тень — улыбки.

— Понятно.

Он поудобнее устроил ее в шезлонге и закутал их с сыном в одеяло.

— Как я рад, что ты согласилась! Честное слово, я понимаю, что ужасно вредно во всем потакать ребенку. Но ты ведь знаешь, что это за тиран!

Она наградила его коротким смешком и расстегнула халат. Когда Алекс буквально впился в ее грудь, Мей, нагнувшись, прошептала:

— Думаю, твой папа окончательно спятил, головастик.

Эндрю подтащил поближе другой шезлонг и с удобством устроился в нем.

— Возможно. Хроническое недосыпание кого хочешь сведет с ума.

Ее волосы были распущены и в мерцающем свете свечей отливали старинным серебром. Она смотрела, как ребенок сосет грудь, с такой сосредоточенностью, благоговением и нежностью, что у Эндрю сжалось сердце.

Не глядя на него, Мей мягко произнесла:

— Спасибо за то, что ты здесь. Не знаю, что бы мы без тебя делали.

Эндрю словно ударили в поддых, и прошло немало времени, прежде чем он смог заговорить. И еще он понял, что настало время и ему проявить хоть каплю честности.

— А я не знаю, что делал бы без тебя, Мей, — тихо произнес Эндрю. — Спасибо тебе за то, что подарила мне сына.

Она подняла на него глаза, в которых блестели слезы. А улыбающиеся губы слегка дрожали, когда Мей ласково погладила головку ребенка.

— Пожалуйста.

Этой ночью Эндрю вообще не сомкнул глаз, хотя и мог себе это позволить. Мать и сын заснули в шезлонге, им было так удобно и уютно, что Эндрю не решился будить их. Сам же он шагал и шагал из комнаты в комнату, раздираемый противоречивыми чувствами.

Его жизнь превратилась в полную неразбериху, и он понимал это. Недостаток сна и смертельная усталость заглушили настойчивое сексуальное влечение. Но он оказался уязвимым в других смыслах. Может быть потому, что медленно тлевшая злость больше не защищала его. А может быть, он просто повзрослел за последние дни.

Он хотел ее. И секс здесь был ни при чем. Хотел, чтобы она была матерью его детей, помощником и партнером в делах, чтобы была с ним в хорошие времена и плохие. Он хотел видеть ее каждое утро после пробуждения, хотел спать рядом с ней каждую ночь.

Но между ними словно стояла стена, и ничто не изменится до тех пор, пока ее не разрушат. Даже и после этого, возможно, ничего не изменится. Однако он должен попытаться.

Едва Эндрю принял решение, внутри словно развязался болезненный узел, и паническое настроение покинуло его. Он вышел на балкон и смотрел на спящих до тех пор, пока первые робкие лучи рассвета не позолотили небо. И все это время чувствовал себя так, словно в его мире все, наконец, наладилось.

Было восемь часов утра, когда Эндрю приехал на работу. Несмотря на то, что в эту ночь ему удалось поспать всего лишь час, он чувствовал себя совсем неплохо. Даже почти хорошо. И причиной тому было принятое им решение: он должен начать действовать. Независимо от того, чем это обернется, нужно устранить разделяющую их преграду.

Первым делом Эндрю позвонил в цветочный магазин и попросил срочно доставить по адресу Мей две дюжины белых роз. Второй звонок был знакомому дилеру автомобильной фирмы, которому он заказал полностью оснащенный внедорожник со встроенным детским сиденьем.

Третье… У него мороз по коже пробегал, когда Эндрю думал о третьем. Настолько это было низко и коварно. Мей перестанет с ним разговаривать, если когда-нибудь узнает об этом. Но Эндрю искренне считал, что, если намерен прорвать линию обороны, ему просто необходимо быть готовым к тому, что его ожидает по ту сторону. Существовал только один способ выяснить это, не нанимая частного детектива. И тут Рут Банхилл была его единственной надеждой.

Рут жила через дорогу от Макги, и они с Эндрю учились в одной школе. Они были друзьями тогда и остались ими до сих пор. И Рут была региональным директором службы помощи детям-сиротам и единственным человеком на планете, которому он полностью доверял.

Она ответила почти сразу.

— Привет, Эндрю, как поживаешь?

В ответ раздался тяжелый вздох.

— Энди, что случилось? — поторопила его Рут изменившимся, встревоженный тоном.

Он снова тяжело вздохнул и постучал карандашом по стопке чертежей, лежавших перед ним.

— Я вынужден просить тебя об услуге, но забудь об этом, если моя просьба создаст какие-нибудь проблемы.

— Энди, — сухо сказала она. — Я не сделаю для тебя ничего, что создаст для меня хоть малейшую проблему. Я и так натерпелась от тебя в детстве. Хватит с меня неприятностей, спасибо большое.

Эндрю даже не улыбнулся. Издав еще один вздох, он сказал:

— Речь идет о женщине, с которой я встречался. Я думал, у нас может получиться что-то серьезное, но она порвала со мной прошлой осенью.

— Это, случайно, не мать твоего новорожденного сына?

Он свирепо уставился на телефон.

— Откуда, черт возьми, тебе это известно?

— Эй, я пью кофе с твоей матерью по меньшей мере раз в неделю.

— Проклятье!

— Полегче, полегче, Эндрю!

— Как думаешь, моя мать хоть раз в жизни удержала что-нибудь при себе? — выпалил он.

На другом конце провода отчетливо хихикнули.

— Ну, она не рассказывает мне всего. Например, я не знаю, какого цвета белье на тебе сегодня. — Звук в трубке стал тише, словно она отодвинула ее ото рта. — Мои поздравления, папочка. Ты станешь замечательным отцом.

Искренняя симпатия, звучавшая в ее голосе, вызвала у Эндрю легкий спазм в горле.

— Спасибо. Сын у меня и сам замечательный.

— У нас еще будет долгий разговор о твоем парне, но сейчас давай поговорим о том, что тебя мучает.

Былая усталость снова охватила Эндрю, когда он наконец выложил все.

— Не уверен, брали ли ее под опеку суда. Может быть, нужные записи и не сохранились вовсе.

— Ты знаешь ее полное имя и дату рождения?

Он сообщил ей, а затем добавил: