Мери Каммингс - Подарок

Вот это уже наглость — он пил не так уж и много! Но виски придется привезти.

Она проснулась через пару часов — очень сильно запахло кофе. Открыла глаза — Дел сидел на краю кровати и водил перед ее носом кружкой, исходящей ароматным паром. Увидев, что она уже не спит, убрал кружку подальше.

— Я тебе тоже сделал. Просыпайся как следует, а то обожжешься.

Карен зашевелилась, приподнимаясь. Он отхлебнул кофе и смущенно признался:

— Пока ты спала, я все пирожки доел нечаянно, очень вкусно было.

— Еще напеку, — рассмеялась она, — а где кофе-то?

Дел достал из-под кровати вторую кружку и дал ей. Спросил:

— Где квитанция на Манци? Без нее в доме как-то пусто, и она там очень обижена. Я сейчас съезжу — привезу ее.

— Я с тобой!

— Тогда пей кофе и одевайся!

Сев в застоявшийся в подземном гараже «Крайслер», Карен украдкой погладила пушистую обивку сидения — по нему она тоже соскучилась. Эта машина, в которой Дел когда-то впервые привез ее к себе, была для нее почти членом семьи.

— Ты когда вчера пришел — я подумала вначале, что ты мне снишься. Ты такой взъерошенный был и на себя непохожий.

— Испугалась?

Она опустила голову и помотала ею.

— Боялась, что проснусь — а тебя на самом деле нет... Как ты вообще меня нашел?

— Берни привел, я его... убедил, — объяснил Дел и ревниво добавил: — Тебя с ним видели, он тебя обнимал!

Карен рассмеялась.

— Да он со всеми так — пробует на всякий случай, а то вдруг возможность упустит?! Но послать подальше — так не обижается. Приревновал?

— Само собой.

Она протянула руку и коснулась ссадины на его скуле.

— Это он тебя?

Дел кивнул, с некоторым оттенком самодовольства.

— Ему тоже неплохо досталось. Я там подрался в «Четырехлистнике» — с ним и со всеми остальными. Их человек шесть было... или семь.

— Круто! — хихикнула она. — И кто победил?

— Я, конечно, — его голос был уже откровенно самодовольным. — Только вот куртку там забыл — заедем сейчас, заберем. И по голове получил — бутылкой.

Карен освидетельствовала шишку, дотронувшись до нее тоненькими прохладными пальцами и ласково поерошив волосы.

— А что там Берни твердил — он тебе должен, что-то в этом роде?

— А-а, это, — она замялась, — только ты Маку не говори. И Томми не стоит. Я у него нож взяла.

— Какой нож?

Она явно чувствовала себя неловко. Дел похлопал ее по колену.

— Ну ладно, давай, рассказывай!

— Понимаешь, мы с ним немножко знакомы были. Он жил в том же доме, где мы с Мэдди квартиру снимали, только этажом выше, и иногда нас подвозил — если по пути было. Потом я оттуда уехала и несколько месяцев его не видела. А когда меня арестовали — за пару недель до того, как... как я в больницу попала — я тогда в участке сидела и ждала, пока протокол отпечатают, и вдруг вижу — нескольких парней ведут, и среди них — Берни. Он меня заметил, и когда мимо проходил, кому-то из копов на ногу наступил — явно нарочно. Тот ему врезал, Берни упал — прямо на меня, и мне быстро нож на колени сунул. Я сразу его прикрыла курткой, никто и не заметил. Ну, Берни через пару часов отпустили, раз он чистый был, — она пожала плечами. — Вот и все. Понимаешь, ему тогда уже восемнадцать исполнилось и мальчик больно хорошенький...

— Он что, тебе нравился? — ревниво спросил Дел.

Карен вздохнула.

— Да пожалела я его.Такого мальчика во взрослой тюрьме... — она не стала договаривать.

Зайдя в «Четырехлистник», Дел увидел, как застыла перекошенная физиономия бармена.

— Не бойся, я не дорогу спрашивать. Куртка моя где?

Тот, ни слова не говоря, принес куртку, недоверчиво поглядывая, словно сравнивая этого пижона в дорогом костюме со вчерашним громилой. Делу стало смешно.

— Ну, пока. Я Берни пару сотен дал — за стулья. и за остальное развлечение — заберешь у него. Может, забегу еще как-нибудь вечерком.

Манци ехала домой на заднем сидении, в клетке — по-прежнему обиженная. Карен сидела рядом и пыталась с ней разговаривать, но кошка, надувшись, отвернулась и сделала вид, что не слышит.

— Дома помиритесь, — рассмеялся Дел, — я бы тоже в клетке сердился.

Тогда она переключилась на него — стала кончиками пальцев ерошить волосы на затылке, пытаясь заглянуть ему в глаза через зеркальце.

— Не хулигань! — он тряс головой и тщетно пытался не смеяться. — Давай лучше что-нибудь на ужин купим?! Побольше и повкуснее — хочешь?

Карен хотела, как всегда — впрочем, он в этом и не сомневался.

К ужину Дел купил шампанское — розовое и не очень сухое, как она любила, и лишь потом вспомнил, что беременным, кажется, пить нельзя. Но было уже поздно — он не сомневался, что Карен углядела бутылку в одном из свертков, погруженных им на заднее сидение и утаить ее теперь не удастся.

Она снова пересела вперед и продолжала хулиганить — незаметно поглаживала его по колену, невинно смотря прямо перед собой на идущие впереди машины. Его тело начало реагировать на прикосновения почти сразу же — слишком остро для этого времени и места — и Дел прекрасно понимал, на что она намекает, но все-таки счел нужным поинтересоваться:

— Слушай... извини, а тебе это не будет вредно... в твоем положении?

— Ничего, оно совсем-совсем некрепкое, — она отвернулась, вроде бы засмотревшись на какую-то витрину, но Дел явственно расслышал сдавленное хихиканье и обиделся.

— Почему — «оно»?!

— Ну... шампанское — оно же слабенькое, — Карен посмотрела на него круглыми, чересчур невинными глазами.

— Я не про шампанское. Нахальная лапка сдвинулась выше, на бедро — еще не хватало врезаться в кого-нибудь! Слава богу, дом совсем рядом.

— А вот кофе много нельзя. Или ты про пирожки? — она уже откровенно дразнилась, прекрасно понимая, о чем он спрашивает.

— Я тебе покажу — пирожки!

— Прямо здесь? — этот наглый вопрос был последним издевательством, которое Дел выдержал уже на подземной стоянке.

В лифте он притиснул Карен к стенке, прижавшись к ней всем телом — и получил, наконец, ответ.

Пока она открывала клетку, он терпеливо стоял рядом. Манци выскочила пулей и забилась под кровать. Карен хотела пойти помириться с ней, но больше он не дал ей сделать ничего. Повернул к себе, держа за плечи, и сказал — почти спокойно, хотя глаза светились сумасшедшим весельем:

— Подразнилась? А теперь моя очередь!

Карен не успела опомниться — он сжал ее так, что она чуть не вскрикнула, и поцеловал. Кончик его языка раздвигал ей губы, проникал внутрь, сплетался с ее языком — и отступал, чтобы через секунду снова вернуться — словно пытаясь свести ее с ума этим неистовым поцелуем. Она застонала — внезапно Дел отодвинулся, переводя дыхание, и спросил:

— Ну, как? Слабенькое?

Зарывшись пальцами ему в волосы, Карен притянула его к себе, потерлась об него бедрами — и он опять поцеловал ее, еще более жадно. Подхватил на руки, пронес несколько шагов до ковра и выдохнул:

— Так что там у нас некрепкое?

Она рассмеялась коротким чувственным смешком, похожим на стон, и потянулась к нему, нетерпеливо расстегивая все пуговицы, на которые натыкались ее пальцы — на нем, на себе — стремясь избавиться от всего, что еще разделяло их и мешало ей почувствовать его тепло.

А потом не осталось ничего, кроме прикосновения его горячих губ, прохладных мягких волос, скользящих по ее телу и напряженных мышц под руками — Карен не могла бы стоять, если бы не держалась за его плечи. Его губы скользили все ниже и ниже, заставляя ее стонать и вздрагивать, но не давая дойти до грани освобождения, и ей сейчас казалось, что это сон — прекрасный и мучительный, потому что лишь во сне мучение может быть таким сладким.

Дел медленно опустился перед ней на колени и прикоснулся открытым ртом к золотистым волосам. Резко выдохнул — это горячее дыхание обожгло ее и заставило все мышцы ослабеть — помог ей лечь на ковер и снова поцеловал. Он больше не ласкал ее, теплая рука просто лежала на животе — но этого было достаточно, чтобы по всему телу пробегали горячие волны.

Губы скользнули ниже, продвигаясь к тому месту, которое горело, словно его выдох оставил там огненные искры, продолжавшие тлеть и готовые вспыхнуть пожаром.

Зажмурившись, не в силах выдохнуть, Карен замерла, когда его язык коснулся самой чувствительной точки ее тела, всегда отзывавшейся на его ласку — еще раз коснулся и еще... Выгибаясь навстречу его прикосновениям, она постанывала и вскрикивала, умоляя его продолжать — и он ловил каждый крик, каждый вздох, словно прекрасную симфонию страсти, творцом которой был.

Неожиданно он отстранился, тяжело дыша. Она открыла глаза, беспомощная, недоумевающая — именно этого Дел и ждал, чтобы мучительно медленно, пристально глядя ей в лицо, войти в нее. Подался назад — Карен застонала от охватившего ее нестерпимого чувства пустоты и потери.

Все его намерения не спешить, подождать немного, растянуть удовольствие были забыты. Он двигался резкими, настойчивыми и размашистыми толчками, врываясь в нее все глубже и глубже, почти выходя — и снова возвращаясь, слегка вращая бедрами, словно ввинчиваясь в ее податливую и упругую плоть.

Внезапно ее глаза широко открылись, по телу прошла судорога — и только тогда он позволил горячей волне захлестнуть и себя, теряя дыхание и прильнув губами к золотистой родинке на плече.

Прошло несколько минут, прежде чем он понял, что лежит на Карен всем весом. Приподнялся, чтобы не раздавить ее, услышал недовольный стон и испугался:

— Больно?

— Ты был еще внутри — так хорошо...