Осторожно расчесывал волосы, убирал их в сторону — подальше от волдырей. Мазал нарывы лекарством. Пару раз в день, когда она ненадолго приходила в себя, водил ее в уборную и терпеливо караулил под дверью, боясь, что она снова — прямо там — потеряет сознание. Поил, давал таблетки.

Иногда она открывала глаза, пыталась говорить, даже улыбаться, забывая, что уже спрашивала об этом, беспокоилась, поел ли он и покормлена ли Манци, и снова отключалась.

Кошка ходила за Делом по пятам и заглядывала в глаза, словно спрашивая, почему же все не так. Когда уставала, ложилась на кровать, так, чтобы видеть и Карен и его.

На вторую ночь у Карен начался бред, она извивалась всем телом, пытаясь избавиться от нестерпимого зуда и жалобно тоненько плакала, не приходя в себя. Выключив свет, Дел растянулся рядом с ней на кровати и взял ее за руку — больше он ничем помочь не мог.

Плач постепенно затих, и Карен перестала вздрагивать. Внезапно она сказала, негромко, но вполне трезвым голосом:

— Дел, ты не спишь?

Он включил ночник — широко открытые глаза блестели лихорадочным блеском, но смотрели на него вполне осмысленно.

— Ты... как ты? — Дел вскочил, чтобы дать ей таблетку, пока она может ее нормально проглотить. Он все время панически боялся, что Карен подавится или захлебнется и ловил моменты, когда она была в сознании, чтобы напоить ее и дать лекарство.

— Бывало и получше, — она попыталась улыбнуться, — бывало и похуже.

Приподнялась, проглотила таблетку, попила и устало вытянулась.

— Есть хочешь?

— Нет, а ты поел?

Он улыбнулся, чтобы успокоить ее.

— Да, и Манци кормил, и песок менял, все в порядке. Потерпи, скоро все это кончится. Врач сказал, что три дня будет тяжело, а уже второй кончился. Ты просто потерпи, ладно?

Она закрыла глаза. Дел осторожно дотронулся до ее щеки — ему показалось, что она уже не такая горячая, и подумал, что Карен снова без сознания, когда она вдруг тихо сказала:

— У тебя руки теплые... Намучился ты со мной.

— Все в порядке, это не трудно, — он попытался рассмеяться, — ты очень послушный пациент.

Карен уже не слышала, снова погрузившись в забытье.


На четвертое утро Дел, наконец, увидел признаки обещанного улучшения — температура упала и Карен была в сознании. Выглядела она ужасно — все нарывы вскрылись и пламенели на побледневшей коже, говорить еще почти не могла, двигаться — тем более, но глаза стали живыми и любопытными. Впервые за четыре дня она поела. Дел сварил по найденной на секретере кулинарной книге яйцо всмятку и скормил ей с ложечки. А вечером она притянула к себе его руку, уткнулась в нее лицом и мирно проспала до утра.

После этого она быстро пошла на поправку, и стала абсолютно несносной. Все время хотела мыться, что было категорически запрещено, пока не заживут все нарывы. Ныла, что чувствует, как от нее воняет, морщила нос и делала вид, что ее вот-вот вырвет. Дел напрасно урезонивал ее и объяснял про шрамы. У нее был свой аргумент: «Я вся липкая и противная!»

Она хотела кофе, что тоже не рекомендовалось. Хотела вставать и сама готовить завтрак, хотя еле стояла на ногах.

Дел терпеливо сносил все ее капризы, радуясь, что она, наконец, ест с аппетитом. Заказал в магазине всякие деликатесы и.с удовольствием кормил ее. Выйти из квартиры было нельзя, она могла бы тут же побежать в душ. Продолжал обтирать ее мокрой губкой. Карен извивалась, хихикала и пищала, что губка холодная и ей щекотно.

Ее смешило полное отсутствие у него кулинарных талантов и его неуклюжие попытки приготовить яичницу по кулинарной книге (правда, яичницу она слопала в момент, хотя та была пережарена).

Манци изрядно соскучилась за те дни, что на нее не обращали внимания, и решила продемонстрировать всем свои способности — вскарабкалась на занавеску, повисла на высоте метра два, зацепившись когтем, и начала истошно орать, чтобы ее немедленно спасли.


Карен очень похудела, веснушки, казалось, выцвели и были почти не видны на бледной, полупрозрачной коже. Понемножку она начала вставать, ходить, даже готовить что-то, но Дел зорко следил за ней, пресекая любые попытки спрятаться в ванной и тайком вымыться.

С тех пор, как она начала выздоравливать, он спал на диване, считая, что она еще слишком слабенькая, и он должен дать ей возможность окрепнуть, но в тот же день, когда врач разрешил ей, наконец, принять душ, Карен заявила, что абсолютно здорова и ей холодно спать одной. Говорила она это весело, но в глазах ее Дел заметил тревогу и невысказанный вопрос: а не разонравилась ли она ему такая — похудевшая и бледная?

И он, как всегда с ней, послал к черту все благие намерения, а утром проснулся с ощущением счастья, потому что на плече его доверчиво устроилась теплая щека с маленьким красным пятнышком от зажившего нарыва.



ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ


Через пару недель Карен чувствовала себя уже совсем здоровой, но Делу казалось, что она все еще выглядит бледной и быстро устает, поэтому однажды вечером он предложил:

— У меня есть маленький домик в Мэриленде, на озере. Давай съездим туда на пару недель?

Она заулыбалась, как ребенок, которому пообещали мороженое.

— Давай! Только... а Манци?

— Что-нибудь придумаем!

Они выехали через три дня. Кошку даже не пришлось отдавать в пансион, она просто осталась дома, а жена управляющего обещала ежедневно кормить ее и менять песок.

Всю дорогу Карен оглядывалась по сторонам, ей все было интересно.

— Ты что, здесь никогда не была? — удивленно спросил Дел, сам-то он проезжал здесь сотни раз.

— Нет, только по телевизору видела. Я вообще мало где была.

— А откуда ты?

Она коротко ответила:

— Из Чикаго.

Дел помнил, как она когда-то рассказывала ему, что приехала в Чикаго, когда ей не было и восемнадцати лет, но решил не переспрашивать и не уточнять, поняв по интонации, что задел за какое-то больное место.

Некоторое время Карен молчала, глядя в окно, но потом увидела лошадь и вновь заулыбалась и ожила.

Часам к пяти, еле двигаясь по заросшей лесной дороге, они подъехали к маленькому деревянному домику, стоявшему на берегу небольшого лесного озера. Дел открыл дверь, затащил внутрь припасы и сказал:

— Сейчас я запущу движок и будет электричество. Заходи, отдохни внутри.

Карен подошла к берегу, присела на корточки, потрогала воду — холодная! — и огляделась.

Озеро было круглое, как блюдце, и очень маленькое — казалось, до противоположного берега ярдов сто, не больше. Со всех сторон его окружал лес, сосны подходили почти к самой воде, темной и неподвижной. Дорога, по которой они приехали, упиралась в поляну, где стоял домик.

Было совсем тепло и даже не верилось, что еще только февраль и до весны далеко.

Она пошла вдоль берега, по песчаной полоске на границе воды, вдыхая запах хвои и наслаждаясь ощущением покоя, царившим вокруг. Такой тишины она давно уже не помнила, только где-то далеко каркала ворона. Потом со стороны домика послышался шум движка, значит, Дел с ним уже справился, — и стук топора.

В доме было сыро и холодно, куда холоднее, чем на улице, но на маленькой кухоньке уже горел свет. Дел стоял на коленях у печки и подкладывал дрова. В джинсах, растрепанный и голый до пояса. Карен поежилась, ей было холодно даже смотреть на него. Заметив ее, он улыбнулся и спросил:

— Ну как, нравится?

— Очень! — искренне ответила она, имея в виду не столько дом и озеро, сколько его самого. Именно такой, взлохмаченный и веселый, он нравился ей больше всего. Подошла и присела рядом, заглядывая в печку, — огонь уже занялся, поленья, разгораясь, потрескивали и дымились.

— Ну вот, скоро будет тепло, — Дел с довольным видом кивнул.

От него так приятно пахло — смолой, и дымом, и еще им самим и мокрым лесом, что Карен не выдержала и, подавшись вперед, потерлась лицом о теплое мускулистое плечо. Он рассмеялся, схватил ее и опрокинул себе на колени, весело глядя сверху.

— Перестань, я же весь липкий и противный, так ты, кажется, говорила?

Она с наслаждением вдохнула его запах и куснула гладкую грудь, точнее, сжала кожу губами, щекотно проведя по ней языком.

— Я про себя так говорила, а ты вкусный и солененький. И лесом от тебя пахнет, — она куснула еще раз.

Продолжая смеяться, он встал, поднимая и ее.

— Карен, хватит, тут же нет ковра. Она тоже рассмеялась.

— А что есть? — вскинула руки ему на затылок и поцеловала в шею, чувствуя, что он совсем не против.

— Кровать. Очень удобная, с гарантией.

— А ты откуда знаешь?

Дел сделал вид, что смутился, но потом снова рассмеялся.

— Милая моя, я когда-то сюда возил девушек, давным-давно, когда тебя еще и на свете не было.

— Так давно? А может, кровать уже и не удобная?

— Сегодня опробуем, — Дел вздрогнул, почувствовав, как она лизнула ему мочку уха, — как только комната согреется.

Карен потерлась об него и поцеловала в грудь, слегка прикусив сосок. С ней происходило что-то странное, непонятное ей самой, внезапно и неудержимо, до боли, до головокружения, она захотела его, и не в силах была этого скрыть.

Такой он еще никогда ее не видел. Обычно она лишь предлагала, но не требовала, и лаская ее, Дел чувствовал, как постепенно пробуждается ее желание, а сейчас сама тянулась к нему, дрожа и изнемогая.

Он поцеловал ее, прижав к себе одной рукой, и когда их языки встретились, его словно ударило током. Свободной рукой сжал ягодицу, ловя губами вырвавшийся стон — отстранившись, коленом раздвинул ей бедра, погладил между ногами. Задыхаясь, еле держась на ногах, Карен попыталась сквозь тесные джинсы потереться об эту руку и с трудом выдохнула: