Роман Волков - Подарки ревности

3 февраля в 04:12

Ах, как было бы здорово, если бы мечта продолжалась! Ни Зины, ни Германа не существует, или они сами по себе, или, что еще лучше, любят друг друга. Емельян приносит ее в избушку, где никого больше нет, раздевает, растирает полотенцем… Потом сам срывает с себя футболку, остается с голым торсом, льет на руки водку и растирает ей ноги…

Но сказка кончилась. Когда Емельян, спотыкаясь, подбежал к турбазе, его уже ждали парни и дядьки из команды киношников. Были там и Макс с Зиной и Катюшей. Марго быстро перехватили киношники и понесли в баню. Последнее, что она увидела, как Зина в своей короткой белой шубке обняла Емельяна и тихо сказала:

– Герой. Мой герой. Только мой, – и поцеловала, уж, конечно, по-настоящему, в губы.

А потом приехал на снегоходе Герман, весь заиндевевший и заплаканный. Бородатые киношники даже не подпустили Германа к Марго, уложили ее на стол и стали растирать все тело шершавыми варежками. Было совсем не так, как в мечтах: ласково, бережно и заботливо. Наоборот, терли сильно, быстро и жестко, при этом курили вонючие сигареты и матерились на Германа, который суетливо носился вокруг стола. Кровь, наконец, начала поступать в обмороженные ноги, и это принесло невыносимую боль. Марго даже не ожидала, что это будет настолько больно. Ноги стало ломать и разрывать.

Она терпела, сколько могла, изо всех сил сжимая зубы, пока бородатый здоровяк Леша, представившийся как гаффер [21] , не сказал:

– Ты тут нам давай в Зою Космодемьянскую не играй. Мы не гестаповцы. Если ты Германа стесняешься – мы его выпроводим. Ори и плачь, не надо терпеть, так боль быстрее пройдет.

Марго, конечно, стеснялась и Германа, и самих троих осветителей. Хотя им было давно за сорок, чуть помладше папы, и обращались они с ней как с дочкой. При них можно было бы пореветь…

– Герман! – крикнул Леша. – Прости, старик, что нарушаем субординацию! [22] Но сейчас тебе лучше выйти!

– За дверь! – добавил другой осветитель, тоже толстый, бородатый и с проседью в волосах, и картинно указал пальцем на дверь.

Герману пришлось подчиниться. Он вышел, опустив голову и сжав кулаки. Леша подошел к большому магнитофону и включил радио на полную громкость.

– Теперь можешь орать, – сказал второй осветитель. – Знаю, что очень больно. Обморожение у тебя, девочка.

И они снова принялись растирать ноги Марго, и она перестала сдерживаться, плакала и кричала. Потом девушку отвели в парную, и наконец, боль прошла, и по всему телу разлилось блаженное тепло.

В парилке сидел Емельян, который тоже никак не мог отогреться. Но у него обморожения не было, только слегка прихватило и обветрило щеки.

– Спасибо, – сказала Марго.

– Ой, хватит, малыш, – ответил он, вытирая пот с раскрасневшегося лба. – Любой бы поступил так же.

– Любой – да не любой.

– Ну, мне просто повезло, что первым тебя нашел. Случайно свернул в ту сторону, кочки объезжал.

Он потрепал Марго по плечу, абсолютно по-братски, словно и не было никакого поцелуя и Марго не кричала, что его любит. Да и малышом он ее назвал тоже как-то по-братски.

– Марго…

«Неужели сейчас скажет что-то вроде «мы просто друзья»…» – с ужасом подумала Марго.

– Марго, да все в порядке, – улыбнулся Емельян. – Я… правда не знаю, что тебе сказать. Ты ждешь от меня ответа какого-то, так ведь?

Марго кивнула, глядя в сторону. Смотреть на Емельяна ей было тяжело, особенно когда стало ясно, что ничего хорошего этот разговор не принесет.

– Ну, что сказать, я, наверное, тоже тебя люблю. По-братски.

Марго закусила губу. Странно это все было. Нелепо. Они сидят вдвоем в темной парилке, полуголые, мокрые и говорят о братской любви.

– У тебя с Зиной… ну… серьезно? – спросила Марго шепотом. Голос как-то засох, и слова из горла выходили с большим трудом.

– Марго, я не хочу, чтобы у меня что-то с кем-то было серьезно. Кроме моей работы и моих друзей. Мне двадцать лет! Какие еще серьезности! Нет-нет! Только глупости и приятное времяпровождение. И все. Этого не надо ни мне, ни Зине. Ни тебе.

Марго протерла полотенцем вспотевший лоб. Все было понятно, и главное – честно.

– А вот мои друзья – это по-настоящему. И я их люблю по-настоящему. И они меня. И я готов ради них на что угодно: потому что люблю. Так что… Я люблю и хочу тебя любить как друга. Потому что с тобой тоже по-настоящему. Я это вижу. Давай не будем все портить этой ерундой.

У Марго на глазах опять проступили слезы.

– Я… я просто хочу быть для тебя не только другом, – сказала она. Это было мучительно тяжело, но она – смелая и сильная – смогла это сказать.

– Сперва стань другом, – усмехнулся Емельян. – А там посмотрим.

– Я… я все отдам ради тебя… – прошептала Марго.

– Я тоже, – улыбнулся он. – Иначе что же это за дружба? – наконец он встал с полки и набросил на себя полотенце. – Идем! Время уже много, пора спать. Эмоций было море, ты сейчас быстро вырубишься. Да и я тоже.

В домике, где они все должны были спать, все оживленно болтали. Когда вошли Емельян и Марго, все побежали к ним и стали обнимать. Герман чуть не плакал.

– Марго, Марго, – кричал он, в сотый раз повторяя одно и то же. – Я… я так боялся, что с тобой что-то случится! Прости, прости! Я правда не понял, что ты слетела! Емель, спасибо, что ее нашел!

А Зина обняла Емельяна и терлась об его щеку своим лбом.

Одноместные кровати все же решили сдвинуть, но между ними оказались огромные щели. Чтобы согреться, все легли спать в одежде да еще укрылись толстенными одеялами. Марго это более чем устроило. Герман лишь взял ее за руку и дышал в плечо. После непродолжительных перешептываний все быстро заснули.

А вот Марго не спалось. Она отвернула голову от Германа и слушала дыхание Емельяна.

«Я люблю и хочу тебя любить как друга», – сказал он. Самое главное – понять, что именно он имел в виду. Впрочем, уж она-то знала, что такое настоящая дружба. Что такое команда, что такое чувство локтя, что такое «сам погибай, а товарища выручай», ведь она прожила всю свою жизнь с дворовыми пацанами. Емельян это тоже понимал и не хотел менять на романтические прогулки при луне.

Впрочем, немного погулять при луне с Зиной он мог, но Зина – далеко не глупая гламурная кукла. И самое важное, Емельян ей был нужен так же, как и она ему – просто для романтического развлечения.

А Марго хотела быть с ним по-настоящему, на всю жизнь!

Впрочем, все уже сказано. Сперва надо стать настоящим другом Емельяна. В самом деле, что за любовь, в которой нет дружбы?

Запись Марго из ее дневника со странички Margo_the_sunny.livejournal.com

Запись закрыта для чтения посторонними, комментарии отключены.

19 февраля в 14:54

Когда ты вдруг находишь то, что искала всю жизнь, то от счастья можно сойти с ума. Потом, конечно, к этому привыкаешь, но самые первые дни ты ходишь от радости как в тумане. Эх, какое все-таки странное существо – человек, и как было бы здорово, если бы этот восторг длился вечно! Может, мне это удастся, потому что у меня есть одно самое волшебное в мире средство – любовь.

Какая-то беспросветная чушь. Дурной сон. Что он делает рядом с ней? Что я делаю рядом с Германом? Все же должно быть наоборот! Я – с ним, а она – с каким-нибудь своим богачом на «Феррари» или «Ламборджини».

Как же я устала. Как я хочу, чтобы кто-то там наверху повернул свой маленький рычаг и все встало на свои места. Чтобы Емельян, наконец, все понял. Чтобы у него открылись глаза на эту Зинку. Ну картинка, ну красивая. А я некрасивая, что ли? Что ему надо вообще? Зинка-картинка. Ну рифма удачная, не больше. А так стерва стервой.

Как вот еще Герману все сказать, чтобы не обидеть. Я не люблю его. И не полюблю. Жаль, что так вышло, что я встретилась с ним, когда еще не знала Емельяна. Дура! Дала слабину, подумала – а вдруг? Вдруг это я себе придумала идеальную любовь к идеальному Емельяну? А вдруг надо спуститься на землю и настоящее – это Герман?

Да ну, откуда вдруг?! Какое вдруг! Какое настоящее?! С каких это пор голова говорит «настоящее», а сердце – «выдумка»?!

Дура набитая. Все плохо. Теперь еще с Германом говорить. Уже мог бы сам все понять. Сам все понять… Мне надо сделать так, чтобы Емельян сам все понял! Точно! Но как?..

Закончился февраль, наступил март.

«Конечно, – думала Марго, было бы здорово, если бы сказка продолжилась, и все с того памятного дня стало по-другому. Например, Герман стал бы отдаляться от нее, после того как она по его вине (ну а по чьей же?) чуть не замерзла».

Зато Емельян, наоборот, стал бы более чуток и внимателен к Марго, к той, которую он спас и которая призналась ему в любви в самый романтический момент. Зина, поняв, что между ее парнем и Марго вспыхнула настоящая любовь, начнет встречаться с ним все меньше и меньше.

Но мечты – одно, а реальная жизнь – совсем другое. Марго поняла, что даже если бы ничего не изменилось, то было бы не так уж и плохо. Однако все стало еще хуже: Емельян стал чаще встречаться с Зиной, и у Германа закончились экспедиционные съемки, он вернулся в Москву и взял в привычку приходить к университету все чаще и чаще.

Марго почти месяц отходила от случившегося, и все это вгоняло ее в ужасную депрессию, из которой не было видно никакого выхода. Все усиливала ужасная ревность, она ненавидела Зину и сама же на себя злилась из-за этого. Самое обидное, что поговорить ей было не с кем, Алсу тоже стала ее раздражать из-за своей манеры общения.

Ворочаясь в своей кровати, Марго вспомнила слова Мамая про уроки жизни. Да, урок был такой, что выучишь на всю жизнь. Как она смеялась над Васяном и Никитосом, когда они, лучшие друзья, так ревновали ее друг к другу, что были готовы из-за небрежного взгляда сцепиться в драке не на жизнь, а на смерть! Как она всем постоянно говорила: «Ревновать нехорошо» или «Не будьте собственниками»! А вот когда сама угодила в цепкую ловушку любви, сдобренную тем, что парень, в которого ты влюблена, встречается, обнимается, целуется с другой, – все сразу стало выглядеть совсем иначе…