Лина Озерова - Подари мне Воскресенье

Высокая стройная девушка выскочила из дверей небольшого особнячка, почти вплотную примыкающего к высотке Нового Арбата, стремительно сбежала по ступенькам, на ходу застегивая молнию куртки. Через минуту выскочила другая, рыжая, и колобком покатилась следом. Догнала подругу, попыталась ее остановить, хватая за руку, а потом засеменила рядом, жалостливо заглядывая высокой в лицо:

— Ася! Аська! Да брось ты… Ну подожди, подожди, ты чего?

Но Ася почти не слышала бормотания запыхавшейся Нинки. Ей-то хорошо говорить, Нинка — признанная актриса, «звезда», в ней сразу определили «характерную», уж в ее-то таланте никто и не сомневается!

Больше всего на свете сейчас Асе хотелось убежать подальше от этого старого здания, еще недавно казавшегося ей самым лучшим зданием на свете, убежать от привычной и теперь уже ставшей чужой суеты училища, от друзей-приятелей, допущенных в сладкий актерский мир, и как можно скорее спрятаться в безликой толпе на многолюдном Новом Арбате.

В общем, случилось то, что не было неожиданностью ни для Нинки, ни для самой Аси. Уже после первых двух месяцев учебы стало совершенно ясно: актрисы из Аси при всем старании не получится. И педагоги, и студенты даже удивлялись, каким чудом ей удалось выдержать такой трудный конкурс и благополучно пройти три вступительных тура. Асе не удавались элементарные вещи: движение, этюды, даже голос на занятиях по технике речи становился каким-то чужим, бесцветным и плоским, лишенным абсолютно всех модуляций. Она была страшно «зажата», и никто ничего с этим сделать не мог, даже руководитель их курса, опытный театральный педагог. «Бедная, бедная Ася! — читала она в глазах сокурсников. — А ведь такая хорошенькая! За это ее, наверное, и приняли…»

Вот уж правда — внешность тогда была ее единственным достоинством. А уже к весне от постоянных неудач Ася как-то поблекла, посерела, потеряла уверенность в себе. Даже ее чудесные каштановые волосы, которыми она раньше так гордилась, кокетливыми завитками обрамлявшие ее миловидное личико, теперь выпрямились и висели унылыми сосульками. Глаза стали какими-то тускло-коричневыми, и даже ямочка на правой щеке куда-то исчезла. Милая ямочка появлялась на Асином лице только тогда, когда улыбалась, а улыбалась она теперь редко…

— Ась, ну куда ты, Ась, ну подожди, в самом деле!

Нинка не отставала.

— Ась, давай поговорим спокойно!

Ася остановилась и посмотрела на Нинку:

— Слушай, дай мне побыть одной!

— Не дам! — решительно ответила та. — Тебе сейчас не рыдать и причитать нужно, а думать, что дальше делать.

— Ты, конечно, лучше всех знаешь, что мне нужно! — раздраженно выкрикнула Ася, но вдруг ее злость сразу прошла.

— Знаю, конечно. — Нинка взяла Асю под руку и потащила к столикам под навесами. — Давай посидим, выпьем чего-нибудь и спокойно обсудим ситуацию.

Ася покорно пошла за подругой. В их дуэте Нинка всегда лидировала, а Асе оставалось лишь подчиняться. Не то чтобы она была безвольной — совсем нет, характер у Аси, пожалуй, был посильней Нинкиного. Просто бороться с неуемной энергией подруги было абсолютно бессмысленно. Ася давно поняла: ей проще уступить, а потом тихо сделать по-своему.

Нинка купила два хот-дога и две бутылки пива, налила себе пластиковый стаканчик почти до краев и выпила в два глотка:

— Уф, упарилась бежать за тобой! Такая жара, прямо как в пустыне! Ты что не пьешь, не хочешь?

Асе кусок в горло не лез.

— Ну что ты скукожилась? — продолжала утешать Нинка. — Из училища выгнали — так ведь это еще не конец света! Жизнь не кончена, понимаешь?

Нинка решила сменить тактику. Конечно, сейчас глупо было бы утверждать, как раньше, что все еще наладится и из Аси обязательно получится хорошая актриса. «Ну разве ей объяснишь?» — подумала Ася. Для нее-то как раз жизнь действительно кончена. Что она теперь? Домой в Новгород, к маме, ни за что не вернется. Ужасно стыдно было возвращаться после такого провала. Ася уже представляла, как мама подожмет губы и скажет: «Я же тебя предупреждала!» Она с самого начала была решительно против Асиной затеи стать актрисой. «Если уж ты так хочешь учиться в Москве, выбрала бы себе что-нибудь поприличнее. Поступай на экономический — это всегда хлеб. А актеров у нас пруд пруди, и все безработные». Когда Ася поступила-таки в Щукинское, мама даже не обрадовалась, а как-то неприятно удивилась. Вообще дома Ася чувствовала себя лишней — она была старшей дочерью от первого, неудачного брака и своим существованием постоянно невольно напоминала матери об «ошибке молодости». После исчезновения Асиного отца мама вскоре снова вышла замуж, и у Аси появились сестра и брат, забравшие всю материнскую любовь. Отчим, человек строгий и нелюдимый, относился к Асе спокойно-равнодушно, терпел ее присутствие, и только… Нет, домой, в Новгород, она ни за что не вернется! Нинка словно читала ее мысли:

— Домой ты не поедешь, это ясно, — задумчиво сказала она. — Тебе там делать нечего. Можно попробовать поступить на театроведение.

Ася пожала плечами:

— Думаешь, я успею? Конкурс уже прошел.

— А может быть, еще нет. Надо завтра же узнать. Если прошел, поступишь на следующий год.

Нинка оптимистка. Господи, как хорошо, что у Аси хотя бы есть Нинка!

— Поживешь пока у меня, — продолжала размышлять подруга. — Мои все лето на даче. А потом с жильем что-нибудь придумаем.

Ася грустно улыбнулась. Оптимизм оптимизмом, но до сентября ей надо было решить, как жить дальше. А жить, честно говоря, сейчас вообще не очень-то хотелось. Зачем? Она ни на что не способна и никому не нужна, весь мир против нее…

Не открывая глаз, Ася сладко потянулась и перевернулась на другой бок. Даже во сне ее не покидало чувство счастья и покоя — удивительное ощущение, особенно если учесть, что ей пришлось пережить за последнее время. Но теперь, слава богу, все позади.

Проблемы, казавшиеся неразрешимыми всего пару месяцев назад, теперь волновали ее так же, как монголо-татарское нашествие многовековой давности.

В полудреме Ася протянула руку, чтобы снова прикоснуться к сильному телу мужчины, теперь надежно защищавшему ее от враждебного мира. К красивому, загорелому телу мужчины, ставшего вчера законным Асиным мужем.

Рука словно в пустоту упала на холодную простыню.

Сон мгновенно улетел. Ася села на постели и недоуменно уставилась на смятую подушку — здесь, рядом с ней, должен был лежать Павлик, потом перевела взгляд на часы, висевшие против кровати. Половина восьмого, вставать еще рано… Но может быть, он уже встал?

— Павлуша, — позвала она мужа, сначала тихо, потом громче. — Павлуша, милый, ты где?

Ни ответа ни привета.

Ася соскочила с кровати.

— Павлик!

Тишина.

Забыв накинуть халат, Ася вышла из спальни и остановилась в начале длинного коридора. Судя по всему, громадная квартира была абсолютно пуста. Нигде ни звука ни шороха. Асе вдруг стало по-настоящему страшно.

— Павлик! — снова позвала она. Голос прозвучал громко и жалобно, но муж не отзывался. Тогда она двинулась по коридору вперед.

Сначала Ася проверила ванную, туалет и кухню. Везде идеальный порядок, но никаких следов пребывания мужа. Потом были обследованы все три комнаты одна за другой — тоже безрезультатно. Комнаты выглядели так, словно это была не жилая квартира, а выставочная модель из каталога, — безупречно и неодушевленно.

Ася кинулась к телефонному аппарату, набрала номер мобильного Павла. Гудок в трубке — и одновременно где-то в глубине квартиры заиграла мелодия румбы. Ася положила трубку рядом с телефоном, пошла на звук — в спальне на тумбочке под раскрытым журналом лежал телефон Павла. Муж забыл мобильный дома? Но Павлик никогда ничего не забывал…

Ася снова направилась в ванную. Что-то там было не так, какая-то неуловимая неправильность, которая сразу не бросилась в глаза. Впрочем, в чужом месте все кажется неправильным, а эту новую квартиру Ася еще не считала своей.

Включив верхний свет, а заодно и подсветку у большого зеркала над раковиной, Ася оглядела новые белые полки. Жидкое мыло, пенка для лица, крем «Джонсон и Джонсон» дневной и ночной — она сама его сюда поставила — соль Мертвого моря и прочие косметические принадлежности… Чего-то не хватало, чего-то важного, что было еще вчера. Чего-то… И вдруг до Аси дошло: с верхней полочки исчезли жиллетовская пена для бритья и туалетная вода «Армонти». Она стала лихорадочно открывать дверцы шкафчиков — пропала бритва и воск для укладки волос, которыми пользовался Павел. Пропало все, что имело хоть какое-то отношение к ее мужу, лишь Асины вещи занимали свои прежние места. Ася присела на край ванны и вдруг поняла, за что сразу зацепилось ее подсознание. В стаканчике над раковиной стояла только одна зубная щетка, Асина зеленая «аква-фреш».

Ася обалдело помотала головой. Не может быть! Она спит, и ей снится непонятный сон, просто кошмар. Нужно лишь сделать над собой усилие и поскорее открыть глаза. Ася крепко сжала кулаки и постаралась крикнуть как можно громче:

— Павлик!

Однако, услышав свой голос и ощутив на ладони боль от ногтей, Ася поняла — это не сон. Она действительно сидит на краю ванной и тупо смотрит на одинокую щетку в матовом стаканчике. Надо было что-то делать, но что?..

Медленно поднявшись, Ася поплелась обратно в спальню. Вид смятой широкой постели не оставлял никаких сомнений — на ней спали двое. Уцепившись за это доказательство недавнего присутствия Павла, Ася стала мысленно восстанавливать события вчерашнего дня и ночи. Взгляд упал на распахнутые зеркальные створки платяного шкафа. Там было так же пусто, как на оставленной полярниками антарктической зимовке. Никаких следов человеческого присутствия: Асины чемоданы еще стояли в углу нераспакованными, вещи Павла из шкафа, как и из ванной, таинственным образом исчезли. Полки были абсолютно пусты.