Гонора ахнула и отскочила в сторону. Рука Кавана метнулась вперед. Он схватил Гонору за запястье и рывком дернул к себе.

– Первое правило самообороны – никогда не думай, что твой противник ведет честную игру. Второе правило – держись от противника на расстоянии…

Гонора вслед за ним опустила взгляд вниз и снова ахнула. Каван приставил к ее животу кинжал.

– Ты даже не заметила, что я вытащил оружие.

– Я не думала, что ты применишь оружие против меня!

– Никогда ничего не предполагай и будь готова ко всему, – отрезал Каван, убирая кинжал обратно в ножны, висевшие на килте.

Значит, это был просто урок, и больше ничего. Запах, прикосновения, вкус – все это вовсе не возбудило Кавана, как возбудило ее саму. Он не считает ее привлекательной, и Гонора ужаснулась, поняв, что он сумел пробудить в ней страсть.

– Я научу тебя защищаться от любого врага.

Гонора кивнула, хотя вовсе не в знак согласия, а потому что именно это он уже и сделал.

– Ты научишься пользоваться оружием и… – Каван почесал в затылке. – Скажи, ты умеешь ездить верхом?

– Конечно, умею…

На его лице отразилось облегчение, но когда она договорила, выражение его лица опять изменилось.

– …только мне редко это удавалось.

– Это мы быстро поправим. Еще я научу тебя проскальзывать мимо людей незамеченной.

Честно говоря, этим искусством она превосходно овладела много лет назад, когда поняла, что лучше всего, если Калум ее вообще не замечает, потому что в этих случаях он не находил к чему придраться и не бил ее.

– Еще я научу тебя, как выжить в лесу.

Гонора решила промолчать и не рассказывать ему, что, вероятно, тут могла бы научить его куда большему – им с матерью нередко приходилось выживать в лесу. Именно поэтому она предпочитала растения и цветы, а не животную пищу, которую забивали к каждодневным трапезам.

В дверь постучались. Гонора открыла, увидела служанку с подносом и вспомнила, что велела принести ужин к ним в комнату. Она потеряла счет времени и не думала, что уже так поздно. Гонора надеялась, что успеет поговорить с Каваном до того, как им принесут поесть.

Она отошла в сторону, впуская служанку.

– Я попросила подать нам ужин в спальню…

– Чушь, – отрезал Каван и махнул рукой служанке, прогоняя ее прочь.

Закрывая за той дверь, Гонора меньше всего хотела, чтобы девушка заметила, как она опять сжалась от неловкости. То, что муж ее в очередной раз отверг, снова подкинет топлива в костер сплетен.

– Ты не будешь стыдливо прятаться от других. Я позаботился о том, чтобы отчим понял – теперь ты принадлежишь мне, и пусть он больше никогда не смеет поднимать на тебя руку.

Очевидно, Каван так и не понял, что Гонора просто хотела устроить для них интимный ужин. Но ведь он, напомнила она себе, вовсе не увлечен ею. Тогда почему ей так показалось, когда он ее поцеловал? Гоноре очень хотелось как следует потрясти головой, чтобы собраться с мыслями, но она побоялась, что тогда придет в замешательство Каван.

– Мы будем ужинать вместе со всей семьей, – заявил Каван.

Чтобы все могли всласть посплетничать над ее затруднительным положением, подумала Гонора, но ограничилась послушным кивком.

– Учиться начнем с утра, после завтрака. – Подойдя к двери, Каван протянул ей руку. – И все поймут, что теперь ты под надежной защитой.

И все поймут, что муж ее отверг.

Весь ужин Гонора сидела и молчала. Адди попробовала разговорить ее, но после нескольких неудавшихся попыток просто похлопала невестку по руке и прошептала, что все будет хорошо.

Гонора ей не поверила. Как все может быть хорошо, если муж откровенно отвергает ее? Кроме того, она сильно встревожилась, не увидев отчима в большом зале. Калум был человеком хвастливым и очень гордился тем, что стал тестем будущего вождя клана. Раз его нет на ужине, значит, он уже что-то замышляет, а Калум никогда не замышлял ничего хорошего. Нужно быть настороже, потому что отчим – человек себе на уме, и уж кому-кому, но ему доверять ни в коем случае нельзя.

Обычно Гонора дожидалась, когда муж скажет, что они уходят. Но сегодня она просто не в силах была выносить косые взгляды и шепотки. Ей хотелось уйти; спрятаться, как подумают все, и упиваться жалостью к себе. На самом деле она просто хотела успокоить мысли и сердце.

Гонора осторожно притронулась к руке сидевшего рядом мужа.

– Каван…

Он обернулся, глядя не на нее, а на ее руку, лежавшую у него на локте, и только через несколько секунд поднял глаза на Гонору.

– Мне нездоровится…

– Что случилось? – обеспокоенно спросил он, взяв ее за руку.

Его темные глаза наполнились волнением, но, может быть, это просто игра пламени в очаге. Гонора посмотрела ему в глаза, но волнение никуда не делось. Более того, оно сменилось тревогой.

– Гонора? – взволнованно произнес Каван.

Она опустила голову, едва заметно качнув ею. Ну что он с ней делает? То кажется, что ему на нее вообще наплевать, а в следующий миг он выглядит так, словно до смерти тревожится за нее.

– Я позову лекаря, – сказал Каван и уже хотел встать, но Гонора остановила его, потянув за руку.

– Я просто очень хочу спать, вот и все. – Она совсем не хотела расстраивать мужа.

– Ты сегодня ужасно устала на вересковой пустоши, – озабоченно сказал Каван.

Гонора не собиралась говорить ему, что бродит по пустоши много лет и ни за что не устанет от этих прогулок. Гораздо проще оставить все как есть. Пусть думает что хочет.

Наклонившись к нему, она прошептала:

– Можно мне уйти?

И вздрогнула, увидев, что в его глазах зажглась страсть, и тут же молча отругала себя за то, что придумала такую нелепость. Однако как объяснить этот блеск, тот огонь, что вспыхнул в его темных глазах?

Каван прижался щекой к ее щеке и пробормотал ей на ухо:

– Хочешь, чтобы я отнес тебя на руках?

Его жаркое дыхание овевало шею Гоноры. Не держи она себя в руках, непременно обмякла бы, прижавшись к нему. Что же это такое? Он намекает на любовные игры или просто ведет себя, как подобает хорошему мужу? А если она согласится, не отвергнет ли он ее опять, едва они переступят порог спальни? И она опять выставит себя полной дурой?

Гонора, не в силах выдержать новое унижение, чуть слышно, хотя и с некоторым сожалением, ответила:

– Нет, я дойду сама.

Каван отодвинулся от нее, посмотрел обвиняющим взглядом и произнес:

– Как хочешь.

Гонора заколебалась, ведь хотела она вовсе не этого. Она хотела, чтобы муж предъявил свои супружеские права и скрепил их брачные обеты. Но он сам ясно дал ей понять, что не хочет ее, и сам отверг. Чего же он теперь от нее ждет?

– Передумала? – поддел ее Каван.

Его усмешка раздосадовала Гонору.

– А ты? – уколола его она, вспыхнула и вышла из зала.

Гонора думала, что Каван, рассердившись, пойдет за ней следом, но позади не было слышно его тяжелых шагов. Каван слишком крупный и плотно сбитый, чтобы она его не услышала. Хотя чуть раньше он ей сказал, что научит ходить, чтобы никто не замечал…

Эта мысль заставила Гонору замереть и прислушаться. Прошло несколько минут. Никого не услышав и не увидев, Гонора стала дальше подниматься по лестнице.

Она разделась, быстро нырнула в уютную светло-голубую ночную рубашку из мягкой шерсти и забралась под одеяло. Гонора не понимала, почему чувствует себя в постели в безопасности. Может быть, потому, что Каван ни разу не попытался лечь рядом? С того самого первого дня вот уже целый месяц он спал на полу.

Гонора пыталась понять, почему он это делает, и не хотела думать, что Каван предпочитает спать на полу только потому, что не хочет делить с ней постель. Однако в любом другом объяснении не было никакого смысла.

Она зевнула. Веки отяжелели. Гонора порадовалась, что вот-вот заснет и не будет больше размышлять и тревожиться. «Я стану свободной хотя бы ненадолго», – подумала она, уютно сворачиваясь под одеялом.

Она проснулась с ощущением, что кто-то ее разбудил. Гонора немного полежала, ожидая, что этот кто-то снова толкнет ее, но тут услышала странные звуки – то ли стон, то ли мяуканье, трудно сказать, – однако в одном она была уверена – кто-то очень страдает.

Наверняка в комнату не могло прокрасться никакое животное, а это значит…

Гонора повернулась на бок и перегнулась через край кровати. Ее муж лежал на полу перед очагом, как делал это ночь за ночью, только сегодня сон его был тревожным. Каван дергался всем телом, а странные звуки становились все громче.

Ему снится кошмар. Он сбросил с себя одеяло и весь дрожит. В комнате и в самом деле было прохладно. Гонора обратила внимание на то, что огонь в очаге почти погас. Неужели Каван забыл подбросить в него дров? Он всегда заботился о том, чтобы поддержать огонь, прежде чем уснуть. Неужели он был настолько занят своими мыслями, что не обратил на это внимания? А если да, то о чем же он думал?

Как бы Гоноре хотелось с ним поговорить! После смерти мамы у нее не осталось ни одного друга. Калум гнал прочь любого парня, проявлявшего к ней хоть какой-то интерес, и отпугивал любую девочку, желавшую подружиться с ней. И ему удалось сделать так, что Гонора осталась совершенно одна.

Как ей не хватало друга – доброго друга, надежного друга; и как чудесно было бы, если бы таким другом стал ее муж.

Его жалобный стон заставил Гонору выскочить из постели. Каван лежал с босыми ногами и голыми плечами (килт прикрывал то, что было посередине) и дрожал без остановки. Она тихонько подошла к мужу, подняла шерстяное одеяло, валявшееся скомканным у его ног, и осторожно укрыла Кавана.

Теперь его трясло не так сильно, но все-таки он дрожал. Гонора на цыпочках обошла его и подкинула в огонь пару поленьев. Когда полено громко затрещало, она быстро отскочила назад. Не хватало еще, чтобы Каван проснулся и увидел ее. Но треск его не разбудил.

Гонора отошла подальше и пригнулась – недавно муж сам учил ее поступать так в присутствии врага. Пока она не знает точно, друг он ей или враг, и не хочет, чтобы он смог дотянуться до нее, если вдруг проснется. Его ресницы трепетали, а губы подергивались, и хотя он перестал дрожать и стонать, сон все равно оставался беспокойным.