Значит, это правда. Отчасти ее душа ликовала, что Рион участвует в выборах не только из-за жажды власти и успеха. Отчасти ей хотелось, чтобы услышанное оказалось неправдой, ведь это доказывало, что даже сейчас они плохо знают друг друга.

Она старательно подбирала слова:

– Он сказал, что ты хочешь построить новую больницу из-за него. Это правда?

Рион стиснул зубы. Похоже, что, благодаря стараниям Спайроса, у него не остается иного выхода, как обо всем рассказать Либби. Не то чтобы это имело значение. Она не стала бы думать о нем хуже. Кроме того, она и так уже решила, что уходит…

Он резко кивнул:

– Его звали Джейсон. Мы были близнецами.

Близнецами? Значит, между ними была особенная родственная связь. Либби подняла глаза и посмотрела в его лицо. Ей казалось, что она видит его в первый раз.

– Что же произошло?

– Он заболел воспалением легких, когда нам обоим исполнилось по двенадцать лет. – Он расценил ее хмурый и печальный взгляд как знак непонимания. – Мама, Джейсон и я – мой отец ушел из семьи до нашего рождения – жили в другой семье. С семьей Эриклеи, – резко объяснил он. – Было сыро, морозно. Удивительно, что кто-то из нас выжил.

Либби опустила глаза. «А ты в это время росла в отапливаемом дровами особняке Ашворт», – размышляла она, зная, что именно об этом он подумал. Не поэтому ли Рион всегда хотел купить дом, в котором живет сейчас? Не потому, что это самое роскошное здание в Метамейкосе, а потому, что это идеальное семейное гнездышко?

– Мы отвезли его в больницу, где нам велели ждать, – продолжал Рион, его голос был наполнен горечью. – И мы ждали. Но другие пациенты, несмотря на то что их состояние было легче, проходили вперед. На третий день Джейсон был единственным, кто остался в приемной. Но доктора по-прежнему отказывались его принимать…

Либби вздрогнула, услышав смех с вечеринки, который эхом отразился от стены.

– Они хотели, чтобы мы их «подмазали». Я полагаю, они верили, что моя мать найдет деньги. – Он тряхнул головой. – Она день и ночь работала за гроши, денег хватало только на еду и одежду для нас. У нее не было ничего, кроме нескольких монет и материнской любви, ни друзей, ни родственников. – Боль застилала глаза Риона. – В отчаянии она отправилась к отцу Спайроса – в то время он руководил Метамейкосом – и умоляла о помощи. – Страдание в его взгляде мгновенно уступило место ненависти. – Он сказал ей, что жизнь, как и все другое, имеет цену. Он оказался прав. Джейсон умер прямо в приемной.

Сердце Либби сжалось от сострадания. Ей хотелось подойти и обнять Риона, но он смотрел на нее так, будто она ни за что не может его понять. И в какой-то степени он был прав.

– Моя мать едва не умерла от горя, – продолжал он. – Я полагаю, это и убило ее в конце концов. Но это произошло бы на десять лет раньше, если бы мы остались в Метамейкосе. Муж Эриклеи работал в порту; он помог нам уехать в Англию.

– Мне жаль, – прошептала Либби, но слова сочувствия никогда еще не казались ей настолько неуместными.

Ей было жаль многого: что Риону пришлось пройти через это; что ее предположения насчет мотивов его поведения были далеки от реальности; что она не поддерживала его…

– Мне не нужна твоя жалость, Либби.

Нет, не нужна. Он явно не хотел ей обо всем рассказывать. Рион явно не желал, чтобы она осталась с ним из жалости. «Это – то же самое, что победить на выборах по той же причине», – внезапно поняла она. Спайрос узнал о Джейсоне от своего отца, но ведь никто другой не знает, верно? Если бы знали, Риону не пришлось бы убеждать избирателей в том, что он выступает за семейные ценности и привязан к Метамейкосу. Однако он предпочел не вызывать жалость у избирателей.

– Я тебя не жалею, – прошептала она. Ей было нужно, чтобы он поверил – ее поддержка ему не поможет. Она может лишь верить в справедливость и в него. Уголки ее губ опустились. – Ты хочешь сказать, что подобные случаи происходят здесь до сих пор?

Он процедил сквозь стиснутые зубы:

– Спайрос-младший не действует так открыто, но пропасть между богатыми и бедными велика, как прежде.

– Я не знала. – Она тряхнула головой. – Я думала, что ты хочешь только власти… успеха.

– А теперь ты знаешь, что уличный сорванец хочет отомстить?

Либби уставилась на него. Но ведь все не так? Рион, возможно, и хотел отомстить докторам или семье Спайрос, но он решил стать выше этого и улучшить жизнь следующих поколений.

Внезапно они услышали стук чего-то металлического по стеклу с противоположной стороны стены, затем наступила тишина, и раздался громкий голос:

– Дамы и господа, мэр Цамис будет произносить традиционный тост за кандидатов в главном зале через пять минут.

Выражение лица Риона стало отстраненным.

– Мне нужно идти.

Конечно, нужно. Либби смотрела, как он повернулся на каблуках и ушел, даже не оглянувшись, чтобы узнать, намерена ли она присоединиться к нему или нет. Она знала, что тоже должна идти. Не прочь отсюда, а в дом, с ним! Свобода, за которую боролся Рион, была тем же самым, за что всю свою жизнь сражалась Либби.

И наконец у нее появилось доказательство: Рион от природы хороший человек, в которого она, в конце концов, влюбилась.


Рион стоял в первом ряду в главном зале рядом со Стефаносом и уныло разглядывал бокал шампанского, который ему только что вручили.

Либби ушла, ушла давно, в этом он не сомневался. Ужас в ее глазах, когда он рассказывал ей о смерти своего брата, казался осязаемым. Сейчас она, вероятно, уже на полпути в Афины.

Риону опалило гневом горло. Он злился оттого, что она оставила его. Во второй раз. Он злился на себя за то, что в глубине души верил, будто сумеет убедить ее остаться. За то, что просто хотел попробовать так сделать. Сильнее всего он злился на то, что рисковал всем, полагая, что его затея с Либби сработает.

Стефанос стоял рядом с Рионом, беспокойно откинувшись назад, чтобы разглядеть Либби в толпе, когда Георгиос взошел на подиум. Краем глаза Рион видел толстый живот Спайроса, упирающийся в алый пояс-кушак, когда он тоже поднялся на подиум, но с ликующим выражением лица.

Георгиос постучал вилкой по бокалу вина. В зале наступила тишина.

– Добрый вечер, дамы и господа, и спасибо всем, что пришли. Я очень рад видеть вас здесь, накануне ближайших и, вне сомнения, самых захватывающих выборов, которые за последние годы проходили в Метамейкосе.

– Здесь, здесь, – донесся до Риона женский голос из толпы, очень похожий на голос Эриклеи.

Выражение лица Спайроса стало громоподобным.

– В течение предвыборных кампаний оба кандидата и их команды работали без устали, применяя новые способы получения ваших точек зрения, которые будут учтены в их политике. И я счастлив, ибо имею возможность сказать, что завтра, когда я буду стоять перед вами с результатами голосования, не важно, какими они окажутся, вы получите руководителя, который отдаст всего себя Метамейкосу. Мне остается только, ничего больше не говоря, поднять бокал за кандидатов и их жен…

Георгиос посмотрел в толпу и сразу заметил, что Либби отсутствует. У Риона перестало биться сердце. На его языке вертелись слова оправдания – Либби внезапно заболела, уехала по срочным семейным делам, – но он не мог произнести ни слова. Он не мог не помнить обвинения в нечестности, которое бросила ему ранее Либби. Он желал видеть ее рядом с собой – это правда. Но озвучивать придуманное оправдание, даже с добрыми намерениями, нельзя.

И если он победит на выборах нечестным путем, чем тогда будет отличаться от Спайроса?

Но как только Рион собрался открыть рот и признаться в ее отсутствии, он заметил, что головы присутствующих повернуты в сторону двери. Затем толпа расступилась.

Либби.

В голубом платье она была похожа на нимфу, парящую над полом. На миг Рион поверил, что видит призрак.

Но вот она заговорила:

– Прошу прощения, мистер Цамис. События вечера немного меня утомили.

– Полностью вас понимаю, моя дорогая. – Георгиос улыбнулся, когда она подошла и встала рядом с мужем. – Не нужно извиняться. – Он снова сосредоточился на гостях: – И теперь, когда мы все в сборе и добром здравии, я с великим удовольствием поднимаю бокал…

– Вы были заняты тем, что составляли мнение о политике вашего мужа? – внезапно встрял Спайрос, со злобой повернувшись к Либби. – Я слышал, что в прошлый раз вам задали вопрос, и вы заявили, что вам нужно время, чтобы подумать. Вам следует дать возможность выразить свежую точку зрения.

Либби была настолько поражена нарушением этикета, что ей потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Но всего несколько секунд. Она глубоко вздохнула, решив не делиться с присутствующими тем, что ранее подслушала в проходе, и вместо этого заговорила премилым, приторно-сладким голосом.

– Спасибо, Спайрос! Хотя я не считаю, что сейчас подходящее время, – она уважительно склонила голову перед Георгиосом, – я польщена, что вы так жаждете, чтобы озвучивались народные мнения.

Либби поймала взгляд Эриклеи, которая находилась от нее через несколько рядов. Женщина явно заметила язвительность в ее тоне и торжествующе усмехнулась.

– Вы правы в том, что, приехав сюда две недели назад, я почти не имела возможности подумать по поводу стратегии моего мужа. Более того, я полагала, что никто, кроме жителей Метамейкоса, не знает их нужд лучше. Я по-прежнему так считаю. Но теперь я уверена в одном. Орион Деликарис не тот, каким вы его считаете. – Она помедлила и услышала, как стоящий рядом Рион глотнул воздух. – Орион один из вас. Он не просто прилетел из Афин с кучей политических заявлений, которые, по его мнению, принесут ему большинство голосов. Он приехал домой. Его стратегия основана на желании лучшей, более справедливой жизни в Метамейкосе, которое здесь разделяет каждый… – Она остановилась и посмотрела на Спайроса в упор. - Почти каждый. Это не просто стратегия. Рион уже дал себе обещания.