Она ласково погладила его по щеке.

— Ты такой предусмотрительный.

— Просто я хочу все заранее подготовить.

— Понимаю. Это-то мне и нравится в тебе больше всего. — Она смущенно улыбнулась. — А вот я вечно все забываю. Моя матушка, пока была жива, часто говаривала, что я бы потеряла свою голову, не будь она прикреплена к шее.

Эти слова вызвали у него улыбку.

— Я рад, что у тебя такая прелестная шея. Я от нее без ума, как и от всего остального.

— Ах, не смейся, пожалуйста, — перебила она его. — Я просто хотела сказать, как это хорошо, что теперь есть кому вносить порядок в мою безалаберную жизнь.

Он наклонился и запечатлел на ее губах нежный поцелуй.

— Я только об этом и мечтаю — чтобы ты была счастлива.

Виктория взглянула на него влажными от слез глазами и спрятала лицо у него на груди.

Роберт наклонил голову, вдыхая аромат ее волос.

— Ты успеешь подготовиться за три дня?

Виктория кивнула, и весь следующий час они обсуждали детали побега и строили планы на будущее.

Почувствовав прохладный ночной ветерок, Роберт вздрогнул, вынул из жилетного кармана часы и в который раз уставился на циферблат. Виктория опаздывала на пять минут. Это его, впрочем, не особенно тревожило: она была ужасно медлительная и неорганизованная и почти всегда опаздывала на встречу.

Но это была не просто встреча.

Роберт разработал план побега до последней детали. Он тайком взял двуколку из отцовских конюшен. Им предстоял долгий путь в Шотландию, и для этой цели гораздо больше подошел бы экипаж, но двуколка принадлежала ему самому, а не его отцу: Роберт ничем не хотел быть обязанным маркизу.

По уговору Виктория должна была дожидаться его здесь, на дороге, ведущей к ее дому. Они решили, что она потихоньку улизнет и подойдет сюда пешком:

Роберт из опасения наделать шуму предпочел не подъезжать к коттеджу поближе, да и оставлять двуколку на улице без присмотра, пока он будет помогать Виктории собираться, ему не хотелось. Виктории потребуется не более пяти минут, чтобы добежать до условленного места, и в округе все достаточно спокойно — с ней не должно ничего случиться. Но, черт возьми, где же она?

Виктория носилась по комнате, разыскивая вещи, которые забыла уложить в дорогу. Она опаздывала. Роберт, должно быть, ждет ее уже целых пять минут, но в последний момент она вдруг решила, что должна непременно захватить с собой теплое шерстяное платье, и поэтому ей пришлось заново упаковывать чемодан. И в самом деле, не так уж часто юные девушки бегут из родительского дома среди ночи. Должна же она убедиться, что взяла все самое необходимое!

Ах, совсем забыла — миниатюра! Виктория хлопнула себя по лбу. Какая же она растяпа. Чуть не оставила мамин портрет. В доме было два миниатюрных портрета миссис Линдон, и мистер Линдон часто говаривал, что Виктория и Элли возьмут себе каждая по миниатюре, когда выйдут замуж, чтобы всегда помнить свою матушку. Портретики были совсем крошечными — тот, что принадлежал Виктории, умещался в ладони.

Застегнув чемоданчик, Виктория на цыпочках вышла из комнаты в коридор. Крадучись проскользнула в гостиную, беззвучно прошла по мягкому ковру к столику, на котором стояла миниатюра. Схватив портрет, она сунула его в чемоданчик и бросилась обратно в свою комнату. Боже, она так опаздывала!

Лампа стояла в стороне, и Виктория никак не могла ее задеть. Но… Бах! Лампа с грохотом покатилась по полу.

В ту же секунду в комнату, подобно урагану, ворвался преподобный мистер Линдой.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — Взгляд его упал на Викторию, которая застыла посреди гостиной, полумертвая от испуга. — Что ты здесь делаешь, Виктория? И почему на тебе дорожное платье?

— Я… я… — Виктория почувствовала, что сейчас грохнется в обморок.

Тут священник заметил чемоданчик, который она все еще сжимала в руках.

— А это еще что? — Он подскочил к дочери и выхватил у нее чемодан. Раскрыв его, священник вытащил оттуда платье, Библию… Наконец пальцы его нащупали миниатюру. — Так вот оно что, — прошептал он. Подняв глаза, он уставился на нее так, будто нашел в чемоданчике не портрет, а окровавленный нож. — Ты собралась бежать с этим мерзавцем!

— Нет, папа, нет! — пролепетала Виктория. Она всегда была никудышной лгуньей.

— Клянусь Господом! — рявкнул мистер Линдон. — Отныне ты сто раз подумаешь, прежде чем посмеешь меня ослушаться!

— Папа, я… — Виктория захлебнулись словами — отец ударил ее по лицу с такой силой, что сбил с ног. Подняв глаза, она увидела Элли, в ужасе смотрящую на нее. Виктория бросила на сестру умоляющий взгляд.

Элли робко кашлянула.

— Папа, — промолвила она самым кротким тоном, на какой только была способна, — что случилось?

— Твоя сестрица посмела меня ослушаться, — прорычал он. — И она за это поплатится.

Элли снова откашлялась, набираясь храбрости.

— Папа, я уверена, это какое-то недоразумение. Давай я отведу Викторию в ее комнату.

— Молчать!

Элли испуганно примолкла.

После зловещей паузы, показавшейся им бесконечной, священник схватил Викторию за руку и рывком поставил на ноги.

— Ты, — сказал он, яростно встряхнув ее, — никуда не пойдешь.

Протащив Викторию по коридору, он впихнул ее в спальню и толкнул на кровать. Перепуганная Элли забилась в угол комнаты.

Мистер Линдон погрозил пальцем перед носом Виктории:

— Не шевелись!

Он шагнул к двери, и Виктория, улучив момент, кинулась к раскрытому окну. Но священник опередил ее. Гнев утроил его силы. Он швырнул ее на кровать и отвесил звонкую пощечину.

— Элеонора! — рявкнул он. — Подай мне простыню.

Элли растерянно захлопала ресницами.

— Ч-что подать?

— Простыню! — взревел он, теряя терпение.

— Да, папа, — пролепетала она и кинулась к шкафу с бельем.

Через несколько секунд она вынырнула, держа в руках чистую белую простыню. Она протянула ее отцу, и тот принялся методично разрывать ее на полосы. Затем связал Виктории лодыжки и запястья.

— Ну вот, — промолвил он, с удовлетворением глядя на свою работу. — Теперь ты уж точно никуда не сбежишь.

Виктория бросила на отца бешеный взгляд,

— Я тебя ненавижу! — закричала она срывающимся голосом. — Я буду ненавидеть тебя до самой смерти за то, что ты сейчас сделал.

Отец покачал головой.

— Когда-нибудь ты скажешь мне за это спасибо.

— Никогда! — Виктория с вызовом глядела ему в глаза. — Раньше ты был для меня, словно сам Господь Бог, — добрый, милосердный, непогрешимый. А теперь… Теперь я поняла, что ты всего лишь человек, такой же, как и все, — ничтожный, мелочный и недалекий.

Мистер Линдон затрясся от ярости и уже поднял было руку, чтобы снова ее ударить, но в последний момент справился с собой.

Элли, которая все это время стояла в углу, прикусив губу, робко выступила вперед и промолвила:

— Папа, она простудится. Позволь, я ее укрою. — Она накрыла трясущуюся Викторию одеялом и, наклонившись к ее уху, шепнула:

— Не бойся. Я тебя выручу.

Виктория бросила на сестру благодарный взгляд и повернулась лицом к стене. Она боялась, что по ее лицу отец догадается о словах Элли.

Элли присела на край кровати и посмотрела на отца, стараясь придать своему лицу покорное и кроткое выражение.

— Я только посижу с ней, если ты не против. Ей нельзя сейчас быть одной.

Мистер Линдон подозрительно прищурился.

— Ах, ты хочешь с ней посидеть? — сказал он. — Ну нет, я не допущу, чтобы ты развязала ее и позволила бежать с этим лживым мерзавцем. — Он схватил Элли за руку и поднял с кровати. — Женится он на ней, как же! — язвительно добавил он, кинув на старшую дочь исполненный презрения взгляд.

Затем он потащил Элли в ее комнату и тоже связал, как и старшую сестру.

* * *

— Проклятие! — не выдержал Роберт. — Куда она, черт побери, запропастилась?

Прошло уже больше часа, а Виктории все не было. Роберт воображал себе всякие ужасы — что ее, не дай Бог, изнасиловали, покалечили, убили. Все это было маловероятно, и тем не менее сердце его сжималось от страха.

В конце концов, терзаемый дурными предчувствиями, забыв про всякую осторожность, он оставил двуколку с вещами посреди дороги на произвол судьбы и бросился к дому Виктории. Коттедж стоял, погруженный во мрак, и, пройдя вдоль фасада, Роберт отыскал ее окно. Оно было открыто, занавески слегка трепетали от ночного ветерка.

С замиранием сердца заглянул он внутрь комнаты. В постели лежала Виктория. Он не видел ее лица, но ошибки быть не могло — Роберт мгновенно узнал ее великолепные волосы, черные, как сама ночь. Уютно свернувшись под стеганым одеялом, она крепко спала.

Роберт без сил опустился на землю у стены.

Она заснула! Заснула, оставив его дожидаться ее на ночной дороге. Она даже не предупредила его!

Леденящий ужас проник ему в душу при мысли о том, что отец и в самом деле был прав. Значит, Виктория решила, что без денег и титула он для нее не такая уж выгодная партия.

Он вспомнил, как она умоляла его помириться с отцом — конечно, только затем, чтобы отец не лишал его титула и наследства. Да, ему тогда казалось, что она старается для его же блага, но теперь-то стало ясно, что она заботилась только о собственной выгоде.

Он отдал ей свое сердце, свою душу. А ей этого было мало.

* * *

Виктория что было сил бежала по лесной тропинке. Отец продержал ее взаперти почти сутки. Наконец уже под вечер следующего дня он развязал дочь, прочитав ей наставительную проповедь о том, как следует себя вести молодой девушке, чтобы не уронить честь отцовского имени. Но не прошло и двадцати минут после его ухода, как Виктория вылезла из окна на улицу и бросилась бежать.

Роберт, наверное, вне себя от тревоги. Или от ярости. Он ее убьет! Не простит!! Он, наверное, сам не свой от волнения.

Вдалеке показалось поместье Каслфордов, и Виктория замедлила шаг. Она никогда не была у Роберта дома — он всегда сам приходил за ней в коттедж. Теперь, после того как их помолвка встретила такое яростное сопротивление маркиза, ей стало ясно, что Роберт просто боялся, что его отец будет обращаться с ней непочтительно и не захочет ее принять.