— Нервном? — эхом откликнулась она, глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Угу. — Он снова поцеловал ее — нежный поцелуй, слегка волнующий, без страстного огня.

И опять она не сделала никаких попыток отстраниться. Роберт почувствовал, как нарастает в нем желание по мере того как оживают его надежды. Но он обуздал его, понимая, что Викторию нужно очаровать словами, а не только поцелуями. Он ласково коснулся ее щеки и прошептал:

— Можно мне тебя поцеловать?

Она удивленно взглянула на него.

— Но ты ведь только что это сделал.

Он медленно усмехнулся.

— Если говорить формально, то это, — он снова потерся губами о ее губы, — вполне можно считать поцелуем. Но то, что я хочу показать тебе сейчас, настолько отличается от моих предыдущих действий, что называть это поцелуем — просто кощунство.

— Ч-что ты хочешь этим сказать?

Ее любопытство показалось ему забавным.

— Я думал, ты помнишь, — улыбнулся он. Но придется, видимо, освежить твою память…

Он захватил ртом ее рот и впился в нее страстным поцелуем, скользнув языком в ее полуоткрытые губы.

— Вот это.

Он всем телом ощущал, как ее уносит потоком страсти. Сердце ее отчаянно колотилось, дыхание стало частым и прерывистым. Его прикосновения воспламеняли ее — он чувствовал это сквозь тонкую ткань ее платья. Она откинула голову, пока он целовал ее в шею, проложив огненный след из поцелуев к впадинке у ее горла.

Она тает в его объятиях. В этом нет никакого сомнения.

Он провел руками вниз по ее телу и сжал ее ягодицы, привлекая к себе. Его возбуждение теперь стало очевидным, и поскольку она не отшатнулась от него, он принял это за молчаливое согласие.

— Пойдем наверх в мою комнату, — прошептал он ей на ухо. — Пойдем, я покажу тебе, как я умею любить.

Она не стала вырываться из его объятий, но внезапно окаменела в его руках.

— Виктория, — простонал он.

— Не проси меня об этом, — сказала она, отвернув голову.

Он мысленно выругался.

— И долго ты собираешься мучить меня?

Она промолчала.

Он еще крепче прижал ее к себе.

— Долго?

— Ты несправедлив ко мне. Ты же знаешь, я не могу так просто. Это не правильно.

Он выпустил ее так внезапно, что она пошатнулась.

— Нет, это как раз самое правильное, Виктория. Ты просто не хочешь в этом признаться. — Какое-то мгновение он просто смотрел на нее, чувствуя себя слишком несчастным, чтобы заметить боль в ее глазах. Затем повернулся и вышел из комнаты.

Глава 19

Виктория зажмурилась, пытаясь спрятаться от неприкрытой горечи в его голосе, но не смогла зажать руками уши. Его тяжелые шаги гулко протопали вверх по лестнице и смолкли, после того как он с грохотом захлопнул дверь своей спальни.

Она устало прислонилась к стене кухни. Почему она так боится? Она ведь не может себя больше обманывать — ей нужен Роберт, и от этого никуда не деться. Ее сердце сладко замирает в груди, стоит ему только улыбнуться. Но позволить ему любить себя — это означает очень многое. Ей придется расстаться с той застарелой, затаенной обидой, которую она хранила в своей душе все эти годы. В каком-то смысле злость на него стала частью ее самой, а ничто так не пугало ее, как возможность потерять себя. И мысль об этом поддерживала ее все то время, пока она служила гувернанткой. «Я Виктория Мэри Линдон, — говорила она самой себе, когда ей становилось совсем уж невмоготу. — Никто у меня этого не отнимет».

Виктория прижала ладони к лицу и горестно вздохнула. Глаза ее были закрыты, но перед ее мысленным взором стояло лицо Роберта. Он смотрел на нее нежно и серьезно, и она слышала его голос, который без конца повторял: «Я люблю тебя». Виктория потянула носом воздух — ее ладони пахнут сандаловым деревом и кожей. Его запах. Нет, это просто невыносимо!

— Я не могу больше здесь оставаться, — пробормотала она и решительно направилась к двери черного хода, которая вела в маленький палисадник у задней стены дома. Очутившись на улице, Виктория глубоко втянула в себя свежий морской воздух. Опустившись на траву, она потрогала цветы и прошептала:

— Мама, ты слышишь меня?

В небе не полыхнула молния, но, повинуясь шестому чувству, присущему всем женщинам, она обернулась и, подняв глаза, увидела в окне спальни Роберта, сидевшего на подоконнике спиной к ней. Он выглядел несчастным и одиноким.

Она обидела его, причинила ему боль своим отказом. Она так цеплялась за свою злость, стараясь спасти часть себя, а в результате сделала несчастным единственного человека, которого она…

Неужели она собиралась сказать «любит» ?

Виктория вскочила на ноги, словно ее подняла с земли невидимая сила. В сердце ее родилось какое-то новое чувство. Она не могла сказать, была ли это любовь, но это было что-то доброе, нежное, и оно победило обиду и гнев. Сейчас она ощущала себя более свободной и сильной, чем все эти годы.

Она вновь взглянула на окно. Роберт сидел, охватив себя руками, словно ему очень холодно. Нет, так больше не может продолжаться. Хватит мучить его! Он ведь совсем не злодей. Порой, правда, он ведет себя чересчур властно, подумала она, слегка улыбнувшись, но все равно он вовсе не так плох, как она старается себе внушить.

Виктория вернулась в дом и неслышно поднялась в свою спальню.

Минуту или две она неподвижно сидела на постели. Хватит ли у нее на это решимости? Она зажмурилась и кивнула. Затем, глубоко вздохнув, принялась дрожащими пальцами расстегивать пуговки платья.

Виктория влезла в шелковую ночную рубашку, провела ладонями вдоль складок. Рубашка полностью ее преобразила.

И в этот момент она наконец призналась себе в том, что всегда чувствовала в глубине сердца — она хочет Роберта. Она хочет его и хочет убедиться, что он тоже ее хочет. О любви она думать пока боялась, но ее желание было таким сильным, что отрицать его не имело смысла. С решимостью, которой она сама от себя не ожидала, Виктория подошла к двери его спальни и повернула дверную ручку. Дверь была заперта.

Виктория не поверила своим глазам. Она снова попыталась повернуть ручку. Да, дверь заперта на ключ.

Виктория едва не задохнулась от нахлынувшей злости. Она приняла самое важное решение в своей жизни, а он запер эту чертову дверь!

Она хотела уже развернуться и уйти к себе в комнату, где она сможет дать волю своему гневу. Он никогда не узнает, что он потерял, — ну и поделом ему! Но в тот же момент она вдруг поняла, что и она сама тоже этого не узнает. А ей так хотелось почувствовать себя любимой и желанной.

И Виктория решительно постучала в закрытую дверь.

Роберт удивленно вскинул голову. Ему послышалось, что кто-то дергает ручку двери, но он решил, что это просто скрипят стены старого дома. Он и мысли не допускал, что это Виктория.

Но тут он услышал уже не скрип, а отчетливый стук. Что ей может быть нужно?

Он быстрыми шагами пересек комнату и распахнул дверь.

— Что тебе… — У него перехватило дыхание.

Он не мог сказать, что именно он ожидал увидеть, но во всяком случае не то, что предстало его глазам. Виктория облачилась в соблазнительную шелковую рубашку, которую он ей подарил, и на этот раз не прикрывалась одеялом. Темно-голубой шелк облегал каждый изгиб ее тела, глубокий вырез наполовину обнажал грудь, а сквозь боковой разрез виднелась стройная ножка.

Роберт почувствовал, как тело его в одно мгновение натянулось, как струна. Каким-то образом ему удалось-таки выговорить ее имя. Это было нелегко — в горле у него стало сухо, как в пустыне.

Она стояла перед ним, гордо выпрямившись, но руки ее чуть заметно дрожали.

— Я приняла решение, — тихо сказала она.

Он потянулся к ней, не в силах вымолвить ни слова.

— Я хочу тебя, — продолжала она. — Если ты все еще меня хочешь — я твоя.

Роберт замер как вкопанный не веря своим ушам. Лицо ее потускнело.

— Прости, — пробормотала она, по-своему расценив его молчание. — Это очень… Какая же я… Пожалуйста, забудь, что я…

Она не успела договорить — Роберт прижал ее к себе, руки его исступленно гладили ее тело. Казалось, он хочет проглотить ее целиком, стиснуть в объятиях и никогда не отпускать. Виктория испуганно вздрогнула, и только тогда Роберт опомнился. Тяжело дыша, он отстранился от нее.

Она вопросительно смотрела на него огромными голубыми глазами.

Он выдавил из себя улыбку.

— Да, я все еще тебя хочу, — ответил он. Она на мгновение оторопела, потом вдруг рассмеялась. Ее смех был для него сладчайшей музыкой и сделал для спасения его души гораздо больше, чем все проповедники Англии вместе взятые. Он с благоговейной нежностью провел пальцем по ее лицу.

— Я люблю тебя, Тори, — промолвил он. — И всегда буду любить.

Она долго молчала, потом приподнялась на цыпочки и легко коснулась губами его губ.

— Не говори мне пока о «всегда», — прошептала она. — Прошу тебя, не…

Он понял и избавил ее от необходимости заканчивать фразу, завладев ее губами в жадном поцелуе. Его нисколько не обидело то, что она еще не готова к «всегда». Это наверняка скоро случится. Он убедит ее, что их любовь — вечное и нерушимое чувство. Теперь, когда она позволила, это будет легко.

Он провел руками вверх по ее телу, собирая в складки темно-голубой шелк. Сквозь тонкую ткань он чувствовал ее трепетавшее тело.

— Я покажу тебе, что такое любовь, — шепнул он, прижимаясь губами к нежной коже ее груди. — Я буду любить тебя здесь.

Губы его продвинулись вверх по ее шее.

— И здесь.

Он сжал ее ягодицы.

— И здесь.

Она застонала в ответ — из груди ее вырвался хриплый, низкий звук. Роберт внезапно засомневался, сможет ли он устоять на ногах. Он подхватил ее на руки и отнес в постель. Опустив ее на кровать, он добавил:

— Я буду любить тебя везде, где только можно. У Виктории перехватило дыхание. Его взгляд прожигал ее насквозь, и она чувствовала себя так, словно он мог видеть, что творится в ее душе. Затем он опустился рядом с ней, и вихрь страсти закружил ее. Его тело было сильным, крепким, горячим — ей казалось, что ее уносит жаркой волной.