— Я могу сделать так, что шрам будет почти незаметным. Увидите, как он превратится в тонкую полоску.

— Ага, просто здорово. Но нам совсем не нужен красивый труп. Так что поторопитесь.

— Не стоит разыгрывать драму. Он не умрет, и тебе это известно. — Адди едва сдержалась, чтобы не сказать что-нибудь еще. Не время для споров, как бы заманчива ни была эта перспектива. Когда она завязала последний узелок, Бен последний раз вытер кровь со лба паренька. — Кухонная хирургия, — сказала Адди, с гордостью рассматривая свою работу. — Но даже доктор не сделал бы лучше.

— Сгодится, — ровным голосом ответил Бен.

Она опустила взгляд на лицо ковбоя, отбросив прядь спутанных волос, упавшую ему на висок.

— Кудрявые рыжие волосы. Готова поспорить, его за это вечно дразнят.

Бен, похоже, расслабился, его напряжение ослабло.

— Кто мог устоять?

— Да еще и веснушки. — Яркие золотистые веснушки, которые сохранились, несмотря на сильно загоревшую кожу. Лицо потерявшего сознание все еще не утратило детской округлости. Оно еще не огрубело, как у взрослого. Он казался таким уязвимым и одиноким, что сердце ее заныло от жалости.

— Розовая шелковая нить, — заметил Бен, и Адди немного нахмурилась.

— Надеюсь, это не будет его смущать.

— Нет, мэм. Он никогда не захочет избавиться от этих стежков. Ручаюсь, он станет целыми днями хвастать, откуда эта розовая шелковая нитка. — Его рот сардонически скривился. — Предмет зависти всего барака.

— Он не намного старше Кейда, — мягко сказала она. — Бедный мальчик.

Ей было жаль, что кому-то столь юному приходится так тяжело трудиться. Но эта жизнь была лучше, чем у многих других. По крайней мере, у этого мальчика есть шанс не утратить своей чистоты. А эти раны заживут. В больнице она ухаживала за ветеранами, у которых тоже когда-то были молодые лица и чистые сердца. Они вернулись с войны искалеченными, ослепшими, ожесточенными. Она тоже разделяла их горечь из сочувствия и из-за пустоты ее собственной жизни. Но это было в будущем, напомнила она себе. Ничего этого еще не случилось. Те ветераны еще даже не родились. Войны не было.

Смотря на мальчика, она не знала, что ее глаза потемнели от одиночества, выражение лица исполнилось сострадания. Бен замер от удивления, у него перехватило дыхание. Аделина Уорнер всегда была красивой девушкой, с чересчур сильным характером и чересчур холодным сердцем. Дерзкая, эгоистичная, острая на язык девушка, каких следовало избегать. Но сейчас ее лицо было мягким и трогательным, каким никогда не бывало раньше. Что произошло, что сделало ее такой ранимой? Какое волшебство придало эту сбивающую с толку нежность ее лицу? Неужели она была в ней всегда? Неужели он только начал замечать то, что все остальные увидели давно?

Рассел стал за спиной Адди, разглядывая дело ее рук. Он казался смущенным тем, что она сделала.

— Где ты научилась так зашивать раны? — рявкнул он.

Бен увидел, что от вопроса щеки Адди залились краской.

— Это почти то же самое, что и обычное вышивание, — сказала она с полуулыбкой. — Только немного сильнее пачкаешься. Что там с его боком? Все еще кровоточит?

— Не сильно. Надо наложить временную повязку, пока не отнесем его обратно в барак.

— Хорошо. — Адди оглядела себя, и увидела на обоих своих рукавах кровь, ткань прилипла к ее рукам. Сладкий, теплый запах достиг ее ноздрей, смешался с жарой, и ее одолела волна тошноты. Отведя взгляд, она увидела бычка и не смогла не вспомнить глухой стук винтовки о его череп. Испугавшись, что ее вырвет, Адди передернувшись, состроила гримасу и без чьей—либо помощи с трудом поднялась на ноги. — Простите, — прошептала она и зашагала прочь, глубоко дыша и сжав кулаки. Она остановилась, подойдя к Джесси, прислонилась к боку лошади и прижалась лбом к седлу. Сосредоточившись на мускусном запахе кожи, она замерла. Через минуту содержимое ее желудка улеглось.

Она услышала за спиной тихий голос Бена.

— Вот. — Он протянул ей невесть откуда взятые чистый платок и флягу с водой. Она повернулась к нему и тупо смотрела на него, пока он смачивал ткань. Она даже покорно стерпела его прикосновение, когда он стал вытирать ее лицо, глаза ее закрылись, и она почувствовала, как прохладная ткань скользит по ее щекам и бровям.

— Зачем ты это делаешь? У меня что—то на лице? Что?

— Просто пыль. Протяни руки.

Она посмотрела на коричневатые кровавые пятна между пальцами.

— О, я…

— Расставь пальцы. — Уголком платка он стер все до единого пятнышка с ее ладоней. С чего это он стал таким заботливым?

— Спасибо.

Он предложил ей флягу.

— Воды?

Она благодарно кивнула, обхватив ее обеими руками и наклонив голову, пока жидкость текла по ее горлу. Вернув ее обратно, она неуверенно посмотрела на него.

— Спасибо, — повторила она, в глазах ее светился вопрос.

Он улыбнулся ей, заставив ее сердце пропустить удар.

— Ты пахнешь как хозяйка танцевального зала.

Она тихо засмеялась.

— Я пролила на тебя не меньше виски, чем на себя.

— Должен отдать тебе должное. Твоя работа хороша. Хотя раньше я бы поспорил на двадцать пять центов, что ты не сможете это сделать. Я начинаю задумываться, сколько еще сюрпризов мне следует от тебя ожидать, Аделина.

— Адди. — Она поправила его, прежде чем смогла остановиться.

— Адди, — хрипло повторил он. — Так тебя называли в школе?

— Вроде того.

— С тобой уже все в порядке?

— Да.

— Тебе лучше вернуться домой. Здесь слишком жарко для тебя.

Она не знала, что делать, когда он был с ней таким милым.

— Думаю, я так и сделаю.

Его глаза скользнули по ее лицу. Казалось, он собирался о чем-то ее спросить, но что-то удержало его, и он ушел.

* * * * *

Адди окунула пальцы ног в ручей, наслаждаясь прохладой стремительного потока. Подол ее юбок намок, но она благоразумно попыталась прикрыть ноги, насколько возможно.

— Тебе должно быть стыдно, — сказала она, бросая озорной взгляд на Джефа. — Готова поклясться, ты только что разглядывал мои лодыжки.

— У тебя красивые лодыжки. Самые красивые, какие я когда-либо видел. — Он обнял ее за плечи и повернул к себе лицом. И прижался горячим поцелуем к ямке на ее шее, заставив протестующе изогнуться. — И самые красивые пальчики на ногах и пятки…

— О, перестань. — Адди захихикала и вывернулась из его рук. — И не прижимай меня так крепко. Слишком жарко.

Джеф ослабил хватку, так нахмурившись, что ей захотелось рассмеяться. Он ей нравился, но временами он жестоко испытывал ее терпение.

Адди научилась обращаться с Джефом с той же любящей насмешливостью, с какой обращалась с Кейдом. Она надеялась охладить пыл Джефа, догадываясь, что его чувство к ней не было любовью зрелого мужчины к женщине, но было мальчишеской упрямой страстью к чему-то, чего он не мог получить. К несчастью, ее усилия сохранить между ними дистанцию лишь заставляли его хотеть большего.

Иногда она была очарована им, в те моменты, когда он был ребячливым и нежным, и почти сбитым с толку собственными к ней чувствами. Именно тогда она была счастлива в его обществе. Ей был нужен друг, а он больше других подходил на место того, кому она могла доверить свои секреты.

Что до физической стороны их отношений, с ним было нетрудно справиться. Ей не хотелось заниматься с ним любовью, и когда он пытался ее уговорить, она отталкивала его с холодностью, которая приводила его в ярость. Не то чтобы она не считала Джефа привлекательным. Но Адди не хотелось настоящей близости с ним. Что-то предупреждало ее, что это будет ужасной ошибкой, а такому сильному инстинкту следовало подчиниться.

Адди беспокоило высокомерие Джефа. Ему нравилось хвастать деньгами своей семьи и влиянием своего отца, а она считала, что мужчина должен стоять на собственных ногах, и не пользоваться чужим успехом. И Джеф казался таким возмутительно молодым, когда начинал важничать. Словно ребенок, он был требовательным и упорным, когда чего-то хотел, и дулся, если все выходило не по его.

Разница между Джефом и Беном Хантером поражала. Они были абсолютными противоположностями. Джеф был веселым, открытым, легко понятным. Бен был мужчиной, которого ни одна женщина не могла даже надеяться когда-нибудь понять, более сложного человека она еще не встречала. Он незаметно обосабливался от других, даже когда спорил с Расселом, очаровывал Мэй и Каро или болтал с рабочими ранчо. Казалось, ему нравится Рассел, но было ясно, что Бену никто не нужен. Что произошло, что сделало его таким независимым? Имелся ли хоть кто-то, кому он был по-настоящему небезразличен?

Какой загадкой он был, привлекательный и отталкивающий, обаятельный и холодный, мягкий и суровый. В глубине души она боялась его, не только из-за того, что он сделает с Расселом, но по еще более серьезной причине. Он заставлял ее осознавать, что она женщина так, как никому прежде не удавалось. Он мог сделать это взглядом, жестом; он околдовывал ее одним своим присутствием в одной с ней комнате. И самое странное, она знала, что он делает это неосознанно. Между ними чувствовалось какое-то подводное течение, и она не знала, как это объяснить. Как можно бороться с тем, чего не понимаешь?

— Аделина — вкрадчивый голос Джефа ворвался в ее мысли. — Почему ты так далека? Я чем-нибудь рассердил тебя?

— Конечно, нет. — Она посмотрела на него и улыбнулась. — Я бы сказала, если бы ты сделал что-нибудь, что бы меня разозлило.

— Нет, не сказала бы. Женщины никогда не говорят ни о чем подобном. Им нравится становиться холодными и молчаливыми и заставлять тебя теряться в догадках, что ты такого сделал, чтобы их разозлить.