Шешковский не преминул сообщить Екатерине о том, что во время ее восшествия на престол Сен-Жермен заключил сделку с королем Франции.

– Чепуха, – выдавив из себя улыбку, ответила Екатерина, – и это все?

– Никак нет, Ваше Величество, – поклонился Шешковский и продолжил, избегая взгляда Екатерины. – За ваш приход к власти заплатил король Людовик XV. А посредником в этой финансовой операции был все тот же вездесущий Сен-Жермен.

– Похоже, кто-то хочет списать на мой счет свои долги! – съязвила императрица. – Тетушку Елизавету Петровну обвиняли в том, что она пришла к трону благодаря французским деньгам, теперь в этом обвиняют меня! Только я о сделке сей ничего не ведаю. И какое же условие поставил Сен-Жермену Людовик? Отвечай!

– Слушаюсь, – без особого энтузиазма согласился сыщик, – взамен короны, вы, Ваше Величество, перестанете… вмешиваться в европейские дела… Во внешней политике Россия будет держать позицию нейтралитета.

Казалось, рассудок покинул императрицу. Из-за грубого и лживого доноса Шешковского она возненавидела Сен-Жермена. Измученная ревностью женщина даже не подумала о том, что Греческий проект, на который вдохновил ее Сен-Жермен, никак не вязался с русским нейтралитетом. Екатерина больше не хотела верить Сен-Жермену только потому, что отчаянно, безнадежно ревновала Потемкина.

А ведь это Сен-Жермен когда-то свел ее с Григорием! И для чего? Для того чтобы Гриша бросил Новороссию и Крым к ногам какой-то греческой вертихвостки сомнительного происхождения? Теперь Екатерина проклинала двух предателей: Потемкина и Сен-Жермена, и даже не представляла, как бесконечно далека она от истины. Григорий предпочел ей другую женщину, но оставался верен России и императрице.

Екатерина искала утешения – и нашла его в смазливом личике и прозрачных льстивых глазках поручика конной гвардии Платона Зубова. Истинная причина карьерного роста Платоши заключалась в том, что некогда о нем плохо отозвался Потемкин. Григорий Александрович уже привык подбирать любовников Екатерине. На роль очередного «друга сердца» императрицы он подобрал еще одного баловня судьбы. Но Екатерина отвергла кандидата, предложенного Потемкиным, и осыпала ничтожного гвардейского поручика мыслимыми и немыслимыми дарами. Зубов получил графское достоинство и огромные поместья, с тысячами крепостных душ.

Роль фаворита пришлась Платоше по вкусу. Пользуясь своим внезапным влиянием на Екатерину, он стал активно интриговать против Потемкина. Зубову не давали покоя те должности, которые по-прежнему занимал князь. В интригах против Потемкина фавориту помогали былые друзья князя – Альтести, Грибовский и де Рибас. Вокруг Потемкина сжималось кольцо августейшего гнева.

* * *

Авторитет Сен-Жермена стал падать не только в России. О личном предсказателе Фридриха Прусского собирал сведения еще Людовик XV. Однажды, запершись в своем кабинете, Людовик прочел очередное донесение, посвященное таинственному человеку с десятками имен и жизней. Сен-Жермен тайно встречался с королем и однажды указал Людовику на опасность, угрожавшую его престолу.

– Монархия продержится еще… – не поверил предсказателю Людовик. – Впрочем… После нас хоть потоп….

– Ваше Величество… – попытался возразить Сен-Жермен.

– Узнаю сына португальского еврея, – неожиданно произнес король, – он будет все выворачивать наизнанку, для своей корысти.

Больше Сен-Жермен ни в чем не убеждал короля. Он предоставил французскую монархию её печальной участи. Сен-Жермена по-настоящему интересовали только Греция и Россия.

Когда король Людовик XV умер от оспы, французский трон достался человеку доброго сердца, но незначительного ума и нерешительного характера. Людовик XVI не стал прислушиваться к советам Сен-Жермена. Он вспомнил слова таинственного графа лишь 21 января 1793 года, когда стоял на эшафоте…

* * *

В 1790 году Екатерине стало известно, что Сен-Жермен завершил свое земное существование. Ей сообщили, что Учитель похоронен в прусском городке Шлезвиге, рядом с собором Святого Петра. Услыхав это, Екатерина горестно воскликнула: «Так он всего лишь человек!» С этой минуты авторитет Сен-Жермена окончательно рухнул в ее глазах.

Однако известие о смерти Сен-Жермена оказалось не более чем басней. Другой источник сообщал, что могила графа находится отнюдь не в Шлезвиге, а в другом прусском городке, Экернфиорде, рядом с церковью Святого Николая. На могильной серой плите и в церковной метрике значилась дата смерти – 27 февраля 1784 года. У таинственного графа было столько же могил, сколько жизней и имен…

Глава 3

Выбор Григория Потемкина

Будущей столице обновленной Византии исполнился год. Город, названный в честь Николая Чудотворца, шагнул от бугских холмов в новороссийские степи, окреп и разросся. Потемкин велел заложить церковь в честь Николая-угодника, а храм Григория Великой Армении уже вздымал золотые купола к жаркому степному солнцу. Город проектировал надворный советник Иван Старов, немало сделавший для невской столицы и теперь вызванный князем в столицу бугскую. В Спасском урочище для Потемкина и Софии возвели дворец в молдавском стиле, разбили ландшафтный парк.

Весь этот год Потемкин провел в разъездах, а София – рядом с князем. Чтобы посторонние не слушали их бесед, София и Потемкин говорили по-гречески: сладкая эллинская речь медом лилась из красиво очерченных губ гречанки, и, отвечая ей, князь вспоминал уроки загадочного человека по имени Сен-Жермен. Григорий Александрович давно уже ничего не слышал о Сен-Жермене, и даже общество греческих патриотов, с которым он держал связь через Софию, потеряло нить, ведущую к таинственному графу.

Теперь Гетерией руководил Константин Ригас, иногда посылавший Софии короткие письма, которые сжимали душу Потемкина кольцом боли и ревности. Князь тревожился напрасно – его Софьюшка уже не любила Ригаса. Она видела в новом руководителе Гетерии лишь друга детства и юности, который лишь однажды, в Париже, после крестин Яна Витта в храме Сен-Эсташ, встал на ее пути.

Сына Софии воспитывал отец – мать так и не смогла забрать его у Витта. Сначала мальчик обретался в Каменец-Подольской крепости, комендантом которой после смерти своего отца стал Юзеф Витт, а потом – по месту новой службы Юзефа, уже генерал-майора. Расчетливый супруг Софии охотно принял из рук Потемкина чин генерал-лейтенанта, но уже не польской, а русской армии, и должность коменданта Херсона – с окладом в 6000 рублей серебром в год. Потемкин предложил ему управление Херсонской крепостью в надежде на то, что так София сможет видеться с сыном или вообще забрать мальчика у мужа.

Но Яна спесивый шляхтич отдавать не желал и приобрел неожиданную заступницу в лице императрицы Екатерины, искавшей случая досадить гречанке. София тосковала, ночью, во сне, часто видела сына на руках у Юзефа Витта и горячим, настойчивым шепотом звала к себе малыша. Часто, в сопровождении секретаря и начальника канцелярии Потемкина – Василия Степановича Попова – она ездила в Херсонскую крепость, повидаться с сыном, и возвращалась в слезах и с надорванным сердцем.

Потемкин утешал Софьюшку – он был уверен, что рано или поздно заберет ребенка у «ничтожного» Юзефа Витта, обменявшего жену на генеральский чин и комендантство. Однако с недавних пор Григорий Александрович чувствовал, что есть третья сила, мешающая осуществлению его прожектов и Софьюшкиных надежд. Императрица Екатерина, ранее игравшая на стороне князя, все больше и больше подпадала под влияние Платона Зубова и не упускала случая досадить Потемкину и его гречанке.

София часто и горячо молилась в николаевском храме Григория Великие Армении и херсонском соборе Святой Екатерины. Просила вернуть ей сына Яна, а Потемкину – расположение императрицы. «Господь Всемогущий, Царица Небесная! – шептала она. – Не можем мы сейчас с государыней Екатериной тягаться. У Григория – армия и флот, но не пойдет он против России, не станет заговоры составлять. Умиротвори сердце государыни, Царица Небесная, не позволь ей стать нашим врагом…»

После одной из таких молитв, час с лишним простояв на коленях перед образом Богородицы Семистрельной, София решила было оставить князя, чтобы не навлекать на него гнев государыни. Но в тот же миг, после внезапного приступа дурноты, чуть было не потеряла сознание. Богородица ответила на ее молитву – София была беременна, и ребенок Григория связывал их теснее, чем все земные клятвы и обещания.

Год спустя после основания Николаева, таким же по-южному горячим, зыбким и расправленным вечером, София с Потемкиным стояли на том самом холме, с которого открывался редкой красоты вид на слияние Буга и Ингула. Только теперь Григорий Александрович еще теснее прижимал к себе гречанку, а его руки лежали на ее округлившемся животе. Потемкин был уверен, что София родит ему сына и называл еще не родившегося малыша Николенькой.

А София, вздыхая, думала о том, что положение князя становится все более шатким и угрожающим, а Екатерина никогда не сможет простить Григорию новороссийские города, брошенные к ногам греческой любовницы. От добрейшего Михайлы Леонтьевича Фалеева она слышала, что фавор Платона Зубова при петербургском дворе неслыханно вырос, а Екатерину приводит в гнев любое упоминание о «греческом романе» князя.

– Что же будет с нами? – спрашивала она у Фалеева и Попова, и оба, без тени сомнения или замешательства, говорили графине Витт, что Григорий Александрович – слишком большая персона в государстве, чтобы быть свергнутым «поручишкой» Платошкой Зубовым, что за князем – Новороссия и Крым, южная армия и черноморский флот.

– Никто не посмеет тронуть князя, даже государыня наша Екатерина! – уверенно говорил полковник Фалеев. Но в глубине души София не верила его словам и чувствовала, что спасти князя может только заговор против Екатерины и империи, на который он никогда не пойдет.

– Я должна оставить тебя, Гришенька, – говорила София князю, – оставить, чтобы спасти! В силе и славе ты сможешь быть не рядом со мной, а рука об руку с императрицей Екатериной.