Она никогда не посвящала Юзефа в свои дела, но Витт все чаще и чаще стал замечать рядом с женой всемирно известного авантюриста графа Сен-Жермена и мрачноватого красавца грека, который, по-видимому, скрывался во Франции от преследований Оттоманской Порты. С греком она то ссорилась, то мирилась, с графом Сен-Жерменом была подчеркнуто любезна, а на собственного мужа, как обычно, не обращала внимания.

После бурной вспышки гнева на крестинах сына Витт решил в последний раз испытать судьбу и простить жене ее холодность. Знакомство с августейшими властителями Франции и Польши, равно как и с генеральным сборщиком налогов Французского королевства, сулило ему немало приятных минут. Юзеф Витт намеревался хотя бы «позолотить свои рога» – за счет французских и польських друзей неверной Софии. Особенно он рассчитывал на знаменитого авантюриста, который, как утверждали новые друзья жены, умел превращать металлы в золото.

Поэтому, когда София заявила, что их ждет Российская империя, Витт, скрепя серце, согласился с этим новым маршрутом. Русская императрица была сказочно богата, и Юзеф ни на минуту не усомнился в том, что его ловкая супруга сможет очаровать государыню Екатерину с такой же легкостью, как Марию-Антуанетту и Диану де Полиньяк.

Блистательная Российская империя началась для супругов Витт у городка Васильков, основанного, как считали местные жители, самим князем Владимиром Красное Солнышко. При крещении Владимир принял христианское имя Василий, и поэтому городок назвали Василив. Со временем Василив превратился в Васильков, а в 1240 году город был полностью сожжен во время княжеских междоусобиц. Впоследствии это преступление приписали монголо-татарам. В 1654 году отстроенный Васильков превратился в российский форпост.

Форпост, как и сам городок, располагался на холмах по берегам реки Стугны. Старики называли эти холмы Змиевыми валами и охотно рассказывали легенду о святых Кузьме и Демьяне и Змее Горыныче. Мол, запрягли Кузьма и Демьян змея в плуг, а сами встали за него и перепахали берега Стугны. С тех пор и возникли на этих берегах Змиевы валы.

Само местечко Васильков было обнесено земляным валом, внутри которого располагались батареи и крепость. В крепости находился старый замок, обнесенный каменной стеной, двор, некогда пребывавший во владении Печерского монастыря, и церковь Святых Антония и Феодосия. Возле церкви местные власти разместили казарму, амбар для артиллерийского снаряжения и пороховой погреб. В замке было шесть казенных дворов – для штабных офицеров форпоста, обер-офицеров, солдатской стражи, козаков и «малоросийских чинов», врача и солдат. Весной 1784 года пограничный город Васильков удостоил своим присутствием светлейший князь Потемкин.

Глава 8

Суженый, увиденный в огне алтаря

София забыла собственное будущее, увиденное в огне алтаря древнего города Борисфен, но одно лишь воспоминание ей было позволено взять с собой в дорогу. Он помнила лицо суженого – и часто видела того, кого непременно должна была встретить. Мужественное и одухотворенное лицо этого человека было пересечено траурной полосой – незрячий глаз закрывала черная повязка, а другой, живой, смотрел на мир с едва уловимой грустью. София знала наверняка, что на шее ее суженый носит монету с надписью ΟΛΒΙΟ, иногда она ощущала неровную, изъеденную временем поверхность этой монеты и как будто сжимала ее в ладонях. Потом видение исчезало, и рядом оставались недолгие попутчики – одни, подобно Юзефу Витту, шли с ней рука об руку уже давно, другие быстро возвращались на собственную дорогу.

Константин Ригас был рядом с самого детства, вместе они покинули блаженные апельсиновые рощи юности ради полного зла и невзгод мира. Но София не могла не понимать, что Ригас принадлежит Гетерии, и ради исполненной невзгод и лишений, но такой желанной для него жизни повстанца в горах Пелопоннеса, он будет появляться и исчезать, и тогда жизнь ее превратится в ежеминутное ожидание. Наследница Палеологов готова была принять это ожидание, настоянное на любви, но, увы, – в огне алтаря она увидела совсем другого человека. И этот человек говорил с ней на языке Платона и Аристотеля.

София просила Сен-Жермена указать ей на суженого, но тщетно – всеведущий граф ограничивался намеками и недомолвками. Однажды он все-таки сказал, что увиденного в огне алтаря человека гречанка найдет в Российской империи. «С кем я должна искать встречи в России?», – спросила София у своего учителя. «С императрицей Екатериной и князем Потемкиным, – ответил граф. – Только они могут помочь матери-Элладе сбросить турецкое иго».

Теперь, когда супруги Витт пересекали российскую границу, София не переставала думать об обещанной встрече…


На таможенной заставе в версте от городка Васильков были пройдены необходимые пограничные формальности, и вскоре супруги Витт могли продолжить свой путь. Графиня Витт спросила у командовавшего заставой офицера, где бы она могла видеть русского князя Потемкина.

– Князя Потемкина? – удивленно вскинул выцветшие брови комендант. Иностранка, которая с первой минуты пребывания в Российской империи потребовала встречи с князем Потемкиным, показалась ему крайне сомнительной персоной. – А зачем вам князь понадобился, сударыня?

– Речь идет о деле государственной важности, – нимало не смутившись, ответила София. – К глубокому моему сожалению, мы не можем посвятить вас в него.

Уверенность, прозвучавшая в голосе красивой иностранки, смутила офицера. В этой польской даме было нечто, исключавшее возможность сопротивления ее воле. Она была так самодостаточно прекрасна, так непререкаемо уверена в своей правоте и победе, что комендант поспешил удовлетворить ее просьбу. Он кликнул ординарца и распорядился, чтобы польскую чету провели к князю. Потемкин, как выяснилось, инспектировал артиллерийский парк, располагавшийся в городке.

Смелость Софии отнюдь не передалась ее мужу. Слова жены о «важном государственном деле» вызвали у Юзефа Витта острое чувство опасности.

– Софи, – по-французски обратился он к жене, – зачем ты сказала этому москалю о каком-то важном государственном деле? Какие дела могут связывать тебя с первым вельможей русского двора? Или ты вообразила, что приехала в гости к королю Речи Посполитой? Здесь знают цену словам и, уверяю тебя, умеют заставить за них расплачиваться!

– Успокойся, Юзеф, – холодно ответила ему София. Она привыкла к вечным пререканиям с мужем и не смущалась подобными пустяками. – Ни о чем не спрашивай и положись на меня. Я еще до конца не решила, как начать разговор с князем. Но уверена, что наши связи в Европе будут ему интересны.

Польской чете дали в сопровождение троих верховых драгун. Двое нижних чинов предусмотрительно ехали позади супругов, а старший, молоденький подпоручик, – рядом с ними.

Юный офицер, сопровождавший Виттов, решился поговорить с очаровательной польской дамой по-французски. При этом он совершенно не обращал внимания на ее мужа.

Поначалу болтовня подпоручика раздражала Софию, но потом тема разговора показалась ей интересной.

– Недавно тоже один объявился в Василькове, – весело болтал драгунский офицерик, – тоже, как и вы, говорил о деле, якобы государственной важности. Рассказывал о себе небылицы, назвался Василием Баранщиковым. Говорил, что сам из нижегородских купцов, волею судьбы заброшенный на чужбину. Рассказывал, что прослужил несколько лет янычаром у самого турецкого султана. Сначала просился к коменданту премьер-майору Стоянову. А потом случайно узнал, что здесь находится сам Потемкин. Говорит, пустите, братцы, меня к князю Потемкину, я участвовал в затоплении кораблей в константинопольском заливе. Уверял, что это может пригодиться нашему флоту при штурме султанской столицы. Я, говорит, переодевшись в греческую одежду, через турецкие, молдавские и польские земли пришел сюда пешком…

– Мы объясняем ему, что у нас с султаном сейчас мир, – иронизировал рассказчик, – а он все за свое. Мир с султаном водить, к войне готовым быть!

– Неужели князь намеревается штурмовать Константинополь? – взволнованно спросила графиня Витт. – О как бы этого хотели несчастные греки, страдающие под гнетом Оттоманской Порты!

– Что вам до греков, пани? – удивился офицерик. – Вы же полячка…

– Я родилась на острове Хиос, – гордость, прозвучавшая в голосе польской графини, несказанно удивила поручика. – Вы говорите с гречанкой…

– Тогда князь Потемкин и вправду будет вам рад, – решил за своего командующего молодой офицер. – Григорий Александрович питает слабость к грекам и даже превосходно говорит по-гречески… Забавно так со стороны послушать: «Калимера – калиспера – теканис кала…» Особенно последнее, про «Текани-с-кола» потешно! Я лично так рассуждаю, сударыня: если уж кому кол в задницу, пардон, забили, то тут уж не теканешь! Точнехонько из загривка острие и выйдет! Мне-то вы можете иметь полное доверие в этом деликатном вопросе, вельможная пани гречанка: мы тут недавно, как харцизов словили, забавлялись… А так-то на колу подолгу живут – иные по дню, а иные – и по два!

* * *

Кортеж четы Витт подъехал к деревянным рогаткам, преградавшим дорогу. Усатые гренадеры объявили, что ехать надо стороной, поскольку за оцеплением ведутся военные маневры.

– И что же случилось с этим москалем, которому удалось бежать из Стамбула? – поинтересовался Юзеф Витт, заметно оживившейся после рассказа о столь любимом вельможной шляхтой в стародавние времена смертном наказании. – Тоже на кол набили? Вот это я называю серьезным подходом к делу устрашения государственных преступников!

– С Васькой Баранщиковым? За что его-то на кол? Его в ставку Потемкина отослали, вон она на пригорке. Сидит себе под арестом… – охотно пояснил подпоручик. И, улыбаясь добавил: – Как бы вам, сударыня, под арестом не оказаться, если вздумаете плести князю небылицы!

София не стала больше слушать юного болтуна и, пришпорив свою лошадь, поскакала в ту сторону, где располагалась ставка Потемкина.