Елена Раскина - Под знаком Софии

Однако властвовали на острове Хиос отнюдь не его коренные жители, а турки, появившиеся здесь еще в середине XVI столетия. Теперь, когда XVIII столетие, как солнце, близилось к своему зениту, власть турок-магометан казалась еще более незыблемой и неизменной, чем сладко-голубое небо над островом.

Когда-то турки овладели островом, как слабой и робкой женщиной, – почти без боя. «Милосердные» завоеватели даже пощадили местную аристократию, сохранив ее привилегии и статус. Но аристократия без власти – все равно что роза без шипов. Поэтому молчаливые грозные турки вызывали у местного населения ненависть, настоянную на страхе. В деревне Вронтадос, расположенной у подножия горы Эпос, с детских лет знали, кого следует ненавидеть.

Впрочем, родители постоянно напоминали детям, что для греков должны наступить иные, лучшие времена, когда турецкое иго останется далеко в прошлом. Но в скорое наступление этих времен ни Константин, ни София не верили. Они лишь побаивались властителей острова. Но в один из весенних дней, как будто сотканных из солнечного света, Константин решил рассказать Софии о таинственном обществе под названием Гетерия, которое поставило себе целью освобождение Греции от власти турок.

– Вот увидишь, София, – уверял Константин, – я скоро стану членом Гетерии.

Они, как обычно, бродили по апельсиновой роще, но София шла чуть впереди, и Константин еле поспевал за своей торопливой подругой.

– Стихи слагать у тебя выходит неплохо, – поддразнивала своего рассудительного друга София, – а истории ты сочиняешь сомнительные. Придумываешь все эти бредни лишь для того, чтобы мне понравиться. Подумать только, Константин Ригас – член Гетерии! Какая девушка устоит перед таким героем! Но ведь Гетерии твоей не было и нет.

– Ничего я не выдумываю, – с деланной обидой проговорил Константин, догоняя Софию, – и ты скоро в этом убедишься.

– Никто никогда не слышал о твоей Гетерии, – не унималась девочка. – Значит, ты ее сам и придумал.

– Разве станут люди зря болтать о тайном обществе! – снисходительно пожав плечами, ответил Константин. – Это не предмет для бабьих пересудов. – И добавил, понизив голос до таинственного шепота: – Члены этого общества связаны между собой страшной клятвой, и освободить от нее может только смерть. А главная цель Гетерии – святая война креста против полумесяца, освобождение Греции от магометан.

– Если ты говоришь, что Гетерия – тайное общество, – перебила Константина его недоверчивая подруга, – то откуда тебе известно о нем? Если ты дал страшную клятву молчать, то почему болтаешь? И кто обещал принять тебя в Гетерию?

– Это чужая тайна, София, и я не могу рассказать тебе о ней… – смутившись, ответил Константин.

– А ведь ты обещал, Константин, что будешь рассказывать мне самые страшные тайны! – обиделась София.

– Только не эту тайну! – словоохотливый Константин уже пожалел о начатом разговоре. – Мать шкуру с меня спустит, а отец…

– Какой еще отец! – фыркнула София, решившая, что Константин непоправимо и окончательно заврался. – Все знают, что твой отец сбежал с какой-то женщиной на материк, бросил твою мать и тебя. Разве не так?

– А вот и не так! – рассердился Константин. – Ты просто ничего не знаешь. Мой отец – член Гетерии! И он вовсе не сбежал с какой-то бабой на материк! Он сейчас в военном лагере, далеко в горах Пелопоннеса. Там собираются греческие патриоты. Ночью он несколько раз приходил к нам в деревню. И сказал мне, что когда придет время, я тоже стану одним из них. Я чувствую, что это время уже пришло. Я готов пройти все испытания. Будь уверена, я их выдержу!

– Значит, когда тебя примут в это общество, – тихо и грустно сказала София, – ты тоже исчезнешь, как твой отец? Уедешь от меня?

Этот вопрос Софии поставил Константина в тупик. Он уже несколько месяцев мечтал о вступлении в Гетерию, но ни разу не подумал о том, что военный лагерь тайного общества расположен отнюдь не на острове Хиос. Покинуть остров? Возможно, никогда больше не увидеть Софию? Неужели все члены Гетерии покидают семьи и дома ради борьбы с турками? Уезжать Константину совсем не хотелось.

– Быть членом Гетерии вовсе не означает, что нужно перебраться на материк… – скрепя сердце, Константин решил солгать себе и Софии. – Наши товарищи – повсюду. Может быть, даже в нашей деревне. Они придумали особые приветствия и тайные знаки, по которым узнают друг друга. Скоро я узнаю все эти тайны. Но, даже если судьбе суждено разлучить нас, я никогда не разлюблю тебя… – неожиданно торжественно закончил он.

Он жадно и неумело прильнул к губам Софии. Для этого полудетского поцелуя Константину пришлось нагнуться, а Софии – встать на цыпочки. Но прикосновение было таким сладким и опьяняющим, что Константин в одно мгновение позабыл о таинственной Гетерии и военном лагере в горах Пелопоннеса. Если бы остаться на острове навсегда! Но судьба лишила его такой возможности…

Они возвращались домой вместе, и Константин напевал боевой гимн, который сочинил недавно:

Когда Константин Ригас хвастался Софии, что «наши – повсюду и, может быть, даже в деревне», он почти не ошибался. Неподалеку от деревни Вронтадос действительно жил человек, которого всезнающая молва связывала с Гетерией. Это был священник, отец Захарий, в миру – Михаил Нотарос. Отец Захарий происходил из древнего византийского рода Нотаросов, не уступавшего в знатности и величии самим Палеологам. Когда Константинополь пал под натиском турок-османов, предки священника перебрались в горы Пелопоннеса. Первым учителем Михаила Нотароса был сельский священник. Поэтому Михаил с детских лет решил посвятить себя церкви.

Священник, который учил Михаила грамоте, уверил мальчика в том, что единственное спасение Греции – в православной вере. Церковь, подобно птице, должна собрать птенцов-прихожан под свои крылья, иначе – рассеяние, смерть, утрата славного прошлого и всякой надежды на будущее. Тени, колеблемые ветром, без имени и души человеческой, во всем зависимые от завоевателей-османов, вот в кого превратятся греки, если у них отнять веру! И маленький Михаил свято верил каждому слову учителя. Верил, что Православная церковь даже в оковах рабства способна излучать свет и сохранять достоинство, а когда вырос – принял постриг под именем Захария и отправился в Константинополь.

Когда отец Захарий достиг возраста Спасителя, патриарх Самуил I Хадзерис решил, что он достоин сана епископа. А когда в горах Пелопоннеса, где прошла юность Захария, не без поддержки Российской империи, благоволившей к единоверцам-грекам, началось восстание против турок, епископ принял в нем самое деятельное участие. Восстание провалилось, блистательная Оттоманская Порта опять одержала верх над порабощенной Грецией, а для отца Захария не осталось иного спасения, кроме бегства. Странствующий епископ нашел пристанище на острове Хиос, неподалеку от деревни Вронтадос, где обосновался в старой базилике Святого Исидора.

Как часто он думал о святом Исидоре, восставшем против римских завоевателей и казненном ими! Как часто сравнивал свою судьбу с участью Исидора и жалел о том, что бежал, а не принял смертные муки! Но кто бы без него объединил разрозненные усилия греческих патриотов, кто бы вдохнул в немногих оставшихся в живых участников восстания уверенность в том, что Церковь по-прежнему заботится о греческом народе! Местные жители рассказали священнику легенду о святом Исидоре: когда римляне вели его на казнь, он молчал и плакал, и слезы эти, падая на землю, превращались в благоухающую мастику. С тех пор все в деревне Вронтадос уверены в том, что мастика – прощальный дар святого Исидора…

Нет, он, Захарий, не стал бы плакать! Он принял бы смерть как должное, как достойное завершение своего пути. Если бы не решил бежать и не оказался здесь, на острове, который называют райским, и где забываешь о борьбе и ненависти, когда вглядываешься в сладко-голубые, сулящие покой и блаженство небеса…

На острове Захарий собственными руками возвел часовню в честь святого Петра. Небольшую, правда, но стройную, ладную, устремленную в небеса. Потом построил две кельи. Учил грамоте сельских ребятишек, принимал у себя беглецов – членов Гетерии, помогал больным и увечным. И, конечно, готовил новое восстание. Не мог он успокоиться и забыть о духе борьбы и ненависти, который там, в горах Пелопоннеса, заставлял вдвое сильнее биться его жаждущее справедливости сердце! Церковь – не только заботливая мать, но и дева-воительница, и должна сплотить вокруг себя греков, напомнить им о славном прошлом и не менее славном будущем.

И вот однажды в келью к священнику постучались. Он услышал знакомые слова «Eleutheria i Thanatos», что означает «Свобода или смерть». Это был секретный пароль Гетерии. Гости священника прибыли из лагеря повстанцев-клефтов в Пелопоннесских горах. И, конечно, пришли за советом. Одного из посланцев звали Гавриил Ригас…

Константин не солгал Софии – его отец действительно был членом Гетерии и готовил посвящение сына. Несколько лет назад Ригас-старший покинул деревню с заезжей красавицей, но это был лишь ловкий ход, небольшое представление, которое разыграли заговорщики, чтобы Гавриил мог беспрепятственно покинуть остров. Разве смог бы он объявить односельчанам, что отправляется в горы Пелопоннеса, чтобы примкнуть к повстанцам! Вот и пришлось прослыть в их глазах пустым человеком, перекати-полем, который бросил жену и сына ради заезжей красотки. Красотка действительно была, но ее звали Элладой…

Второго гостя священник не знал, и имени своего он не сообщил. Просто вошел и сел – как будто на все имел право.