Джондалар продолжал обследовать языком все ее тело, и она, задыхаясь и вскрикивая, прогнулась ему навстречу. Нахлынувшие чувства затопили все мысли. Она уже не осознавала, что происходит, чувствуя лишь, как огромная жаркая волна вдруг захлестнула ее, и тогда он почувствовал ее обильные женские соки. Тихо вскрикивая от желания слиться с ним воедино, она прижалась к нему всем телом. Он приподнялся и, найдя вход в ее лоно, начал постепенно погружаться в него.

Интуитивно угадывая его желания, Эйла ритмично двигалась вместе с ним. На сей раз его страсть была более спокойной. Обычно ему приходилось сдерживаться, а сейчас он просто отдался чувствам и ощущал, как нарастает напряжение их совместных движений, достигая все больших глубин наслаждения. Ее возбужденные стоны заметно участились. Но вот их страстные крики слились воедино, и они одновременно достигли кульминации, испытывая огромный облегчающий взлет. Их тела на мгновение замерли, и после нескольких завершающих движений оба они успокоились и затихли.

Они лежали, закрыв глаза и восстанавливая дыхание, Эйла услышала шелест листвы на ветру, призывный щебет какой-то птички, почувствовала прохладный ветерок и приятную тяжесть его тела, вдохнула исходящий от попоны лошадиный запах и аромат соков их Радости и вспомнила вдруг вкус его кожи и его поцелуев. Когда он наконец приподнялся, на губах ее блуждала мечтательная и полусонная, нежная и удовлетворенная улыбка.

Когда они поднялись с земли, Эйла вновь зашла в родниковые воды пруда для ритуального очищения, к которому с детства приучила ее Иза. Джондалар последовал за ней. Теперь он тоже привык к таким омовениям, хотя до встречи с Эйлой не делал ничего подобного. Он вообще не любил холодную воду. Но сейчас, плещась в пруду, он подумал, что, пожалуй, мог бы полюбить ее, если бы почаще удавалось делить Дары Радости на берегах родниковых водоемов.


Возвращаясь к Южному владению Двадцать Девятой Пещеры, Эйла вдруг поняла, что не горит желанием встречаться с его хозяевами, показавшимися ей довольно недружелюбными. И несмотря на то что члены Девятой Пещеры и родственники Джондалара приняли ее хорошо, она осознала, что даже их ей не особенно хочется видеть. Устав от долгого Путешествия, она с нетерпением ждала его окончания и встречи с другими людьми, однако сейчас уже скучала по тому уединенному образу жизни, что выработался у них с Джондаларом за время странствий. В Девятой Пещере им практически не удавалось остаться наедине друг с другом. Они оба обрадовались сердечному приему и проявляемому людьми интересу, но порой молодым любовникам очень хотелось побыть вдвоем.

А ближе к ночи, уже лежа под спальным покрывалом в общей семейной палатке, где все спали в непосредственной близости, Эйла вспоминала устройство спальных очагов в земляном жилище Мамутои. Когда она впервые увидела его, ее изумила необычная конструкция заглубленного в землю длинного жилища Львиного стойбища. Кости мамонта поддерживали толстые земляные стены, утепленные тростником и покрытые слоем глины, они надежно защищали людей от сильных ветров и зимних морозов. Тогда она решила, что Мамутои сами построили пещеру. В каком-то смысле так оно и было, поскольку в их краях не было пригодных для жизни пещер, и ее изумление было справедливым: Мамутои строили замечательные жилища.

Все обитатели Львиного стойбища жили в одном общем доме, но все семьи имели отдельные жилые помещения, располагавшиеся вокруг вытянутых в одну линию очагов, а их спальные платформы были скрыты за плотными занавесами. Такое близкое и тесное соседство порождало молчаливую тактичность и взаимную вежливость, такие отношения постепенно вошли в привычку, обеспечивая семьям относительное уединение. Пока Эйла жила с ними, ей даже не приходило в голову, что земляной дом маловат, ведь тогда она еще не видела огромную Девятую Пещеру. Ей вспомнилось, что и в Клане каждая семья имела свой очаг, но там вообще не было стен, его границы обозначал лишь ряд камней. Люди Клана также тактично и уважительно относились к личной семейной жизни, никогда не заглядывая в помещения соседних семей.

И хотя дома Зеландонии окружали стены, звуки они пропускали достаточно хорошо. Их жилищам не требовался такой прочный каркас, как земляным строениям Мамутои; природные скальные навесы надежно защищали от непогоды. Строения Зеландонии в основном обеспечивали сохранение тепла внутри дома и охраняли от ветров, случайно залетевших под каменный навес. Проходя по жилой площадке Зеландонии, зачастую можно было слышать доносившиеся из домов голоса, но люди привыкли не обращать на это внимания. Эйла осознала, что, прожив с ними не так уж много времени, она уже тоже почти привыкла не обращать внимания на голоса, доносившиеся из соседних домов.

Волк уже угомонился и лег около их спальных мехов, прислушиваясь к тихому бормотанию из-под других спальных покрывал. И Эйла, пристроившаяся под боком своего жениха, вдруг тихо сказала:

– А знаешь, Джондалар, мне понравилось, что Зеландонии строят отдельные дома для каждой семьи.

– Я рад, что тебе это понравилось, – пробормотал он, испытывая еще большее удовольствие от того, что уже подготовил все для строительства их собственного жилища и что он сохранил все в тайне, чтобы удивить ее после возвращения с Летнего Схода.

Закрыв глаза, Эйла мечтала о том, что когда-нибудь и у нее будет собственный дом, обнесенный стенами. Стены дома Зеландонии представляли для нее новую степень уединения, неизвестную людям Клана и даже Мамутои. Внутренние перегородки также усиливали изолированность. Несмотря на недостатки одинокой жизни, Эйла научилась наслаждаться уединенностью в ее долине, и долгое странствие вдвоем с Джондаларом укрепило ее желание как-то отгородиться от других людей. Однако близость соседних домов внушала чувство спокойной уверенности.

При желании она могла послушать спокойные голоса укладывающихся спать соседей, звуки, которые она слышала всю свою жизнь; тихие разговоры, плач ребенка, вздохи разделяющих Дары Радости. В уединении ее пещеры ей очень не хватало этих привычных звуков, но в Девятой Пещере также были отдельные спальные помещения. За тонкими внутренними перегородками жилища с легкостью можно было забыть о том, что делишь дом с другими людьми, но приглушенный звуковой фон давал надежное чувство безопасности. Эйла пришла к выводу, что Зеландонии выбрали очень правильный способ общежития.


На следующее утро Зеландонии продолжили путь, и Эйла заметила, что походников стало гораздо больше. К ним присоединилось много людей из Двадцать Девятой Пещеры, хотя она не заметила, или не узнала, среди них людей со стоянки Скалы Отражений. Джохарран объяснил ей, что с ними пошли большинство живших в Летнем Лагере, примерно половина обитателей Южного Входа, и часть людей со Скалы Отражений. Остальные собирались выйти через день-другой. Она вспомнила, что Джондалар говорил о возвращении в Летний Лагерь для сбора урожая орехов, и у нее создалось впечатление, что Девятая Пещера более тесно связана с Западным владением, чем с другими владениями Двадцать Девятой Пещеры.

От Скалы Отражений Река сначала устремлялась на север, потом широкой излучиной отклонялась на восток, постепенно поворачивала на юг, потом – снова на восток и опять на север, образуя волнообразную кривую. После этого речные изгибы становились более плавными, и Река придерживалась, в общем, северо-восточного направления. В северном конце первой волны имелось несколько каменных пещер, которые использовались для ночевок и привалов во время разнообразных походов или охотничьих вылазок, но следующее поселение находилось на южном конце второй волны, где небольшой поток нес свои воды в Реку по Древней долине; там и обосновалась Пятая Пещера Зеландонии.

Если поход осуществлялся на плотах, то их приходилось толкать против течения почти десять миль от Скалы Отражений до Старой долины, однако посуху легче было пройти напрямик по плоскогорью, придерживаясь северо-восточного направления, чем следовать по крутым излучинам речного русла. Напрямик до Пятой Пещеры было чуть больше трех миль, впрочем, и по холмам дорога слегка петляла.

Выйдя на хорошо заметную тропу, Джохарран повел людей в сторону от Реки, поднялся по склону горы и вышел на округлую вершину в месте пересечения с верхней тропой, что вела от Третьей Пещеры Скалы Двуречья, а затем вновь спустился вниз по другому склону примерно до речного уровня. Понимая, что впереди их ждет встреча с Пятой Пещерой, Эйла решила попытаться выяснить что-нибудь о ее обитателях.

– Джондалар, насколько я поняла, Третья Пещера славится своими охотниками, в Четырнадцатой живут отличные рыболовы, а чем известна Пятая Пещера, Джондалар? – спросила она.

– Я бы сказал, что Пятая Пещера известна своей исключительной самодостаточностью и независимостью, – сказал он.

Эйла заметила, что шедшие поблизости четверо молодых люден, которые вчера во время речных переправ помогали переносить волокуши, услышали ее вопрос и подошли поближе. Хотя они всю жизнь прожили в Девятой Пещере и знали остальные Пещеры Зеландонии, им не приходилось еще слышать, как их описывают для иноземцев. Их заинтересовало мнение Джондалара.

– Они гордятся своими искусными охотниками, рыболовами и мастерами, – продолжал Джондалар. – Даже сами строят плоты, утверждая, что именно они стали первыми делать их, хотя Одиннадцатая Пещера не согласна с таким утверждением. Их жрецы и художники всегда были весьма уважаемыми. Некоторые из их пещер украшены резными и живописными изображениями животных, в основном бизонов и лошадей, потому что Пятая Пещера имеет особую связь с этими травоядными, их изображают не только на стенах, но и на разных предметах.

– А почему их стоянку называют Древней долиной? – спросила Эйла.

– Потому что там находится одно из самых древних поселений. Их счетное слово уже говорит о его возрасте. Старше Пятой только Вторая и Третья Пещеры. В преданиях многих Пещер упоминается о родственных связях с Пятой Пещерой. Большинство их настенных резных изображений настолько древние, что никто уже не знает, кто на самом деле их вырезал. Согласно древним легендам одно настенное изображение пяти животных является символов счетного слова этой Пещеры, – сказал Джондалар, – а Зеландони говорит, что пятерка является одним из самых священных чисел.