– Да, это они. Неужели вы не узнаете их? Они члены Девятой Пещеры, – сказала Эйла. Послышался шепот обменивающихся впечатлениями женщин. Эйла услышала замечания, касавшиеся как детей, так и ее необычного произношения.

– Ланога ее второй ребенок, Стелона, – пояснила Пролева. – Вспомни, ведь именно ты помогала ей появиться на свет. Ланога, не стесняйся, проходи и садись рядом со мной. – Женщины смотрели, как девочка, поудобнее перехватив ребенка, подошла и села около жены вождя, посадив Лоралу к себе на колени. Она не смотрела на других женщин, а следила только за Эйлой, которая ободряюще улыбнулась ей.

– Вчера Ланога позвала Зеландони к раненому Бологану. Видимо, он подрался с кем-то и повредил голову, – начала Эйла. – И вот тогда-то мы и обнаружили, что положение в этой семье гораздо серьезнее. Этой малышке чуть больше полугода, а у ее матери пропало молоко. Ланога заботилась о ней, но могла приготовить только отварные, размятые коренья. Я думаю, все вы понимаете, что ребенок не сможет вырасти здоровым, если кормить его только вареными кореньями. – Эйла отметила, что некоторые женщины покрепче прижали к себе младенцев. Такая реакция понятна практически любому, но они уже начали догадываться, к чему клонит Эйла.

– Я пришла сюда из очень далеких краев, но не важно, где или с кем я жила, всем людям известно, что грудному ребенку необходимо молоко. Женщины вырастившего меня племени обычно помогали матери выкормить ребенка, если у нее рано пропадало молоко. – Все поняли, что Эйла говорит о тех, кого они называли плоскоголовыми и которых большинство Зеландонии считали животными. Даже те, у кого не было излишков молока, то и дело подсовывали свою грудь голодному младенцу. Однажды, когда у молодой матери пропало молоко, другая женщина, у которой с избытком хватало молока для своего ребенка, стала заботиться о чужом ребенке, почти как о своем собственном, и кормила их, словно они оба были ее родными детьми, – сказала Эйла.

– А как же родной ребенок этой женщины? Что, если бы у нее не хватило молока для него? – спросила одна из беременных. Она выглядела еще совсем юной и, вероятно, ждала первого ребенка.

Эйла улыбнулась ей и окинула взглядом остальных женщин.

– Разве неудивительно, что материнское молоко прибывает по мере его надобности? Чем больше мать кормит, тем больше молока у нее появляется.

– Это совершенно верно, особенно поначалу, – послышался знакомый Эйле голос от входа. Оглянувшись, она улыбнулась присоединившейся к ним высокой полной женщине. – Извини, Пролева, я только сейчас освободилась. Ларамар пришел проведать Бологана и начал задавать ему вопросы. Я не одобрила его поведения и пошла за Джохарраном, и, кстати, они наконец добились кое-каких разъяснений от этого парня.

Женщины начали взволнованно переговариваться. Они очень заинтересовались и надеялись, что Зеландони скажет что-то еще, но понимали, что самим спрашивать бесполезно. Она все равно скажет им ровно столько, сколько ей нужно, чтобы они знали. Пролева сняла высокую корзину с горячим чаем с большого камня и положила на него подушку; это было обычное место Зеландони в доме вождя, используемое для других нужд во время ее отсутствия. Когда жрица устроилась на подушке, ей предложили чашку чая. Взяв ее, она с улыбкой взглянула на всех собравшихся.

С появлением этой большой женщины теснота помещения стала гораздо более ощутимой, но никто не возражал. Участие в их собрании жены вождя и Верховной жрицы заставило женщин осознать его важность. Эйла уловила суть их ощущений, но она еще слишком мало прожила в этом племени, чтобы полностью осознать значение такого случая для женщин. Она думала о Пролеве и Зеландони, просто как о родственниках и друзьях Джондалара. Жрица взглянула на Эйлу, побуждая ее продолжить разговор.

– Пролева рассказала мне, что у Зеландонии делают общие запасы еды. Я спросила ее, а могут ли женщины Зеландонии поделиться своим молоком. Она сказала, что обычно так делают родственницы или близкие подруги, но у Тремеды нет здесь родных, и уж точно нет ни родной, ни сводной сестры с грудным младенцем, – сказала Эйла, даже не упомянув о близких друзьях. Она поманила к себе Ланогу, которая медленно подошла к ней вместе с малышкой. – Хотя десятилетняя девочка может ухаживать за малышом, она не может накормить ее молоком. Я начала учить Ланогу, чем можно еще накормить ребенка, кроме отварных кореньев. Она очень способная, просто нужно, чтобы кто-то научил ее, но и этого мало. – Умолкнув, Эйла внимательно посмотрела на каждую из собравшихся женщин.

– А она также умеет и купать его? – спросила Стелона, старшая женщина.

– Да. Мы сходили к Реке и искупались, как делают все люди, – сказала Эйла и добавила: – Я пришла к выводу, что на Тремеду не всегда смотрят благожелательно, и, возможно, на то есть причины, но эта малышка не Тремеда. Она всего лишь ребенок, которому необходимо молоко, хоть немного молока.

– Я скажу тебе честно, – сказала Стелона. Она отвечала, в сущности, от всей группы. – Я ничего не имею против того, чтобы покормить малышку время от времени, но мне не хочется входить в ее дом, и я не горю желанием приглашать в гости Тремеду.

Пролева отвернулась, пряча улыбку. У Эйлы все получилось, подумала она. Одно согласие уже есть, и остальные вскоре согласятся, по крайней мере, большинство из них.

– Вам не придется затруднять себя. Я уже поговорила с Ланогой. Она сможет приносить сестру к вам в удобное для вас время. Чем больше женщин согласится помочь, тем меньше придется кормить каждой, – добавила Эйла.

– Ну-ка, принеси ее ко мне, – сказал женщина, – надо еще посмотреть, помнит ли она, как сосать. Давно ее не прикладывали к груди?

– Примерно с середины весны, – сказала Эйла. – Ланога, отдай сестренку Стелоне.

Ланога, пряча глаза от остальных женщин, направилась к этой взрослой женщине, которая передала малыша, спавшего на ее коленях, сидевшей рядом подруге, которая еще только ждала ребенка. Ловким движением она подставила грудь малышке. Она покрутилась немного в этом вроде бы желанном, но уже забытом положении, однако когда Лорала открыла ротик, женщина вставила в него сосок. Она подержала его немного и наконец начала сосать.

– Что ж, она еще помнит, – сказала Стелона. Все вокруг облегченно вздохнули и заулыбались.

– Спасибо тебе, Стелона, – сказала Эйла.

– Я думаю, это самое меньшее, что мы можем сделать. Все-таки она член нашей Пещеры, – сказала Стелона.


– Она не стала открыто упрекать их, – сказала Пролева, – но подвела их к осознанию того, что если они не помогут, то будут хуже, чем плоскоголовые. А теперь они все испытывают добродетельное удовольствие от того, что поступают достойно.

Джохарран приподнялся на локте и взглянул на свою жену.

– А ты будешь кормить ребенка Тремеды? – спросил он.

Пролева перевернулась на бок и натянула покрывало под подбородок.

– Конечно, буду, – сказала она, – если попросят, но, признаюсь, я не сообразила, что можно организовать поочередные кормления, и мне стыдно, что я не знала, что у Тремеды пропало молоко. Эйла сказала, что Ланога очень сообразительна, и ее просто нужно немного подучить. Эйла права, эта девочка способна на многое. Она ухаживала за малышкой и остальными детьми куда лучше, чем их настоящая мать, но десятилетней девочке не следует взваливать на себя заботы матери такого семейства. Она ведь еще даже не прошла ритуал Первой Радости. Было бы лучше всего, если бы кто-то удочерил эту малышку. И даже кого-то из их младших детей, – сказала Пролева.

– Может быть, нам удастся найти для них приемную семью на Летнем Сходе, – предположил Джохарран.

– Попытаемся, но, по-моему, Тремеда не остановится на этом и будет продолжать рожать детей. Великая Мать обычно больше одаривает тех женщин, которые уже рожали, но, как правило, Она ждет, пока женщина не закончит кормить грудью, и лишь после этого одаривает ее следующей беременностью. Молоко у Тремеды пропало, и, по словам Зеландони, она, вероятно, скоро вновь забеременеет.

– Кстати, о беременных: как ты себя чувствуешь? – спросил Джохарран, с любовью взглянув на жену и счастливо улыбнувшись.

– Хорошо, – сказала она. – Видимо, у меня уже прошла пора утренних недомоганий, но я еще не слишком растолстею к летней жаре. По-моему, можно уже не скрывать это от людей. Эйла сама догадалась.

– Я не замечаю в тебе никаких изменений, разве что ты стала еще красивее, – сказал он, – если это возможно.

Пролева нежно улыбнулась своему мужу.

– Эйла извинилась передо мной, что упомянула об этом раньше меня… у нее случайно сорвалось с языка. Она сказала, что видит особые изменения, поскольку она – целительница, или, как она иногда говорит, лекарка. Очевидно, она действительно умеет лечить людей, но трудно представить, что она научилась всему этому у…

– Я понимаю тебя, – сказал Джохарран. – Неужели воспитавшие ее люди похожи на тех, что живут в наших краях? Если так, то нам стоит опасаться их. Нельзя сказать, чтобы с ними хорошо обходились, и меня удивляет, почему они не склонны к мести? И что будет, если они вдруг однажды решат нанести ответный удар?

– Не думаю, что сейчас нам надо об этом беспокоиться, – сказала Пролева, – и я уверена, мы узнаем о них больше благодаря знакомству с Эйлой. – Замолчав, она повернулась в сторону спящего Джарадала и прислушалась. Ей послышался его голос, но мальчик уже успокоился. Вероятно, сказал что-то во сне, подумала она и повернулась обратно к мужу. – Ты же знаешь, что ее хотят принять в члены Зеландонии до выхода на Летний Сход, тогда она станет нашей соплеменницей еще до Брачного ритуала с Джондаларом.

– Да, знаю. Не думаешь ли ты, что это немного поспешно? Нам кажется, что мы уже хорошо знаем ее, а на самом деле они прибыли совсем недавно, – заметил Джохарран. – Обычно я не возражаю против того, что предлагает моя мать. Она редко выдвигает свои предложения, к тому же ее влияние еще очень сильно в племени, и обычно ее предложения затрагивают важные вещи, о которых я не подумал. Когда руководство Пещерой перешло ко мне, я сомневался, что она совсем откажется от своей роли, но ей хотелось, чтобы я стал самостоятельным вождем, как все остальные, и она старалась не вмешиваться. Однако я пока не вижу основательных причин для такого поспешного приема Эйлы. Все равно она будет считаться нашей соплеменницей, став женой Джондалара.