– Я надеялся, что сегодня ты составишь мне компанию, – сказал Ларамар.

Эйла была озадачена.

– О какой компании ты говоришь?

– Во время погребального пиршества иноземцы обычно стоят в хвосте очереди, после всех членов Пещеры. Но я заметил, что ты ушла вперед, – сказал он.

Эйла перехватила взгляд Мартоны, по лицу которой промелькнуло недовольное выражение.

– Я понимаю, Ларамар, вероятно, тебе хотелось бы, чтобы она стояла в хвосте вместе с тобой, – сказала мать Джондалара, – но ты же знаешь, что Эйла скоро станет членом нашей Пещеры.

– Но пока-то она еще не принадлежит племени Зеландонии, – возразил мужчина. – Она иноземка.

– Она помолвлена с Джондаларом, и ее статус в ее родном племени был достаточно высоким.

– Разве она не говорила, что ее вырастили плоскоголовые? Вот уж не знал, что статус плоскоголовых выше, чем Зеландонии.

– В племени Мамутои она была целительницей и дочерью очага Мамута, их Зеландони, – сказала Мартона. Бывший вождь уже не на шутку рассердилась. Ей совершенно не хотелось объяснять что-то мужчине, имевшему самый низкий статус в Пещере… тем более потому, что он был прав.

– Что-то ее лечение мало помогло Шевонару, – язвительно бросил Ларамар.

– Никто не смог бы сделать для него больше того, что сделала Эйла, даже Верховная жрица, – возразил Джохарран, вставая на ее защиту. – А она облегчила его боль, чтобы он смог дожить до прихода своей жены.

Эйла заметила, что усмешка Ларамара стала злорадной. Он испытывал огромное удовольствие от того, что ему удалось расстроить родственников Джондалара, вынудив их занять оборонительную позицию, и это явно было как-то связано с ней. Ей хотелось узнать, что произошло, и она решила выяснить все у Джондалара, когда они останутся одни, но начала понимать, почему люди так неодобрительно отзывались о Ларамаре.

Служители вновь направились к погребальному навесу, а остальные понесли свои тарелки в дальний конец Общего Поля, чтобы выбросить остатки еды в специальную кучу. Отбросы останутся здесь, а когда люди уйдут, костями займутся мусорщики, питающиеся падалью животные, а растительные постепенно перегниют, вновь превратившись в землю. Так обычно избавлялись от мусора. Ларамар вместе с семьей Джондалара дошел до кучи отбросов, Эйла была уверена, что он намеренно не отставал от них, желая еще немного досадить им, а потом удалился с очень важным и независимым видом.

После того как люди вновь собрались вокруг погребального навеса, Верховная жрица взяла плотно сплетенную корзинку с той красной охрой, что растирала Эйла.

– Есть Пять Священных Цветов. Все остальные происходят из тех исходных цветов. Главный цвет – красный, – начала эта величественная жрица. – Цвет крови, цвет жизни. Пусть плодам и цветам порой присущ изначальный красный цвет, но они недолговечны. Красная сущность обычно скоротечна. Так, высыхающая алая кровь темнеет и коричневеет. Коричневый порожден красным, и порой его именуют старокрасным. Крупицы красной охры нашего края суть высохшие капли крови Великой Земной Матери, и хотя они бывают и ярко-алыми, все они суть проявления старокрасного. Покрытый красной кровью чрева матери твоей, пришел ты в этот мир, Шевонар. Покрытый красной землей чрева Великой Матери, ты вернешься к ней, чтобы возродиться в мире ином, подобно тому, как родился ты в этот мир, – говорила Верховная жрица, буквально с головы до ног покрывая тело Шевонара порошком красной Железной руды. – Пятый исходный цвет темен, порой его именуют черным, – сказала Зеландони, заставив Эйлу озадачиться тем, какими же могут быть второй, третий и четвертый Священные Цвета. – Темен цвет ночи, свет в глубине пещеры, угольный цвет, после того как огонь извлечет жизнь из дерева. Говорят, что угольно-черный есть, в сущности, темнейший оттенок старокрасного. Именно этот цвет побеждает цвет жизни, когда она достигает старости. И когда жизнь становится смертью, красный становится черным, темнеет. Темнота есть отсутствие жизни; цвет смерти. У нее нет даже краткой жизни; не существует черных цветущих растений. Глубина пещер показывает этот цвет в его истинном виде.

Шевонар, тело, где обитал твой елан, умерло и приобщится к подземной темноте, вернется в темную землю Матери, но твой елан, твой дух, приобщится к миру Духов, вернется к Матери, Изначальному Источнику Жизни. Захвати с собой дух земной пищи, которую мы даем тебе для поддержания сил во время странствия в мире Духов.

Величественная женщина подняла блюдо с ритуальным угощением, показала его всем собравшимся и, вновь поставив рядом с покойным, осыпала его также порошком красной охры.

– Взяв с собой свое любимое копье, ты будешь охотиться на духов животных, чтобы поддерживать силы твоего духа. – Жрица положила копье рядом с ним и также посыпала его красной охрой. – Возьми и свои инструменты, ты сделаешь новые копья для охотников в мире ином. – Она положила выпрямитель копий ему под руку, окоченевшую от неумолимой смерти, и посыпала его красным порошком. – Не забывай мастерства, обретенного в этом мире, и пусть оно помогает тебе жить в мире ином. Не скорби о твоей жене, оставшейся здесь. Дух Шевонара, ты обрел свободу, иди уверенно вперед. Не оборачивайся назад. Не медли. Твоя следующая жизнь ждет тебя.

Погребальные вещи сложили вокруг него, блюдо с едой поставили на живот и завернули покойного в плетеный саван, туго стянув веревками с двух концов, так что тело стало похоже на кокон. Затем его плотно обмотали длинной веревкой, надежно соединившей все края, и сокрытое внутри тело вместе с его снаряжением приобрело неровные, бугристые очертания. По краям гамака вставили жерди, которые еще недавно были стройными молодыми деревцами. С них даже не сняли кору, чтобы гамак с погребальным коконом не скользил по жердям.

Потом четверо мужчин, копавших сегодня священную погребальную землю, разделились на пары и, подняв с двух сторон гамак с телом Шевонара, понесли его последним земным путем. Концы жердей покоились на их плечах, впереди шел Джохарран, с другой стороны, отступя на шаг, следовал Рушемар, придерживая свой конец жерди на правом плече. Прямо за Джохарраном шел Солабан, но под свой конец жерди ему пришлось подложить подушку, поскольку с другой стороны гамака шел более высокий Джондалар.

Верховная служительница Матери возглавила процессию, направляющуюся к священной погребальной земле. Следом за ней шли мужчины с телом покойного, а остальные Зеландонии рассредоточились вокруг них. Первыми за покачивающимся гамаком следовали Релона с двумя детьми и Ранокол. Остальные Зеландонии выстроились за ними в том же порядке, который был принят на погребальном пиршестве.

Эйла опять шла рядом с Мартоной почти в начале процессии. Она заметила, что Ларамар, поглядывая на нее, направился в хвост Девятой Пещеры и в итоге занял место перед вождями Третьей Пещеры. Хотя Манвелар старался держать дистанцию, оставляя небольшой промежуток между двумя разными Пещерами, Ларамар вместе со своей высокой костлявой подругой и целым выводком детей шел достаточно медленно, чтобы отделиться от впереди идущих. Эйла вскоре убедилась, что он делает это специально, пытаясь создать впечатление, что его семья идет первой в следующей за ней Пещере, а не последней в той, что идет впереди, хотя все, разумеется, знали статус его семьи и к какой Пещере она принадлежит.

Длинная цепочка людей выстроилась в один ряд, когда процессия приблизилась к узкой тропе перед Большой Скалой, затем, воспользовавшись удобными плоскими камнями, все переправились через Рыбный ручей, сбегавший вниз по дну долины Мелкоречья. Когда тропинка вновь прижалась к Неприступному Утесу, все пошли гуськом до Переправы, но, оказавшись на другом берегу, не пошли, как прежде, на юг к Скале Двуречья, а повернули обратно к северу, выйдя на другую тропу.

Больше не ограниченные узкой тропкой между скалистым берегом и рекой, Зеландонии рассредоточились и шли по двое или по трое в ряд по ровному лугу пойменных земель, потом миновали череду холмов, которые Эйла уже видела с другого берега Реки. Солнце клонилось к западу, приближаясь к вершинам далеких скал, люди подошли к небольшой изолированной, исключительно ровной котловине с известняковыми склонами. Процессия замедлила движение и остановилась.

Оглянувшись, Эйла окинула взглядом пройденный путь. Крутые, озаренные солнцем скалы отбрасывали густую тень на луга свежей летней травы. Естественная приглушенная желтизна известняка, исполосованная темными выщелоченными примесями, приобрела темно-пурпурный оттенок, и унылый мрак опустился на воду, текущую у подножия этих скалистых твердынь. Он протянулся также и за Реку, скрывая кусты и деревья, обрамляющие берег, хотя укороченные силуэты самых высоких деревьев еще вздымались над этой медленно наползающей тьмой.

Видимые отсюда каменные стены с вершинами, опушенными травами и редкими кустами, являли собой неожиданную картину унылого и мрачного великолепия. К югу, прижимаясь к кромке воды, вздымались стены Неприступного Утеса и Большой Скалы, соседствующие с долиной Мелкоречья. Скальный массив, отступивший от Реки и давший место Общему Полю, отклонялся к рельефным провалам пещер на террасе перед Нижним водопадом и, наконец, как раз в том месте, где Река круто поворачивала на восток, завершался огромным навесом Девятой Пещеры.

Когда движение возобновилось, Эйла заметила, что несколько человек зажгли факелы.

– Может, мне тоже следовало захватить факел, Вилломар? – спросила она идущего рядом с ней мужчину. – Наверное, уже совсем стемнеет, когда мы будем возвращаться.

– Так и надо, чтобы стемнело, – сказала Мартона; она шла рядом с Вилломаром с другой стороны, – тогда мы зажжем много факелов. Покинув кладбище, люди зажгут факелы, чтобы освещать путь, но мы разойдемся в разные стороны. Надо будет разделиться на группы, чтобы запутать духов. Елан Шевонара и любые другие оказавшиеся поблизости духи могут попытаться последовать за нами. В темноте их легче запутать, и если им удастся выбраться за частокол, то они не поймут, за каким огоньком им следовать.