Сделав шаг навстречу, Джондалар положил руки на плечи жрицы, желая как-то убедить ее не только принять Эйлу, но и помочь ее признанию среди Зеландонии, но он не знал, как сделать это. Заглянув в ее глаза, он невольно вспомнил ту любовь, которую они когда-то испытывали друг к другу, и внезапно понял, что если что-то ему и сможет помочь, то только честность, какие бы трудности она ни вызвала.

Джондалар привык скрывать свои чувства; именно так он научился владеть собой, сдерживая страсти и поглубже пряча эмоции. Ему было не легко говорить о них даже с ней, хотя она понимала его, вероятно, лучше всех.

– Зеландони… – Его голос потеплел. – Золена… ты же знаешь, что именно ты отвратила меня от всех других женщин. Я был еще зеленым юнцом, а ты – самой потрясающей женщиной, о которой только может мечтать мужчина. Не один я мечтал о тебе, но именно мои мечты ты сделала явью. Я жаждал обладать тобой, и когда ты стала моей донии-наставницей, я понял, что этого мне недостаточно. Ты научила меня делить Дары Радости и в итоге завладела всем моим существом. Я хотел большего и, так же как ты, боролся за то, чтобы мы остались вместе. Вопреки всем запретам я любил тебя, и ты любила меня. И я по-прежнему люблю тебя. Моя любовь к тебе не иссякнет никогда.

Даже потом, после всех наших неприятностей, когда мать отослала меня жить к Даланару, и даже когда я вернулся, никто не мог заменить мне тебя. Деля ложе с другими женщинами, я мечтал не только о твоем теле. Мне хотелось жить с тобой у одного очага. Меня не волновали ни разница в возрасте, ни традиции, не разрешающие делить Дары Радости с донии-наставницей. Я хотел прожить с тобой всю жизнь.

– И посмотри, с кем бы сейчас ты оказался, Джондалар, – сказалa Золена. Она не представляла, что ее так растрогают его слова. – Ты хорошо успел разглядеть меня? Я не только старше тебя. Я так жутко располнела, что уже начинаю испытывать от этого определенные трудности. У меня еще есть сила, иначе трудностей было бы больше, но они не заставят себя долго ждать. А ты молод и очень красив, женщины так и сохнут по тебе. Великая Мать выбрала меня. Должно быть, Она знала, что мне предстоит обрести внушительность Ее форм. Это прекрасно для Зеландони, но в твоем очаге я была бы просто толстой старой женщиной, а ты все еще оставался бы красивым молодым мужчиной.

– Неужели ты думаешь, что для меня это имело бы значение? Золена, я дошел до конца реки Великой Матери, и лишь там мне суждено было найти женщину, которая могла бы сравниться с тобой, – ты даже не представляешь, как это далеко. Но я прошел бы ради нее и вдвое дальше. Я благодарен Великой Матери за то, что нашел Эйлу. Я люблю ее так, как я мог бы любить тебя. Отнесись к ней по-доброму, Золена… Зеландони. Не причиняй ей вреда.

– Посмотрим. Если она создана для тебя, если «сравнима со мной», то я не смогу повредить ей, а она не повредит тебе, никогда. Но именно в этом мне нужно убедиться, Джондалар.

Они оба обернулись, заметив движение входного занавеса. Эйла вошла в дом с дорожными тюками и увидела, что Джондалар обнимает за плечи какую-то безмерно полную женщину. Опустив руки, он отступил назад со смущенным, почти пристыженным видом, словно сделал что-то плохое.

Было нечто особенное в том, как Джондалар смотрел на эту женщину, и в том, как он обнимал ее за плечи! Кто же эта женщина? Несмотря на исключительную полноту, она обладала обаянием и привлекательностью. Но быстро определилось и еще одно качество. Когда она, обернувшись, взглянула на Эйлу, все ее движения отличало уверенное спокойствие, являющееся знаком ее власти.

Этой молодой женщине с детства пришлось научиться понимать выражения лиц и телодвижения. В Клане, в том племени, что вырастило ее, слова не являлись главным средством общения. Люди Клана общались в основном с помощью знакового языка, выражая его многочисленные оттенки мимикой и позами. Во время общения с племенем Мамутои знание знакового языка помогло ей развить способности понимания неосознанных знаков и жестов людей, использующих для общения словесный, вербальный, язык. Внезапно Эйла поняла, кто эта женщина, и догадалась, что сейчас между этим мужчиной и этой женщиной состоялся какой-то важный, затрагивающий ее саму разговор. Она почувствовала, что ей предстоит пройти тщательную проверку, но не испугалась.

– Это она, так ведь, Джондалар? – сказала Эйла, подходя к ним.

– Что значит «она»? – резко спросила Зеландони, пристально глянув на чужеземку.

Эйла, не дрогнув, встретилась с ней взглядом.

– Именно тебя я должна благодарить, – сказала она. – До встречи с Джондаларом я не ведала о существовании Даров Великой Матери, особенно о Даре Радости. До встречи с ним я знала только боль и гнев, но он был терпелив и добр со мной, и благодаря ему я научилась испытывать удовольствие. Он рассказал мне о его донии-наставнице. Я благодарю тебя, Зеландони, за то, что ты так прекрасно научила Джондалара, что он смог подарить мне Ее Дар. Но я благодарна тебе и за нечто гораздо более важное… и более трудное для тебя. Спасибо тебе за то, что ты отказалась от него, и он смог найти меня.

Зеландони была удивлена, хотя это было почти незаметно. Она совершенно не ожидала услышать то, что сказала Эйла. Их взгляды сцепились, жрица внимательно изучала Эйлу, пытаясь осознать глубину восприятия ее чувств, причины такой внезапной искренности. Эта пожилая женщина почти так же хорошо, как Эйла, разбиралась в неосознанных проявлениях мимики и поз, хотя ее понимание было скорее интуитивным. Ее способности развились благодаря подсознательному наблюдению и интуитивному анализу, и, возможно, для большей уверенности ей не хватало знания изученного в детстве Эйлой знакового языка, но она была не менее проницательной. Зеландони не знала, почему она понимает, она просто понимала.

Почти сразу она отметила нечто интересное. Хотя эта молодая женщина прекрасно говорила на языке Зеландонии – она овладела их языком так хорошо, словно говорила на нем с рождения, – было сразу заметно, что она чужеземка.

Этой служительнице Великой Матери часто приходилось встречать гостей, говоривших с акцентом, порожденным особенностями их родного языка, но произношение Эйлы имело очень странное качество, не похожее ни на что слышанное ею прежде. Голос этой чужеземки нельзя было назвать неприятным, он был довольно низкий, слегка гортанный, хотя казалось, что ей трудно произносить некоторые звуки. Она вспомнила замечание Джондалара о том, каким далеким было его Путешествие, и сейчас, в считанные мгновения этого женского противостояния, Зеландони вдруг осознала одну важную мысль: эта женщина проделала такой же огромный путь, согласившись вернуться с ним в его родное племя.

И только после этого, также подметив, что и в чертах лица этой молодой женщины проявляется нечто чужеземное, жрица попыталась определить, в чем же состоит это отличие. На вид Эйла была привлекательна, но можно ли было ожидать, что Джондалар приведет домой иную женщину? Ее лицо с ясно очерченным подбородком выглядело не таким удлиненным и чуть более широким, чем лица женщин Зеландонии, но черты его были вполне пропорциональны. Ростом она немного превосходила саму Зеландони, а ее русые волосы оттенялись выгоревшими на солнце прядями. Ясные серо-голубые глаза умели скрывать чувства, и в них угадывалась также сильная воля, но ни намека на злой умысел. Зеландони кивнула и обратилась к Джондалару:

– Она подходит.

Вздохнув с облегчением, он перевел взгляд на Эйлу.

– Как ты узнала, что она Зеландони, Эйла? Вас же еще пока не представили?

– Это не трудно. Ты по-прежнему любишь ее, и она любит тебя.

– Но… но… как?.. – пробормотал он.

– Неужели ты не понимаешь, что я давно вижу этот твой взгляд? И неужели ты думаешь, что мне не понятны чувства любящей тебя женщины? – сказала Эйла.

– Некоторые люди могли бы испытать ревность, увидев, что их возлюбленные с любовью смотрят на других, – сказал он.

Зеландони была почти уверена, что под «некоторыми людьми» он подразумевает самого себя.

– Уж не думаешь ли ты, Джондалар, что кого-то может встревожить общение красивого молодого мужчины и толстой пожилой женщины? Это никого не волнует. Твоя любовь ко мне не представляет для нее опасности. С меня довольно и того, что твоя память пока еще ослепляет тебя. – Она обратилась к Эйле: – Я не была уверена в тебе. Если бы я почувствовала, что ты не подходишь ему, то, несмотря на весь проделанный тобой путь, ты не стала бы его женой.

– Ты не смогла бы сделать ничего, что бы помешало этому, – сказала Эйла.

– Ну, видишь? – сказала Зеландони, переводя взгляд на Джондалара. – Я же говорила, что если она подойдет тебе, то я не смогу повредить ей.

– Послушай, Зеландони, а неужели ты думала, что Марона подходит мне? – спросил Джондалар с оттенком раздражения, внезапно почувствовав, что его лишают права выбора. – Ты ведь не возражала, когда все поговаривали о нашей помолвке.

– Пустяки. Ее ты не любил. Она не могла повредить тебе.

Обе женщины смотрели на него, и хотя они были совершенно разными, выражения их лиц при этом были настолько похожи, что они казались почти одинаковыми. Джондалар вдруг рассмеялся.

– Ладно, я счастлив, что две мои любимые женщины станут подругами, – сказал он.

Зеландони приподняла бровь и строго взглянула на него.

– Что, интересно, заставило тебя подумать, что мы станем подругами? – сказала она, но, выходя из дома, незаметно улыбнулась.

Со смешанными чувствами Джондалар проводил взглядом Зеландони, хотя и обрадовался, что облеченная властью жрица изъявила готовность признать Эйлу. Его сестра и мать также по-дружески отнеслись к ней. Все женщины, мнением которых он дорожил, казалось, готовы были приветствовать ее – по крайней мере, на данный момент. Его мать даже сказала, что постарается сделать все возможное, чтобы Эйла чувствовала себя как дома.

Кожаный входной занавес поднялся, и Джондалар вздрогнул от неожиданности, увидев свою мать, поскольку как раз в этот момент думал о ней. Мартона принесла бурдючок, выделанный из желудка небольшого животного, заполнявшая его жидкость практически не вытекала наружу, а лишь окрасила этот сосуд в темно-лиловый цвет. Лицо Джондалара озарилось усмешкой.