Я оборачиваю свои руки вокруг его талии и сжимаю его, как будто от этого зависит моя жизнь.

— Я знаю. Я боялась, что ты сделаешь больно Тодду, он не заслуживает этого, — отвечаю я.

Никс слегка напрягается, но до сих пор ласково держит меня.

— Что он хочет? — продолжает он.

— Судя по всему, он хочет фиктивных отношений и говорит, что он гей. Он только сказал мне об этом, — я полностью сбита с толку из-за всей ситуации.

Никс смотрит на Тодда со скептицизмом на лице. Затем смотрит на меня, обхватив меня рукой за шею, с любовью поглаживая большим пальцем.

— Уверена, что ты в порядке? Он не причинил тебе боль или сказал что-нибудь, чтобы расстроить тебя? Я видел взгляд на твоем лице, Эмили. Ты была напугана чем-то.

Я качаю головой и наклоняюсь, чтобы нежно поцеловать его.

— Просто в шоке, больше ничего. Дай мне несколько минут, чтобы поговорить с ним еще немного, и я приду и найду тебя.

— Попробуй еще раз. Я не оставлю тебя одну с ним.

— Мы просто поговорим, — говорю я с раздражением.

— Мне наплевать. Мужчина прикоснулся к тебе. Он преследовал тебя. Тебе повезло, что я не разорвал его на части прямо сейчас. Говори, если хочешь, но я буду в одной комнате с тобой, — говорит он. Он акцентирует свое заявление, скрещивая свои руки на груди, подбадривая меня испытать его на прочность.

Я вздыхаю. Не будет никакого разговора без Никса.

— Хорошо. Ты такой задира, хотя, ты знаешь это?

Он дарит мне озорную улыбку.

— Во мне много плохих черт, Эмили. Задира — только одна из многих.

Я раздражена, но оборачиваюсь сказать Тодду, что мы можем продолжить наш разговор. Прежде чем я смогу произнести слово, Никс берет мое запястье в свою руку, притягивая мое внимание к нему.

— Мне очень жаль, Эм. Я не хотел напугать тебя.

Я прикладываю палец к его губам, чтобы заставить его прекратить извиняться.

— Не извиняйся. Я не боялась, что ты что-то сделаешь мне. Я боялась, что ты что-то сделаешь Тодду, и что потеряешь контроль над собой.

Он закрывает глаза и позволяет моим словам поглотить себя. Затем просто кивает головой в принятии того, что я сказала.

Остаток вечера я провожу, слушая Тодда, выливающего свои внутренние переживания на меня, и все это время Никс смотрит на него. Это тяжело для бедного Тодда. Я ухожу с более ясным пониманием его мотивов. На самом деле, когда последствия того, что Тодд говорил мне, дошли до меня, я ощутила облегчение, в некотором роде. Его гомосексуальность объяснила мне многие вещи. Как и то, почему мне всегда казалось, что я была инициатором каких-либо близких отношений с ним, или почему он был таким неловким, когда мы были близки. Черт возьми, это даже объяснило, почему он никогда не хотел удовлетворить меня.

Он также дал мне понять, что живет ложью большую часть своей жизни, просто чтобы избежать конфликта. Давление и стресс, я уверена, были причиной его дерьмового поведения. Я предложила свою поддержку Тодду, если он хочет раскрыть свою ориентацию, но это все, что он получит от меня.

Никс сделал личное заявление Тодду. Он оставил личное предупреждение никогда не приближаться ко мне снова. В то время как мне было его жалко, я была рада, что он, наконец, понял, что мы не будем вместе.

25 глава

Никс

Дурацкое мероприятие по сбору пожертвований закончилось, и мы едем обратно в квартиру Эмили на такси. Она тесно прижимается ко мне, положив голову мне на плечо. Для меня удивительно, насколько я привык к ощущению ее тела. Насколько мне нравится чувствовать ее рядом с собой.

Я откидываю голову на спинку своего сиденья и размышляю об этом вечере. Я думал, что самым худшим будет встреча с родителями Эмили.

Еще одно «впервые» для меня.

Плюс у меня было только немного информации, из которой я мог предварительно судить ее родителей. Я знал, что Эмили не близка с ними. Не так, как со своим отцом. Знал, что Эмили пыталась получить контроль над своей жизнью, и что многие вещи ей диктовали.

И я знал, что мать Эмили позвонила ей сегодня с искренним извинением. Выражение лица Эмили было бесценно. Она вскочила и танцевала по гостиной Линка, что тронуло мое сердце. Это придает правдивости, насколько мощным может быть простое извинение, и мне не мешало бы напоминать себе об этом.

Родители Эмили на самом деле были довольно вежливы со мной. Я знаю, что был строгим и резким, когда Эмили потащила меня наверх. Я крепко держал ееё руку, готовый вытащить ее оттуда, если они скажут что-нибудь, что причинит ей боль.

Вместо этого, они оба тепло обняли ее, и были очень любезны и добры ко мне. Когда конгрессмен Бёрнэм узнал, что я служил в морской пехоте, мы провели двадцать минут, разговаривая о войне в общих чертах. Он сказал, что хотел бы выразить свою личную точку зрения позже, если я смог бы пообедать с ним в один прекрасный день. Я согласился, хотя не очень хочу этого. Думаю, я просто уверен, что мои отношения с Эмили не будут прогрессировать до точки, где я буду обедать вместе с ее отцом. Поэтому я согласился, чтобы мы просто смогли продолжить нашу дискуссию.

Мать Эмили была немного другой. Она пожала мне руку, и ее слова были теплыми. Но я все еще мог видеть, что ее мама оценивает меня, задаваясь вопросом, был ли я достаточно хорош для ее дочери?

Я хотел просто ляпнуть: «Послушайте, мадам, у нас есть взаимопонимание. Мы просто трахаемся друг с другом». Я мог только представить себе выражение ее лица на этих словах.

Остальная часть вечера, вплоть до «инцидента с Тоддом», была не так уж и плоха. Еда была отличной, я танцевал несколько раз с Эмили, и это был рай. Это приукрасило всех тех скучных, чопорных людей, с которыми она познакомила меня и тот факт, что я застрял в смокинге.

Я на самом деле немного с содроганием вспоминаю о взрывной ярости, которая текла через меня, когда я увидел, как Тодд схватил Эмили. Мой разум помутнел, когда я увидел, как она попыталась оттолкнуть его и просила отпустить ее. Я понятия не имел, что он говорил, но выражение на лице Эмили было смесью бурных эмоций, я не мог контролировать тот всплеск ярости, что накрыл меня. Все, что я знаю, — Тодд расстроил Эмили и, следовательно, я должен ему навредить.

Если честно, я даже не помню, как Эмили появилась передо мной. Я не помню ее мягкие руки на своей груди, или слова, которые вылетали из ее рта. Ничего из этого не имело значения. Я не пытался вспомнить теплые, карие глаза Харли или учение доктора Антоняк... дыши глубоко, глубоко дыши.

Я видел только свои руки, обернутые вокруг шеи Тодда, и как выжимаю всю чертову жизнь из него.

А потом, каким-то образом, слова, наконец, проникли сквозь туман... «Никс... пожалуйста... ты меня пугаешь». Это был нежный голос Эмили, которая коснулась меня, и вся моя злость просто испарилась. Тодд стал не важен. Эмили... она меня боится... вот что было важно.

Я посмотрел ей в лицо, и ее глаза были наполнены страхом. Янтарный цвет потемнел, а брови были беспокойно нахмурены. Ее кончики пальцев слегка впивались мне в грудь.

И осознание того, что я собирался сделать, вернулось в мое тело. Я почти задохнулся в отвратительном понимании, что я был так безумен и почти отключился от осознания моей ситуации…

У меня была непреодолимая потребность в Харли тогда… чтобы погрузить пальцы в его мех и прижать к себе. Но его там не было, и мне нужно было получить контроль над собой самому.

После того как я притянул Эмили в свои объятия, то почувствовал легкое спокойствие, окутывающее меня. Как легкое одеяло умиротворения. Я доверял Эмили в тот момент, когда мы обнимали друг друга.

Эмили такая добрая душа, она все еще переживала за Тодда. Я? Ничего подобного. Он все еще придурок, по-моему.

Я оказал парню немного доверия. Он сидел и изливал свою душу и страшную тайну ей. Что он был геем, и знал это, начиная со школы. Он также подтвердил то, о чем я догадался: семья не примет его. Он жил во лжи всю свою жизнь и пойдет на крайние меры, чтобы не быть брошенным.

Я понимал, что он находится в ужасной ситуации. Я бы не хотел быть на его месте... не быть принятым в своей семье за то, кто ты. Но его неприятности никоим образом не оправдывают мучения, которые он причинил Эмили. Я надеюсь, что он понял мое предупреждение и прислушался к нему, потому что я, не колеблясь, воплощу мою угрозу в жизнь. Однако я искренне надеюсь, что парень сможет найти покой в своей жизни, потому что каждый этого заслуживает. За исключением, может быть, меня.

Независимо от моих чувств по этому вопросу, Эмили решила простить его, и я приму это. Она плохо себя чувствует, что он застрял в той же ситуации, как она сама не так давно... подчиняясь воле родителей. Она верит, и я ей доверяю, что ситуация с Тоддом будет решена. Она рекомендовала ему быть уверенным в себе и, надеюсь, он примет ее совет.

Потому что если он этого не сделает и продолжит это бессмысленное преследование, я сделаю ему больно.

Мы заходим в дом, Фил спит, и Эмили ведет меня в свою спальню. Я знаю, что она устала и, наверное, хочет свернуться калачиком и заснуть.

Но как только она закрывает дверь в спальню, то начинает раздеваться. И не просто раздеваться, чтобы надеть пижаму. Она медленно и эротично снимает свое платье, смотря на меня страстными глазами.

Что за черт?

Я имею в виду, я думал, что она хотела бы поговорить еще немного о том, что произошло на вечере по сбору средств. Вот чего хотят женщины, не так ли? И хотя я никогда не чувствовал необходимости начинать это прежде, я решился полностью положиться на Эмили, если именно этого она хотела. Но, видимо, нет.

Ох, ну... Я не собираюсь спорить. Кроме того, я практически проглатываю язык, когда платье Эмили сползает к ее ногам, так что я не в настроении разговаривать.

Она стоит практически голая, за исключением черного бюстгальтера без бретелек, в черных кружевных трусиках и в высоких трахни-меня-туфлях.