Выдавливаю улыбку. Это место замечательное. И если бы не Келлан, я бы с радостью согласилась. Но говорить людям, что я живу с Келланом МакВи, это как сказать им, что я живу в кондитерской или в банковском хранилище – они будут дружить со мной по незавидным причинам. Не говоря уж о моем собственном… искушении. Я бы хотела сказать, что выше всего этого и являюсь единственной девчонкой на кампусе, кто не томится от желания встречаться с Келланом МакВи, но это не так. Даже учитывая крайне оскорбительный я-не-помню-о-сексе-с-тобой момент, он все равно супергоряч. И кажется милым. И вроде как придурковатым, что делает его неожиданно простецким, и...

Нет. Что я делаю? Я не могу основываться на этом. Нет ничего, что он может сказать…

– А еще я могу отсрочить оплату аренды, – поспешно предлагает он. – Как насчет отсутствия арендной платы до января? Я уже говорил тебе, мои родители платят за это место, и у меня есть кое-какие сбережения. В письме ты говорила, что работаешь в кофейне, верно? Ты можешь потратить те деньги на учебники, или рождественские подарки, или еще что-то, а платить можешь начать потом, в январе, если все еще захочешь остаться здесь. Если нет, я не обижусь. Это будет как пробный заезд.

Я не ослышалась? Без арендной платы?

– Дело в спальнях? – спрашивает он, неверно истолковывая мою нерешительность. – Ты можешь свободно выбрать…

– Со спальнями все в порядке, – говорю я.

Не делай этого.

– Все выглядит здорово, – слышу, как добавляю.

Милая квартира, отсутствие арендной платы, горячий сосед?

Я не могу.

– Так… Мы делаем это? – он посылает мне робкую улыбку, сверкая ямочкой.

Не пялься на ямочку.

Я смотрю на его грудь, протягивая руку.

– Мы делаем это.


 

Глава вторая


Итак, ладно, сегодняшний день пошел немного не так, как планировалось. По большей части все шло по плану: мне нужно съехать с моего текущего жилья до выходных, и я нашла отличную бесплатную квартиру, но ясно, что мой сосед не книжный червь, которого я ожидала увидеть. И однажды у нас был секс в чулане, а затем он забыл об этом.

Я падаю на край матраса в своей комнатке размером с обувную коробку, стараясь убедить себя, что приняла верное решение. То есть, если бы я составила список «за» и «против», то аргументы «за» несомненно перевесили бы «против». Что такого страшного может случиться? Временно потеряю голову от своего соседа? Подумаешь. Люди все время переживают влюбленности.

Крошечное окно общежития уже открыто, но я все равно стараюсь дернуть его еще на полдюйма, будто это облегчит дыхание. После прошлогоднего сокрушительного провала мне пришлось записаться на летние занятия и переехать в Хенли – летнюю резиденцию для студентов, остающихся на лето. Комнаты едва вмещают кровать и человека среднего размера, а здание практически пустует. Из имеющихся десяти этажей используются только пять. На моем еще четверо человек. Не то чтобы у меня было много времени на общение с тремя предметами и полным рабочим днем, вдобавок к тремстам часам общественных работ.

Летние курсы и общественные работы окончились на прошлой неделе, сейчас осталась только работа в «Бинс» – в городской кофейне. В прошлом году я любила работать там, но сейчас это мучительно неловко. Эта неловкость – полностью моя вина, но после того, как меня чуть не исключили и арестовали, мне пришлось кое-что поменять. Одной из тех перемен стал разрыв с моей лучшей подругой и коллегой, Марселой Лопез. Получив выговор в кабинете декана, я исключила из своей жизни любое веселье и легкомыслие, что означало – избавиться от дурного влияния. К сожалению, Марсела однозначно попадала под эту категорию, но она не слишком хорошо приняла то, что я стала сторониться ее.

Я знаю, что сделала правильный выбор, сменив круг друзей, – или, точнее, уничтожив свой круг друзей и решив не иметь их – но я правда скучаю по Марселе. Она умная, забавная и немного сумасшедшая и она единственная во всем мире знает о перепихе с Келланом. Она бы умирала со смеху, если б услышала о нынешних событиях, но я не могу позвонить ей. А когда завтра приду на работу, то и рассказать не смогу. Она не разговаривает со мной, и это к лучшему.

Я вполне уверена в этом.

Я снимаю тесную одежду для собеседования и накидываю джинсы и рубашку с длинным рукавом. Распускаю волосы из пучка, испытывая облегчение, когда они падают красивыми локонами на спину вместо обычного вороньего гнезда на голове. И хотя, технически, на нашем этаже есть маленькая кухня, это просто замусоленная микроволновка и плита с одной рабочей конфоркой, поэтому я отказываюсь есть там, хватаю пиджак и направляюсь в маленький торговый комплекс при кампусе, который был городом-призраком все лето.

В августе осталось два дня, но никто не сообщил об этом Матери Природе, и деревья северного Орегона уже начинают меняться: зеленые листья сменяются неброскими желтыми и красными, в бодрящем воздухе чувствуется приближение осени.

Занятия официально возобновляются пятого сентября, сразу после Дня Труда, а студентам позволено заехать третьего. А пока только я и кучка других летних студентов стоят в очереди за бургерами и фри у «Хеджхог Грил», одного из нескольких ресторанов кампуса, что остаются открытыми круглый год.

– Привет, Нора, – окликает меня Франко, владелец этого места. – Дай угадаю. Бургер. Грибы. Бекон. Маринад для фри. И… апельсиновая газировка?

– Звучит здорово, – говорю я и достаю бумажник. Это всегда звучит здорово, поэтому я всегда беру одно и то же, приходя сюда. Расплачиваюсь и, найдя кабинку поближе к стене, достаю из сумки учебник по археологии, приняв твердое решение к концу ужина втиснуть в свой мозг каждую мелочь о материнской породе и процессе раскопок. И хотя у меня нет намерения стать археологом, я завалила этот курс в прошлом году, а единственный способ ослабить боль от этого синяка в виде F3 – снова взять этот курс.

Прочитав полстраницы о толще пород, я слышу свое имя. Поднимаю взгляд, однако не Франко зовет меня забрать еду, это Кросби Лукас подходит со своим подносом.

– Пытаешься остаться инкогнито? – спрашивает он, жестом указывая на распущенные волосы и отсутствие кардигана. – Выглядеть как студентка, а не гувернантка?

– Полагаю, это не сработало.

– Меня нельзя одурачить. – Не дожидаясь приглашения, он проскальзывает в противоположную сторону кабинки и жадно набрасывается на фри. – Что читаешь?

– Я учу.

– Я понял. Что?

– Археологию.

Ты хочешь быть Индианой Джонсом?

– Хочу всего лишь сдать.

Он пожимает плечами.

– Конечно. Достаточно честно.

Стремительно оглядываюсь и замечаю, что несколько человек смотрят в нашу сторону. Несмотря на прошлогодние безответственные выходки, я лишь маленькая рыбка в большом пруду и не имею особой репутации. У Кросби Лукаса, однако, она есть, и хоть я и согласилась переехать к его лучшему другу, из этого не следует, что я согласна дружить с Кросби. Каждая девчонка, с которой он спал, добавляется в список под названием «Кросбабы», и я ни за что не захочу вступить в их ряды ни по слухам, ни по-настоящему.

Прежде чем я успеваю придумать, как вежливо отшить его, Франко кричит, что моя еда готова. Я отправляюсь за ней, затем возвращаюсь к столику и вздыхаю, когда Кросби не выказывает никакого желания уйти.

– Что ты делаешь на кампусе? – задаю вопрос. – Я думала, ты жил на Ферме Братств. – Короткая улица со старинными домами викторианской эпохи, превращенными в дома братств Бернема на западной стороне кампуса более чем заслужила свое название, благодаря отвязным вечеринкам и слухам о сумасшедших выходках, которые скорее факт, чем выдумка. Уж я-то знаю, раз была там частым гостем в прошлом году.

Кросби говорит с набитым ртом:

– Тренируюсь. Зал «Ларсон» остается открытым все лето.

– Я думала, в домах братств есть гантели.

– Да? Проводишь там много времени?

– Нет, – лгу я. – Только догадываюсь. – Хотя мы с Кросби так и не были официально представлены друг другу, много раз были на одних и тех же вечеринках, и более чем обидно, что он не помнит меня.

Он закидывает пару ломтиков картошки в рот.

– У меня в комнате есть эллиптический тренажер и несколько гантелей, но этого недостаточно. И в этом тренажерном зале летом тихо, поэтому мне нравится пользоваться им, когда есть возможность.

– В этом есть смысл.

– Ты остаешься на кампусе?

– Да. Я была на летних курсах.

– Стараешься получить преимущество, а?

Ха.

– Ага, – снова лгу я.

– Келл говорит, ты переезжаешь к нему.

Молчу. Я уже знаю, что это так, но странно слышать такое от кого-то еще. Словно это становится более реальным, необратимым и почему-то неправильным. Также как когда ты знаешь, что бег нагишом по Мэйн-Стрит – плохая идея, но когда слышишь, как родители говорят: «Ты бегала голышом по Мэйн-Стрит, Нора?!» – то звучит гораздо хуже.

– Третьего сентября.

– Это должно быть интересно.

– И что это значит?

Он пожимает плечами.

– Это означает, что у Келлана благие намерения насчет того, чтобы быть в этом году примерным студентом, но я не думаю, что подобное случится. И что-то подсказывает мне, ты из тех девчонок, кто не хочет быть испорченной.

Я едва не давлюсь своим бургером:

– Испорченной?

– Да. Ты вообще ходишь на вечеринки? Выпиваешь? Тусуешься? Вот, что привлекает Келлана. Черт, ты даже носа из книги не высовываешь, но все равно должна знать. Просто мне кажется, что, возможно, ты будешь немного… возмущена. Поэтому сказал, что ты ошиблась адресом. Чтобы ты не совершила ошибку.