– В сотый раз повторяю, – говорит Кросби, – это был не визг. Я ударил палец ноги. Это был звук мужественно сдерживаемой боли.

Я пристально на него смотрю:

– Ты же знаешь, что можешь обо всем мне рассказать, верно? Обещаю, что не буду воспроизводить его перед Келланом.

– Ты – монстр.

Я приподнимаю хрустяшку, пока нитка вытянувшегося сыра, соединяющая ее с тарелкой, не обрывается посередине. Я на свидании с Кросби Лукасом. Встречаясь с ним сегодня вечером, я ожидала бешеного, неистового секса на заднем сиденье его машины, но получаю кино, ужин и все такое. Знаю, я клялась, что этот год проведу совершенно по-другому, но это не совсем то «другое», которое я представляла.

– Ты отказался от мыслей о вечере живого микрофона? – задаю я вопрос, уходя от темы его боязни ужастиков.

Он попивает апельсиновую газировку.

– А он разве уже не прошел?

– Будет через две недели.

– Хм.

– Тебе следует это сделать. Мне понравился тот фокус, что ты мне показал.

Он улыбается:

– Это была иллюзия.

– А ты знаешь еще какие-нибудь иллюзии?

– Конечно.

– Покажи хоть одну.

На секунду он в упор смотрит на меня.

– У тебя есть мелочь?

– Что, все эти иллюзии будут стоить мне денег?

– Так ты будешь уверена, что нет никакого обмана, Нора. Две монеты в пенни или в десять центов, подойдут любые, что у тебя есть.

Я роюсь в сумочке и достаю два монеты по 10 центов, после чего кладу на его протянутую ладонь. Он отодвигает тарелку с начос в сторону, чтобы освободить центр стола, затем вытягивает перед собой обе руки ладонями вверх, на каждой лежит по монетке.

– Две монеты, по одной в каждой руке, – говорит он. – Видишь?

– Вижу.

Он переворачивает ладони и хоть мне и не видно их, но я слышу бряцанье монет о стол.

– Выбери руку, – просит он.

Я колеблюсь, затем касаюсь правой.

– Хороший выбор. Знаешь почему?

– Ты мне скажи.

– Потому что там деньги. – Медленно и драматично он поднимает правую руку и под ней оказываются обе монетки. Я ахаю, когда он поднимает левую и под ней ничего нет.

– Как ты это сделал?

– Магия.

– Кросби, серьезно. Скажи.

– Никогда.

– Тогда сделай еще раз.

Он передвигает монетки через стол в мою сторону и берется за еще один начос.

– Не будь жадиной. Есть другие вещи, которые вместо этого я хочу с тобой сделать.

Мне очень хочется сказать, что никаких других вещей не произойдет, если он не расскажет, как он сделал этот трюк, но на один день с меня достаточно лжи. Мне правда хочется узнать в чем состоит секрет, но больше этого, мне хочется Кросби.

По-прежнему.

– Ну хоть дай подсказку.

Он смеется и зачерпывает гуакамоле кусочком начос.

– Забудь об этом.

– А может… – слова замирают у меня в горле, когда я вижу, как в двери входит группа парней в куртках хоккейной команды Бернем, в сопровождении своей обычной толпы фанаток. Кросби сидит спиной к дверям, но оборачивается, чтобы проследить за моим шокированным взглядом. Медленно, с прищуренными глазами он вновь разворачивается ко мне лицом.

– Проблемы?

Я сглатываю и с облегчением наблюдаю как официантка провожает шумную толпу в противоположный конец ресторана. Лично я ни с кем из них не знакома, но их имена есть в более чем пяти туалетных кабинках и знаю, что по крайней мере двое из тех девчонок держат наготове черные маркеры. Если меня застанут за поеданием начос с Кросби Лукасом, пойдут слухи. И даже если они не озаботятся узнать мое имя, я буду очередным прочерком рядом с двузначным номером в списке другого парня, что вполне возможно еще хуже.

– Нет, – говорю я, в то время как мой план перестать лгать умирает быстрой смертью. Аппетит пропал, так что я отталкиваю начос в его сторону и приканчиваю свой напиток. – Ты готов идти?

Он выгибает бровь.

– Ты их знаешь?

– Нет.

– Тогда в чем проблема?

Проблема явно присутствует, так что я выдыхаю и изучаю свои ногти.

– Не хочу быть «Кросбабой», – я поднимаю взгляд сквозь ресницы и замечаю, как у него напрягается челюсть, пока он смотрит на меня.

– Ты же знаешь, что в их списке относительно меня нет обновлений, ведь так? Там даже нет твоего имени.

– Я не хочу, чтобы это произошло.

– Тогда…

Я многозначительно стреляю глазами через комнату, и он наконец-то понимает намек.

– Ты параноик, – говорит он. – Что ты хочешь, чтобы я сделал? Натянул тебе на голову мешок и вывел отсюда через кухню?

– Заткнись.

– Слушай… обещаю, что ты не засветишься в том списке, хорошо? Как ты сказала той ночью, в нем даже нет никаких новых имен. Люди больше не обращают внимания на то, что я делаю. Я скучный. Как и ты.

У меня горит лицо, и я чувствую себя глупо и неловко. Знаю, что нечестно обвинять Кросби в том, что он не изменяет себе, особенно когда единственное что он сделал сегодня – забрал меня с работы. Я просто не могу переварить мысль о сидящем напротив декане Рипли, ведущем со мной еще один суровый разговор о сексе.

– Кто это был? – спрашивает он.

Я выныриваю из своей задумчивости.

– Кто был кем?

– Кто это с тобой сделал? Кто заставил так волноваться?

– О чем ты говоришь?

– Когда мы переспали, это был не первый твой раз. Так кто это был? Неудачный опыт в прошлом году? Скажи мне, и я с этим разберусь.

Я выпучиваю глаза.

– Тебе не с чем разбираться! – огрызаюсь я и уж точно не собираюсь говорить ему о моем злосчастном перепихе с Келланом. – Не было… Я не… – я вздыхаю. – Слушай, знаю, что ты считаешь меня скучной.

– Я не имел в виду…

– Нет, ты прав. Я пытаюсь ей быть. Я хочу быть скучной. Знаешь, какое у меня было прозвище в старшей школе? Нора-Бора. Знаешь, что я сделала? Окончила школу. После чего весь прошлый год много тусила, стараясь исправить свой образ незаметной неудачницы в старшей школе, из-за чего меня чуть не выгнали. Я потеряла половину своей стипендии и теперь вынуждена ходить на эти встречи с деканом и…

– И появление в моем списке плохо на тебе скажется.

– От этого будет казаться, что я не воспринимаю всерьез все их угрозы о моем отчислении. А это не так. – Это половина всей правды, но единственная часть, которой я желаю поделиться.

– Я понял.

– Дело не в тебе, Кросби.

– Я это знаю, Нора.

Мы смотрим друг на друга, охваченные болью и растерянностью.

– Вам долить? – возникшее напряжение прорезает визгливый голос официантки, и мы оба подскакиваем на месте.

– Нет, – говорит Кросби, не сводя с меня глаз. – Мне хватит. А тебе?

– Нет, – говорю ей. – Принесите счет.

– Конечно. Хотите, чтобы я завернула вам остатки? – она жестом указывает на наполовину нетронутую тарелку с начос. Пару секунд назад это было блюдо с божественной сырной вкусняшкой, а сейчас просто раскисшая масса. Я качаю головой.

В ожидании счета, мы сидим в удручающей тишине. Спустя пару напряженных минут Кросби тянется через стол, чтобы забрать забытые мной монеты.

– Смотри, – говорит он, кладя себе по монетке в каждую руку. Я более внимательно слежу за тем, как он переворачивает ладони вниз, монеты звенят, соприкасаясь со столом. – Заметила? – спрашивает он.

– Не думаю, – хмурюсь я.

– Вот так.

Он вновь повторяет помедленнее. На этот раз я замечаю, как он перекидывает одну монету в левую руку, так что в ней оказываются обе, в то время как в другой ничего. Все происходит так быстро, что если бы я моргнула, то пропустила бы этот момент. Или даже если бы смотрела очень и очень внимательно.

– Вот и вся хитрость, – говорит Кросби, вновь двигая ко мне обе монетки. – Ты видишь то, что я хочу, чтобы ты увидела. А порой ты видишь то, что хочешь видеть сама.

– Прости.

– Послушай, я не стремлюсь создавать тебе проблем с деканом. Я просто думал, что ты ботанка. Горяченькая, но все же ботанка.

– Спасибо.

– И если ты желаешь сохранить все в секрете из-за вашей с Келланом политики об «отсутствии веселья» в квартире из-за того, что не хочешь, чтобы декан дышал тебе в спину и чтобы твое имя не появилось в том чертовом списке, то все в порядке. Но я не буду этого делать, если ты стыдишься быть замеченной со мной.

– Я не стыжусь.

– Если твое имя появится на той стене, я лично отправлюсь туда с бутылкой растворителя и сотру его, ладно?

– Ладно, Кросби.

Его плечи расслабились, а щеки порозовели. Он старается. Любитель вечеринок, за которым табуном бегают женщины, и кажется, будто все дается ему легко, пашет сильнее любого из моих знакомых. И любого из тех, кем я пытаюсь казаться.

Официантка приносит счет, Кросби достает деньги и кладет их на стол, придавив сверху солонкой.

– Я могу заплатить, – предлагаю я, но он качает головой и встает.

– Давай просто свалим отсюда.

Мы надеваем куртки и направляемся к входной двери. Кросби придерживает ее для меня, и я слышу, как его окликает пара голосов. Он приветствует их в ответ, но не останавливается, а я спешу выскользнуть в холодную ночь, мое дыхание на морозном воздухе тут же окутывается облачками пара. Мы пришли сюда прямо из кинотеатра, так что тихонько бредем обратно к его машине на почти пустую парковку.

Замки на дверцах машины не автоматические, так что я ожидаю пока он открывает мою и дожидается, чтобы я села на свое сиденье, прежде чем закрыть за мной дверцу. Его манеры, его неожиданная честность – это обескураживает меня, и мои руки немного трясутся, когда я тянусь через водительское сиденье, чтобы поднять пластиковый фиксатор на его стороне. Он плюхается на сиденье, вставляет ключ в разъем и включает обогрев в салоне на максимум. Из вентиляционных отверстий вырывается прохладный воздух, и я протискиваю руки между колен, чтобы согреться. Кросби трет свои ладони, а после того как с лобового стекла исчезает тонкий слой тумана, кладет руки на руль.