Аманда Маккейб - Под угрозой скандала

– Можно было не тратить время на столь долгое путешествие, ты мог бы написать. Я же знаю, как тебе нравилась жизнь в Европе.

Филип долго молчал. Тишину нарушал лишь хруст гравия под их ногами и щебетание птиц в живой изгороди.

– Я хотел увидеть тебя, Эмма, – сказал он мрачно. – А еще я хотел показать тебе кое-что. Поверь, мне не доставит это удовольствия.

– Не доставит удовольствия? – озадаченно спросила Эмма. – О чем ты говоришь?

Филип достал из кармана сложенный листок бумаги. Они остановились у ворот Бартона и Филип протянул Эмме листок.

Пробежав его глазами, она увидела, что это вексель, подписанный Генри и выданный почти год назад, незадолго до его смерти. Оказалось, Генри проиграл в карты герру Готтфриду, которого Эмма хорошо помнила. А герр Готтфрид переписал вексель на Филипа.

Сумма, указанная в документе, была огромна.

Эмма не знала, что делать.

– Генри умер, не успев отдать тебе деньги? Но он уверял меня, что расплатился со всеми своими долгами…

До того, как собирался сбежать со своей любовницей. До того, как погиб на дуэли.

Филип стукнул кулаком по каменной ограде.

– Я не хотел обременять тебя этим, Эмма. Тогда я надеялся, что мы станем… ближе друг другу.

– Филип…

– Нет, не говори ничего. Теперь я вижу, что мои мечты были напрасны. Тебе нужна другая жизнь, не та, которую мы могли бы вести вместе. Я хотел забыть об этом векселе, но…

– Но что, Филип? Мне кажется, мы должны быть откровенны друг с другом.

Филип кивнул. Его лицо все еще было мрачно.

– Да. Правда состоит в том, Эмма, что для выкупа этого векселя я потратил большую часть наследства, доставшегося мне от матери. Герр Готтфрид – человек решительный и без колебаний предъявил бы этот вексель к оплате, тогда у Генри начались бы проблемы. Генри клялся и божился, что вернет мне деньги, но он умер раньше, чем успел это сделать. Так что теперь я оказался в довольно сложной ситуации…

– Ты приехал просить меня оплатить долг Генри? – поинтересовалась Эмма.

Да, видимо, ей не скоро удастся забыть о прошлом.

– Я приехал, чтобы узнать, как ты относишься ко мне, Эмма. Испытываешь ли ты ко мне какие-нибудь чувства, – ответил Филип. – Теперь я вижу, что нет. Если я не могу рассчитывать на это, я должен получить что-то взамен. Мне нужны деньги.

Эмма уставилась на мятый листок. Сумма была действительно крупной, больше, чем у нее было, даже с учетом ее доли от наследства матери. А ведь она собиралась потратить ее на покупку книжной лавки… Подумать только, она так старалась выплатить все долги Генри после его смерти, что осталась ни с чем. У нее даже не было денег на возвращение в Бартон, пришлось просить у сестры. Филип никогда не говорил ей об этом векселе, но у Эммы не было причин сомневаться в его подлинности. Филип помог Генри, выручил его из беды. Но зачем он привез вексель ей?

Эмма посмотрела на Филипа и увидела перед собой незнакомца. Он безучастно смотрел на нее, и лицо его было словно высечено из гранита. От веселого, жизнерадостного кузена Генри не осталось и следа.

– Мне очень жаль, – медленно проговорила Эмма. – Генри был легкомысленным человеком. Тебе надо было раньше рассказать мне.

– Наверное. Но, как я сказал, у меня были определенные надежды.

А теперь, когда он понял, что Эмма никогда его не полюбит, решил взвалить на нее это бремя? Эмма и представить не могла, что отношения между ними могут так стремительно перемениться. Она не знала, что ей делать.

– Боюсь, я ничем не смогу тебе помочь, Филип, – сказала она. – Ты же видишь, как я тут живу. Практически завишу от сестры.

– Но она, конечно, в состоянии помочь тебе оплатить долг чести твоего супруга? В конце концов, она замужем за графом.

Да, Джейн и Хейден, наверное, могли бы помочь. Но Эмма содрогалась при одной мысли о том, что ей придется рассказать им обо всем. Да и как она могла просить их о помощи после того, как заявила, что отныне будет сама заботиться о себе? У них и так хватает хлопот с близнецами и новорожденной малышкой. Малышка Эмма. Остается надеяться, что она не будет похожа на свою непутевую тетку.

Эмма должна была сама найти выход. Не может же Филип забыть об их былой дружбе?

– Я не могу просить Джейн, – сказала Эмма.

– Правда? Я думал, семья для того и существует, чтобы было к кому обратиться за помощью. Генри всегда так говорил. Вот почему я старался помочь ему, поддержать его, даже в ущерб себе.

Эмма кивнула. Она хорошо это помнила. Ночи, когда Филип приводил Генри домой, совершенно пьяного и без денег. День, когда Филип пытался отговорить Генри от дуэли. Впрочем, Эмма так же хорошо помнила, что именно Филип по большей части и вовлекал Генри в неприятности. Ему куда лучше, чем Генри, удавалось эти неприятности находить.

– Джейн и так мне очень помогла, – ответила Эмма.

– Тогда, может быть, стоит рассказать ей и ее мужу о герре Готтфриде и его друзьях, – твердо сказал Филип, – и об обстоятельствах, при которых был выписан этот вексель. Ты, конечно, помнишь, Эмма?

Эмма покачала головой, страшась вспомнить ту ночь. Это было в Бадене. Она решила пойти в казино вместе с Генри, надеясь, что ее присутствие удержит его от безрассудств. Стоит ли говорить, что ее надежды не оправдались. Герр Готтфрид и его распутные друзья делали ей ужасные предложения на немецком, которые Эмма едва понимала… до тех пор, пока один из них не схватил ее за руку и не усадил к себе на колени.

А Генри… он лишь смеялся, изрядно накачавшись виски, и спрашивал у немцев, сумеют ли они позаботиться о его жене. Эмма влепила своему обидчику пощечину и убежала, вслед ей летел грубый хохот.

Филип проводил ее домой. В ту ночь в Эмме умерли всякие чувства к Генри.

Ей было нестерпимо стыдно при мысли, что Джейн может узнать эту историю, узнать, какую жизнь Эмма вела в Европе, какие люди ее окружали. Она никогда не рассказывала сестре о случае с мистером Милном, школьным учителем танцев, и была полна решимости скрывать печальные подробности своей жизни с Генри. Достаточно было того, что Джейн уже знала.

А теперь Филип – подумать только! – пытается шантажировать ее? Эмме захотелось дать ему пощечину. Пинать его. Кричать на него. Но эмоции тут не помогут. Кроме того, разве не ее импульсивность ввергла ее в бездну? Она должна сохранять спокойствие и найти выход из сложившегося положения.

Эмма медленно сложила листок.

– Я найду деньги. Джейн не должна об этом знать.

Филип коротко кивнул:

– Мне жаль, что пришлось показать тебе это, Эмма. Я искренне надеялся…

Эмма протянула ему вексель, стараясь не коснуться его руки.

– А теперь уходи, Филип. Пожалуйста. Я сообщу тебе, когда решу, что делать.

– Хорошо. Но не тяни с этим. Мне не хотелось бы сидеть в этой деревенской гостинице дольше, чем необходимо.

Он повернулся и зашагал к деревне.

Эмма смотрела Филипу вслед, пока он не исчез из вида, потом пошла в свой коттедж. Войдя в дом, она заперла за собой дверь, сорвала капор, бросила его и книги на пол и спрятала лицо в ладони. Почему ей всегда так не везет?

Мюррей неслышно подошел к Эмме, ткнулся в нее холодным носом и жалобно тявкнул.

Эмма обхватила пса за шею и крепко прижала к себе.

– Если бы ты только знал, Мюррей, какая я дура, – прошептала она. Он лизнул ее в щеку, и она улыбнулась. – Но мы не можем сидеть тут вечно. Надо решить, что делать.

Мюррей гавкнул, словно соглашаясь. Эмма подобрала книги, старые дневники, которые дал ей мистер Сэнсом. Стирая пыль с выцветших кожаных переплетов, она вдруг вспомнила старую легенду, о которой читала в книжной лавке и которая так нравилась ее отцу.

Сокровища Бартона.

– Папа! Папа, куда ты едешь?

Дэвид обернулся и увидел Беатрис, стоящую на каменных ступенях крыльца. Ее плечи окутывала старая парчовая портьера. Видно, она снова изображала королеву Елизавету. С того дня в книжной лавке Беатрис только и делала, что играла в эту игру.

– У меня дела в деревне, – ответил Дэвид. – А где няня?

– Спит, конечно. Я читала у окна и увидела тебя.

Дэвид решил, что обязательно поговорит с няней. Очевидно было, что она уже не могла уследить за девочкой.

Да и ему это было нелегко. Стоило ему отвернуться, и его дочь начинала шалить. Дэвид подозревал, что виной всему – влияние Эммы.

Беатрис в развевающемся парчовом плаще сбежала по ступеням.

– Ты же не к мисс Хардинг едешь, правда?

– Мне нужно повидать юриста, – сказал Дэвид и мысленно сделал себе еще одну заметку – поговорить с Луизой. Она не должна обсуждать в присутствии Беатрис свои попытки женить его. – А почему ты решила, что я еду к мисс Хардинг?

– Помнишь, тетя Луиза привезла ее сюда? Она велела мне быть вежливой с мисс Хардинг. Она очень нравится тете Луизе. А мне ни капельки.

Дэвид понимал, что ему не следует поощрять такие разговоры, но он едва сдерживал смех. Он так беспокоился о дочери после смерти Мод, когда Беатрис стала печальной и замкнутой. Теперь ее живость вернулась к ней.

Дэвиду казалось, что за это он должен благодарить – или винить – Эмму. Эмму с ее пылким воображением и жизнерадостностью. С того дня в книжной лавке Беатрис говорила только о ней.

Однако Дэвид был совсем не уверен в том, что это хорошо. Эмма будила в нем чувства, которые он так старательно подавлял в себе.

– Это нехорошо, Беатрис, – пожурил он дочь. – Мисс Хардинг была очень мила с тобой.