Расхохотавшись, Эмма сделала реверанс и приняла протянутую руку:

– Сочту за честь, сэр Дэвид.

Он обнял ее за талию и, напевая мелодию вальса, закружил по комнате. Они, смеясь, кружились все быстрее и быстрее. Эмма крепко обняла Дэвида, чтобы не упасть.

– Никогда так не вальсировала! – воскликнула она.

В ответ он закружил ее еще быстрее, и вдруг оба замерли на месте. Смех утих, они смотрели в глаза друг другу. Комнату окрасили закатные лучи солнца.

Эмма протянула руку и коснулась лица Дэвида. Ее пальцы скользнули по его скулам. Он был для нее загадкой, она никак не могла понять его. Он сдержан, замкнут, а в следующее мгновение ближе Эмме, чем кто бы то ни было. В его объятиях она чувствовала себя в полной безопасности, а минуту спустя от одного его слова мир рушился вокруг нее.

Она провела пальцами по его губам, и он улыбнулся.

– Эмма… – прошептал он и сделал то, о чем она так мечтала, – поцеловал ее.

Эмма поднялась на цыпочки и обвила его шею, чтобы не упасть. Чтобы он не мог оставить ее. Его руки крепко обхватили ее за талию.

Они словно созданы друг для друга, подумала Эмма. Их губы, руки, тела. Эмма раскрыла губы и почувствовала, как кончик его языка ласкает их. Прикосновения были легкими, словно крылья бабочки, но от этого поцелуя в Эмме вспыхнуло желание.

Дэвид прижал ее к стене, его руки скользнули по ее плечам, мягкому изгибу шеи, по груди, прикрытой муслиновым корсажем. Его смелость поразила Эмму, и в то же время ей было невыразимо приятно ощущать его прикосновения. Казалось, Дэвид в точности знает, как доставить ей удовольствие. Эмма застонала, по ее телу пробежала дрожь. Ее словно одновременно согревали лучи солнца и осыпал снег.

Это ужасно, подумала она. Ужасно и одновременно прекрасно. Эмма знала, что не должна этого делать, но остановиться не могла.

Сквозь морок желания она услышала, как Дэвид шепчет ее имя.

– Эмма, Эмма, – говорил он, словно охваченный болью, – что вы со мной делаете…

Что она делает с ним? Одно его присутствие переворачивало ее мир. Эмма не знала как и почему.

Она почувствовала, как его пальцы скользнули по краю ее корсажа, лаская нежную шелковистую кожу груди. Эмма прижалась к нему, желая продлить эти сладостные минуты. Она хотела, чтобы он касался ее снова и снова. Она так долго была одна, а теперь опять чувствовала себя живой.

Благодаря Дэвиду.

Эмма оперлась на стену и закрыла глаза, ей не хотелось сейчас ни о чем думать, только чувствовать, как он прикасается к ней. Его тепло, чуть грубоватые пальцы – все было ново и удивительно.

Склонив голову, Дэвид запечатлел горячий поцелуй на ее нежной шее. Потом его губы скользнули ниже, к ключице, груди, полускрытой тонким муслином.

Кончик его языка дразняще коснулся груди у самого выреза корсажа, а пальцы едва не дотронулись до напряженного соска под тканью. Прикосновение было едва заметным, но Эмма чуть не вскрикнула. Она чувствовала, как напряжен Дэвид и как сильно его желание. Она зарылась пальцами в его густые шелковистые волосы, едва не теряя сознание от охватившего ее возбуждения.

Дэвид чуть заметно отстранился, и туман в голове Эммы начал рассеиваться. Его губы оторвались от ее губ, сила объятий ослабла, он уронил голову ей на плечо. Их разгоряченное дыхание смешалось, и Эмме показалось, что в наступившей тишине она слышит стук его сердца.

Дрожащей рукой она погладила его по растрепанным волосам. Ей хотелось кричать во весь голос от желания, что зрело в ней, желания, которому не было выхода. Новая жизнь, новое начало. Совершенные ею ошибки сделали это невозможным.

– О, Эмма, – хрипло прошептал он, – что ты со мной делаешь? Что происходит?

Эмма вздохнула.

– Не знаю, – сказала она и прижалась к Дэвиду, боясь, что эти драгоценные минуты – все, что останется ей, когда он уйдет.

Дэвид опустил руки, Эмма отвернулась и пригладила платье. Она глубоко вздохнула, потом еще и еще раз, пока не почувствовала, что ее трепет стихает. Мысли все еще путались, но, по крайней мере, она уверенно стояла на ногах.

Дэвид уперся кулаками в стену, склонив голову. Видно было, что в нем идет какая-то внутренняя борьба, и Эмма не могла отделаться от ощущения, что он воздвигает между ними толстую каменную стену. Как двое могут быть так близки, а через мгновение стать совсем чужими друг другу? Ей страстно хотелось знать, о чем он думает, хотелось, чтобы он заключил ее в объятия и сказал, что все будет хорошо.

Эмма смущенно посмотрела на Дэвида. Он выпрямился, снова вернувшись под защиту своей сдержанности и гордости. Одернув сюртук, он пригладил волосы.

– Эмма, я… – начал он, и в его голосе звучала печаль.

– Нет, Дэвид, пожалуйста, – силясь улыбнуться, сказала Эмма. Главное, не заплакать. – Не говори, что ты сожалеешь. Лучше бы я не открывала это вино. У меня от него всегда кружится голова…

– Дело не только в вине, – пробормотал он.

– Нет… не только…

Эмма покачала головой.

– Надеюсь, мое поведение не даст вам повода отказаться от уроков с Беатрис, – сказал Дэвид.

Эмма изумленно посмотрела на него. Она думала, что это Дэвид не захочет, чтобы Эмма общалась с его дочерью, только не теперь, когда она вела себя так… несдержанно.

– Разумеется, нет.

– Спасибо, – ответил он. Его голос все еще был напряжен, будто он с трудом сдерживал обуревавшие его эмоции.

Вот если бы Эмма обладала такой силой воли… но все, чего ей сейчас хотелось, – остаться одной и поплакать.

– Простите, миссис Каррингтон, – сказал Дэвид, – на меня нашло какое-то безумие.

Безумие. Ну, разумеется. Вот как он называет желание, которое испытывает к ней. Эмма готова была поклясться, что слышала, как разбилось ее сердце.

– У вашей двери кто-то стоит, – сказал Дэвид.

– Что? – выдохнула Эмма.

Мир с безумной скоростью завертелся вокруг нее, и на мгновение она перестала понимать, где находится. Она взглянула в сияющие серые глаза Дэвида.

Нахмурившись, он ответил на ее взгляд. Его волосы были спутаны, в глазах читалось напряжение. Никогда еще он не казался ей таким привлекательным, а сама себе Эмма казалась мотыльком, снова и снова возвращающимся к губительному огню.

Эмма открыла рот, понимая, что должна сказать что-то, что ослабило бы возникшее между ними напряжение. Тут она услышала громкий стук и поняла, что это не ее сердце.

Кто-то стучал в дверь.

– Пойду посмотрю, – растерянно сказала Эмма.

Дэвид кивнул и отступил в сторону. Эмма медленно вышла из комнаты, чувствуя, как дрожат ноги. Очутившись в холле, она обернулась и увидела, как Дэвид наклонился, чтобы поднять с пола свои очки. Мюррей тихо и смущенно тявкнул, и Дэвид с отсутствующим видом потрепал пса по голове. Нахмурившись, он смотрел на очки. Эмме хотелось вернуться, снова коснуться его, узнать, о чем он думает.

Но она прекрасно знала, что Дэвид не расскажет ей. Вернее, он уже сказал. Сказал, что сожалеет о случившемся. Возможно, он сожалеет, что утратил контроль над своими эмоциями и случилось это с такой женщиной, как она.

Когда он поцеловал ее, Эмма чувствовала себя так, будто принадлежала Дэвиду. Теперь она была еще более одинока, чем прежде.

В дверь снова постучали, и было очевидно, что Мэри не собирается открывать. Эмма поспешно разгладила юбку, поправила выбившиеся из прически локоны. Она понятия не имела, кто пришел к ней. До сих пор у нее не было посетителей. Она только знала, что должна избавиться от непрошеных гостей, кем бы они ни были. А потом она выпроводит Дэвида, останется одна, сможет все обдумать и лишний раз напомнит себе, почему должна покончить с романами.

Нацепив на лицо вежливую улыбку, Эмма распахнула дверь и замерла.

На пороге стоял Филип Каррингтон. Кузен и лучший приятель Генри, его товарищ по кутежам. И единственный, кто называл себя ее другом во время ее неудачного замужества.

На Филипе был щегольской плащ, в руках он держал шляпу. Ветерок ерошил его волосы цвета меда, на лице сияла дразнящая улыбка.

Несколько мгновений Эмма растерянно смотрела на него. Может быть, перед ней призрак? Прошло уже много месяцев с того дня, как она отвергла его предложение о помощи и оставила его в той грязной гостинице. Эмма думала, что больше никогда не увидит Филипа, но она ошибалась. Вот он, стоит перед ней на пороге ее дома.

Эмма помотала головой. Что бы ни случилось, нельзя забывать, что несколько лет Филип был ее единственным другом, хотя сам частенько попадал в неприятности.

– Филип, – выдохнула она, – что ты тут делаешь?

– Я приехал, потому что скучал по тебе, Эмма. Европа без тебя – настоящая пустыня.

Его улыбка стала шире, и Эмма вспомнила, как неотразимо она действовала на дам. Они чуть ли не преследовали его в казино и магазинах.

Он был все так же хорош собой. Так же привлекателен, как когда-то Генри. Но что он здесь делает? Они расстались не лучшим образом. И Эмма не принадлежала к числу его поклонниц.

Впрочем, Эмма прекрасно понимала, что в нем так привлекает женщин. Его улыбка была обманчиво-чувственной.

Но не вполовину такой обманчивой, как редкие вспышки юмора у Дэвида.

О боже! Дэвид. Дэвид в ее гостиной. Это плохо.

– Филип, я… я удивлена, – с трудом проговорила Эмма. – Тебе следовало бы прежде написать.

Его уверенная улыбка слегка померкла.

– Нет времени писать, дорогая Эмма. Я езжу быстрее, чем идет письмо. Кроме того, я очень хотел тебя видеть. Вижу, что мне давно следовало приехать. Ты выглядишь просто очаровательно.

– Филип… – начала Эмма, чувствуя нарастающее отчаяние.

– Черт побери, Эмма, я так скучал по тебе. – Не успела Эмма опомниться, как он схватил ее за руку и притянул к себе. – Ты еще прелестнее, чем в моих воспоминаниях!

Руки Филипа сомкнулись на ее талии, и он поднял Эмму в воздух. Она била его кулачками по плечам, а он, смеясь, кружил ее.