Дарья Лаврова - Под солнцем любви

– Хорошо, – послушно ответила Марля.

Утром Марля проснулась с температурой.

Еще неделю Надя с виноватым видом почти все время просидела рядом с подругой. Отпаивала ее чаем на травах, заваренным бабой Аглаей, читала вслух книжки, выслушивала ее стенания. Пока Марле не стало стыдно.

– Надя, ты не обязана сидеть со мной каждый день. Там тебя, наверное, Петька ждет, гулять зовет. У меня ведь не высокая температура уже. И я уже почти не кашляю. Сходи с ним куда-нибудь. Или с ними обоими. Я тебе верю, я верю, что ты больше с Федькой целоваться не будешь. Я уже не сержусь.

Марля лежала на кровати в окружении лекарств, а Надя сидела на подоконнике у открытого окна.

– Ой, да подождет меня Петька, – неожиданно резко отмахнулась Надя, болтая ногой и рассматривая ярко-алый лак на ногтях.

– Подожди… – Марле почудилась в этом какая-то фальшь. – Вы же целовались. Ты с ним встречаться собиралась… Что-то случилось?

– Ничего не случилось.

– Я же вижу, что что-то случилось…

– Это все ерунда.

– Надя, ты мне подруга или нет?

– Подруга, – буркнула Надя. – Ладно, что уж тут, Петька… – И она все рассказала.

Надин план по завоеванию студентов с треском провалился. После той знаменательной для нее прогулки, когда Надя сначала поцеловалась с Петькой под абрикосом у усадьбы братьев Никольских, а потом неожиданно почти ночью к ней под окна заявился Федька, вызвал на улицу и тоже поцеловал, оба они просто… пропали.

Пропали исключительно для Нади. Они по-прежнему пасли лошадей и сидели в конторе кончасти, заполняя отчеты о практике. Но в свободное от этих занятий время почему-то встреч с ней не искали, а ходили на пруд ловить мелких рыбок – коробков. А еще быстро перезнакомились со всеми поселковыми парнями, пили с ними местные вина за столиком под абрикосовым деревом. А про Надю как будто забыли. Встречаясь с ней в магазине или на улице, конечно, здоровались, но прогуляться больше не приглашали. И даже демонстративные прогулки с Грихой под окнами студентов не возымели никакого эффекта.

Надя была зла как черт:

– Бросил мне сегодня Петька, встретив на улице: «Шо не приходишь к общаге в картишки сыграть и вишневки выпить?» – и дальше пошел. И че? И это все?!

– Но ведь позвал же… – заметила Марля.

– Вот радость какая – в карты играть они нас позвали! – тут же громко возмутилась Надя.

– Но можно ведь не играть с ними, так посидеть… Если ты хочешь…

– Дело не в картах! Я лично выпить вина не против. А уж если они у тети Вали еще и вишневую наливку возьмут… Знаешь, какие у нее божественные наливки?

Марля отрицательно покачала головой: какое божественное вишневое вино у тети Вали, она не знала.

– Я ведь не об этом. Не о вине. Я о том, как они… он меня… нас позвали. Он имел в виду нас обеих.

– А как он нас позвал?

– Походя. Походя он нас позвал. Как будто из вежливости. Как будто он мне что-то теперь должен. Он мне, конечно, должен, но не это. Они там с местными сидеть будут. В карты дуться. Курить и матом ругаться. А че мне их карты? Да и слушать глупые матерные анекдоты местных придурков у меня нет ни малейшего желания.

– У меня тоже, – вставила Марля.

– Я не понимаю, почему они нас больше никуда не приглашают! Они что, сюда в карты играть приехали?! – продолжила возмущаться Надя.

– Вообще-то они сюда на практику…

– Они сюда приехали с девчонками гулять! То бишь с нами.

– Да?

– А на фига им иначе в такую даль переться?

Марля озадачилась, а Надя продолжила возмущаться поведением парней. Ведь так все хорошо начиналось – и на тебе. И как будто и не гуляли в обнимку до биофабрики, как будто и не было никаких поцелуев. В итоге ей пришлось признать, что закадрить парней не вышло.

– Фу, какое мерзкое у меня настроение всю неделю, – вздохнула Надя. – Как он мог, ну как он мог про меня забыть? – И шмыгнула носом. – Даже разреветься захотелось. Не понимаю, что я сделала не так?..

– Может быть, не надо было с ними обоими целоваться? – робко предположила Марля.

– Иди ты знаешь куда? – Надя неожиданно соскочила с подоконника прямо во двор, на минуту скрылась с глаз, но потом снова заглянула в окно: – Мне на них обоих НАПЛЕВАТЬ.

Переболев, Марля неожиданно перестала страдать от жары. Она по-прежнему обливалась потом, по-прежнему постоянно хотела пить, но у нее проснулся – на радость бабе Аглае – зверский аппетит, и она стала крепко спать по ночам, несмотря на жару и мух.

И снова они с Надей пошли на пруд купаться, а вечером опять Марля лежала с книжкой в сене у первого номера и смотрела во все глаза, как ровно в восемь, на закате, с пастбища приходит табун.

Сначала за скирдами поднялась стена пыли. Она приближалась, приближалась, а потом остановилась – табун пил. Лошадей не было видно – только пыль медленно оседала за абрикосами. Небо у горизонта понемногу становилось розовое. Розово-оранжевым расцвечивались жидкие облачка.

А потом снова пыль поднялась, послышались топот копыт, ругань табунщика, и из-за старых абрикосовых деревьев вылетели галопом, крутя головами, холостые кобылы. За ними рысили подсосные с ошалевшими жеребятами. Минута – и бурлящая огненная река, прорвавшись между абрикосами и конюшней молодняка, заполнила все пространство.

Марля замерла. Но не только потому, что в очередной раз зрелище золотых сказочных лошадей заставило ее замереть в восторге. Еще и потому, что позади кобыл лихо скакал на такой же золотой и сказочной лошади Федька в неизменной ковбойской шляпе.

– А мне на них наплевать, – раздалось рядом.

Марля вздрогнула, обернулась и увидела рядом стоящую с делано-равнодушным видом Надю.

Откуда-то из середины розовой пыли и золотых лошадей вынырнул верхом Петька и снова скрылся из глаз.

С криком «Держи Риориту!» мимо промчался бригадир Каскин. За ним, как индеец, крутя разводкой, проскочила дневальная тетя Валя.

– А мне кажется, тебе не наплевать. Ты просто обиделась. Обиделась, что он поцеловал тебя и теперь больше на тебя не смотрит. Только все это потому, что ты потом поцеловалась с Федькой. Вот Петька и обиделся на тебя. Ведь можно подумать, что тебе все равно с кем целоваться. А ему это неприятно. Вот он теперь и делает вид, что ему на тебя наплевать. А ты делаешь вид, что тебе наплевать на него. По-моему, это глупо. Если, конечно, он тебе на самом деле нравится… – осторожно высказалась Марля.

– Я вообще просто за тобой пришла, а не на них поглазеть!

– Надя, но ведь я права… Прости, пожалуйста, если обидела, но… Зачем эти все страдания? Хочешь, давай сходим к общаге, посидим с ними за столом, сыграем в карты. Я даже с тобой наливку в их компании выпью. Ты с ним поговоришь, и все наладится.

Надя не ответила, она во все глаза смотрела на Петьку.

Марля поднялась с сена, чтобы было лучше видно, и тоже посмотрела на него. Петька бестолково носился галопом туда-сюда, не столько помогая конюхам ловить кобыл, сколько, наоборот, мешая.

– Это ведь он ради тебя тут выпендривается… – тихо заметила Марля.

Надя снова промолчала.

Марля же поискала глазами Федьку. И увидела, что он совсем рядом и… смотрит на нее. Марля тут же быстро отвернулась.

– Ладно, только ради тебя я схожу с тобой и послушаю дурацкие анекдоты, – буркнула Надя.

В усадьбе братьев Никольских, в торце здания был вход в общежитие, а рядом с входом под огромным абрикосовым деревом стоял стол со скамейками, за которым все обычно и собирались. Время от времени с веток срывались первые созревшие абрикосинки и падали с таким звуком, как будто кто-то идет. Ночью – как будто идет кто-то с дурными намерениями.

На следующий день с обеда подружки, как и договаривались, отправились пить вино со студентами.

– Это хорошо еще, что конмальчиков пока еще нет… – сама себе под нос заметила Надя.

– Кого? – не поняла Марля.

– Конмальчиков. Они в скачках участвуют.

– В скачках?

Надя вздохнула и стала объяснять все подробно:

– В нашем конном заводе разводят лошадей чистокровной верховой породы. Молодняк объезжают и готовят к скачкам. Скачки не имеют никакого отношения к конному спорту. В них выигрывает лошадь. Чтобы наши лошади могли выигрывать в международных скачках, надо постоянно улучшать породу. Надо вести отбор лучших лошадей на племя. Те лошади, которые покажут самую высокую резвость, остаются для разведения в заводе. Это называется «селекция». Самые резвые участвуют в этих самых международных скачках в Европе или даже в Америке. Некоторые побеждают. И тогда к нам в конный завод приезжают покупать лошадей богатые покупатели. В общем, все это очень сложно.

– А конмальчики-то кто?

– В скачках на лошади скачет жокей. Чем меньше он весит, тем проще лошади победить. У жокеев, как и у балерин, очень строгие ограничения по весу. Прикинь, по международным стандартам вес жокея не должен превышать пятидесяти двух с половиной килограммов. А на совсем молодых лошадях, которым всего года по два, могут скакать только те, кто весит килограмм сорок пять, если не меньше. Никакой взрослый мужик не может быть таким дохляком. Поэтому на молодняке скачут конмальчики – парни лет, не знаю, от четырнадцати до восемнадцати. К восемнадцати они, как правило, уже выигрывают несколько скачек и получают звание жокея. То есть конмальчик – это почти жокей, – устав объяснять, резюмировала Надя.

– А почему хорошо, что их нет? – поинтересовалась Марля.

– А потому что весь молодняк сейчас на ипподромах: в Москве, Краснодаре, Пятигорске и других – лето, скаковой сезон. А с ними все конюхи, жокеи и конмальчики. Они там постоянно возятся с лошадьми, девочек не видят. Когда скаковой сезон закончится, они все вернутся в завод с кучей денег. Только жокеи все в семьи свои вернутся, будут семейными делами заниматься, а конмальчики – они свободные. Тут же начнут расслабляться и праздновать свои победы. Пить будут, куролесить, за девками бегать, ходить на биофабрику и бить местных. Ужас что будет твориться. Конмальчики – это кошмар.