К облегчению Майи и радости ее усталых глаз, вади сузилась вновь, и лошади вытянулись в колонну в пересохшем, окруженном камнями канале. Ветер ласкал колосья спелого ячменя, и проросшие семена зеленым ковром покрывали лоскуты коричневой земли рядом с колодцем, где осел и верблюд приводили в движение скрипучую грузоподъемную систему, чтобы люди добывали оттуда драгоценную влагу для себя и животных. «Как неравномерно распределены здесь скудность и плодородие…»

На возвышении стояла деревня – низкие каменные домики вокруг неприступной крепости, удивительным образом напоминающей средневековый европейский город. Об ином напоминали только купол мечети и покрытые грудами камней могилы.

К аль-Шахинам снова приблизились люди на верблюдах, на этот раз впятером, и Салим снова отправился вперед в качестве посланца, торговался насчет пошлины и полюбовно договорился.

Словно цветные тени в вечернем свете, наездники на верблюдах на почтительном расстоянии сопровождали всадников Рашида, пока вади не превратилась в поле разбросанных скальных обломков, среди которых бежала натоптанная тропа. Там провожатые остановились и подняли на прощанье руки. Майя предположила, что здесь закончилась территория их племени, ее догадку немедленно подтвердило поведение Рашида и его людей – они схватились за винтовки. Солнце опускалось, заливая пламенеющими потоками света небеса и камни. Тропа наконец уперлась в плоскую низину и гигантский каменный круг, идеальный для лагеря.

Пока двое мужчин, как обычно, устанавливали палатки, а один карабкался по камням, собирая сухую древесину для костра, Майя с изумлением подошла к прямоугольным обветренным блокам, что возвышались посередине, на песчаной земле, на несколько голов выше ее. Она провела кончиками пальцев по неровной поверхности, нащупав диковинный узор, еще не до конца разрушенный ветром. Он напоминал клинопись, но значки были крупнее, гораздо красивее и многообразнее. Она подняла взгляд, краем глаза увидев, что к ней приближается Рашид, и смущенно опустила руку, словно находилась в музее и нарушила правила, дотронувшись до экспоната.

– Говорят, они здесь со времен Химьяритов, – начал он по-английски, без какого бы то ни было упрека в голосе. – Племя, чью территорию мы сейчас проехали, считает себя их потомками. Химьяр был древним царством, много, много поколений назад, задолго до появления Пророка. В нескольких милях отсюда есть еще руины крепости. Когда-то Химьяр обладал таким могуществом, что покорил большую, прославленную Саву. Потом его обессилило и привело к закату царство Аксум – вместе с племенами бедуинов, – в его голосе зазвучала неприкрытая гордость, и он добавил: – В том числе моими предками аль-Шахинами. Эта легенда передается из поколения в поколение.

Майя почувствовала, как у нее по рукам поползли мурашки. Более тысячи лет назад здесь жили люди, может быть, даже красовался цветущий пейзаж, стоял оживленный город, а эти каменные свидетельства прошлого – место культа или памятник славным делам. Она вновь протянула руку и прикоснулась к отшлифованному за столько лет ветром, песком, солнцем и дождем камню, словно могла преодолеть прошедшее с тех пор время. Рождались и умирали люди, но каменные глыбы с высеченными символами стоят до сегодняшнего дня. Кусочки вечности. Бессмертия.

– Где находился Аксум?

– По ту сторону Баб-эль-Мандеба, – Рашид смотрел то на Майю, то на каменные стелы. – Вам нравится? – тихо спросил он, и в его голосе послышалась непривычная мягкость.

Майя кивнула.

– Я, можно сказать, выросла среди древних надписей. Ими занимается мой отец.

Она хотела добавить что-то еще, но осеклась. Ей неодолимо захотелось показать эти камни Джеральду, и в горле что-то сжалось.

– Значит, вам понравится Нисаб. Остатки торгового города, – Рашид указал рукой на север, – на старых, окуренных ладаном улицах. Если все пойдет нормально, мы достигнем его через два дня.

Он замялся, словно ему нелегко было произнести эти слова, родившиеся у него внутри:

– Хотите рассказать о своем отце? Позже, у огня?


Сияние пламени бросало на трещины в древних надписях золотые и бронзовые отблески, а звездный свет заливал их серебром. Возможно, когда-то они действительно были покрыты драгоценными металлами, истершимися от прикосновения столетий: Химьяр был богатым царством, судя по рассказам Рашида о традициях его народа. Химьяр процветал за счет торговли ладаном и миррой, смолой местных деревьев, что привлекли сегодня внимание Майи на привале. Драгоценные, как золото, они использовались в медицине, косметике и благовониях.

Майя рассказывала о путешествиях своего отца, его увлечении стариной, предметами, сумевшими противостоять бренности, его стараниях, чтобы ничего этого вновь не предали забвению, о совместных занятиях в кабинете. Об Оксфорде и старинных зданиях под сенью башен. Она старалась описывать все живо и образно, но ей нередко приходилось подолгу растолковывать понятия, далекие от мира Рашида, наглядно изображать их жестами и мимикой и рисовать пальцем на песке у их ног. Рашид никогда не видел снега и даже не подозревал о его существовании. В горах бывало очень холодно и шли дожди, но и то и другое никогда не происходило одновременно.

Рашиду тоже нередко приходилось прибегать к жестам, объясняя, что он имеет в виду, когда он вспоминал о своем отце: как тот обучал его верховой езде, еще прежде чем Рашид сделал первые шаги, как учил сына стрелять и обращаться с мечом. Майя увлеченно внимала рассказам, как мужчины аль-Шахинов выращивали и натаскивали соколов, охотились с ними на мелкую дичь и даже на антилоп. Ведь последователи Аллаха не могут есть мяса животных, что не были ритуально убиты и из которых не была выпущена кровь. У всех соколов аль-Шахинов белое оперение.

– Светлое, как песок пустыни, откуда вышли наши предки, – объяснил Рашид. – Оттуда и название племени: аль-Шахин, белый сокол.

Он рассказывал о необъятной пустыне Руб-эль-Хали, такой враждебной, что ее сторонились даже бедуины. Они называли ее просто Аль-Римал, пески, ведь там не было ничего, кроме песка и жары, невообразимой жары, на сотни тысяч миль во всех направлениях. Бедуины перемещались лишь по ее краям и по младшей сестре «песков», Рамлат эс-Сабатайн. Но если верить легендам, так было не всегда. До того как накатили песчаные волны высотой с дом и разогнали почти все живое, там, говорят, сверкали озера и реки, паслись антилопы, водяные буйволы, гиппопотамы, а еще ослы, козы и овцы, служившие человеку. В самом сердце опустевшего сегодня края стоял город, до того сияющий и роскошный, что затмевал солнце. Он разбогател благодаря торговле ладаном, а построили его по приказу могущественного короля Шаддада, потомка Ноя.

– Ирам, город колонн, – мечтательно проронила Майя.

– Вы знаете эту легенду?

Майя кивнула.

– Читала. «Идите и постройте неприступную крепость, высотой до небес, а вокруг крепости тысячу дворцов с золотыми крышами, и в каждом возведите тысячу колонн из хризолита и рубина», – на память процитировала она особенно полюбившийся отрывок из сказок «Тысяча и одной ночи».

– Наше Священное Писание гласит, что в Ираме жило племя Адитов. Король Шаддад пренебрег предупреждениями пророка Худа, призывавшего обитателей города к праведной жизни.

– И в наказание город поглотила пустыня? – догадалась Майя.

Рашид кивнул.

– Наверное, в каждой древней культуре есть свой Ирам, – прошептала Майя. – Город, по легенде разрушенный за грехи его жителей. У древних римлян это Помпеи, а древнегреческий мыслитель Платон рассказывал о затонувшем островном государстве Атлантида.

Ее слова прозвучали в ночной тишине, и каждый прислушался к отголоску внутри себя, зазвучавшему в унисон, к чему-то древнему, как само человечество.

– Тсс, – вдруг прошептал Рашид. Он внимательно вслушался в темноту, беззвучную для слуха Майи. Лишь тихо фыркали лошади, но вдруг и они умолкли, словно тоже прислушались. Долю секунды спустя Рашид схватил винтовку, вскочил и рванул Майю за руку вверх. Вздымая песок, он протащил ее к каменным стелам и прорычал что-то в сторону палаток, где уже несколько часов спали его люди и Джамила. Прорычал одно-единственное слово, но прозвучало оно пугающе. Он протолкнул ее между блоков и притянул за шею к земле. Она не сопротивлялась.

– Вниз. Не двигайся, – буркнул Рашид.

Потом он ушел, и неподалеку раздался многоголосый, пронзительный вой, быстро приближаясь к лагерю. Крики, выстрелы, вопли, тяжелое дыхание, звон металла, затихающий и раздающийся вновь. Майя скорчилась, закрывая руками голову и шею, и все равно чувствовала себя до безумия уязвимой. Она не хотела закрывать глаза ради собственной безопасности, но все равно в ужасе сжала веки, как делала в грозу совсем маленькой девочкой. Еще несколько выстрелов прорезало ночь, послышался запах пороха. Потом удар, так близко, что она всхлипнула. И вдруг наступила абсолютная тишина. Ужасная, пугающая тишина.

Майя несколько раз моргнула и заставила себя открыть глаза. Сдавленно вскрикнула, увидев, что перед ней на песке растянулся на спине человек. Меч выпал из его безжизненных пальцев, его лезвие оказалось совсем рядом с ней. Вытаращив глаза, он словно уставился в блистающее небо, изумленно раскрыв рот, из которого сбегал по подбородку на землю темный ручеек. На голой груди, чуть в стороне от сердца, зияла дыра. Майя нащупала каменные стены и схватилась за них, пытаясь встать на ноги. И тут увидела, что к ней длинными шагами спешит Рашид, держа в руке винтовку. Сердце ее облегченно подпрыгнуло.

– С вами все хорошо? – крикнул он.

Майя кивнула и хотела было пойти ему навстречу. Но ее взгляд упал на одного из аль-Шахинов с растрепанными волосами до плеч – он с протяжным звуком вытащил из другого лежащего на земле тела свой меч с потемневшим и матовым от крови лезвием. Потом ударил покойника в бок кончиком сапога, чтобы убедиться, что тот мертв. Майя осмотрелась. Вокруг огня и среди палаток на земле виднелись очертания тел – семь, восемь, возможно, больше… У нее подогнулись колени. Рядом что-то глухо бухнулось на песок, и она почувствовала, как ее подхватили чьи-то руки, прижали к чему-то мягкому, а к ее щеке прислонилось что-то маленькое, металлическое и прохладное. Но под этим было твердое, излучающее приятное тепло, ее окутал древесный и острый аромат, и она услышала, как бьется сердце, быстро и взволнованно.