Она с наслаждением склонилась над ручьем, засучив рукава широкой рубахи, зачерпнула ладонями воду и промочила горло. Пусть с привкусом мха и камней, эта вода была куда приятнее воды из бурдюков с явственным запахом коз. Майя провела влажными руками по липкому от пота лицу с коркой песка вокруг глаз и на несколько восхитительных мгновений приложила прохладные пальцы к горячей шее. С улыбкой наблюдала она за кроликами, которые носились вокруг, останавливались, садились, дергали носиками и убегали вновь, словно заводные игрушки.

Во время дальнейшего путешествия по долине Майя обнаружила, что кролики были здесь не единственными дикими обитателями. В колючих ветвях деревьев гнездились птицы, пузатые и крепенькие, словно маленькие кулечки. Они порхали вокруг черно-желтыми комочками перьев, старательно работая крылышками, проворно взлетая и вновь возвращаясь к птенцам. Их щебет рассыпал вокруг нотки радости, наполняющей воздух.

Через несколько миль они встретили караван, медленную процессию высоко нагруженных верблюдов, в сопровождении мужчин в песочных одеждах, с темно-коричневой кожей и окрашенными в индиго щеками и лбом. Одни сидели на верблюдах, положив винтовки на колени, другие шли рядом и несли оружие на плечах, словно ярмо, свободно повесив руки на ствол и приклад. Майя сглотнула, ее сердце бешено застучало, когда караван подошел ближе – он направлялся на юг, к побережью, и, вероятнее всего, даже в Аден. Эти люди вызывали мало доверия, но, возможно, могли дать шанс на спасение, превосходя отряд Рашида хотя бы количеством. Она помедлила, подождав, пока с ней поравняется первый верблюд, но Рашид оказался быстрее. Он остановил свою рыжую лошадь, подождал гнедую лошадь Майи и схватил за уздечку. Так незаметно, что животное невозмутимо потопало дальше, но все же в этом жесте была острая хватка и безошибочная решительность.

– Не вздумайте, – прошипел он через платок.

Застигнутая врасплох, Майя покраснела и опустила взгляд. Она испугалась той угрожающей твердости, какую она услышала в голосе Рашида. Но тело действовало будто само по себе – когда рядом оказались первые всадники, почти на расстоянии вытянутой руки, мускулы ее напряглись, пальцы сильнее сжали поводья, готовясь отклониться с дороги. Она сделала глубокий вдох, хотела крикнуть о помощи, но тут же начала задыхаться: Рашид так сильно сжал ей руку повыше локтя, что на глазах выступили слезы, и она чуть не выпала из седла от боли и ужаса. Рашид помог ей удержать равновесие, кивком ответив на уважительное, отстраненное приветствие караванщиков, и отпустил, только когда мимо, покачиваясь и размахивая хвостом, прошагал последний верблюд. Когда Майя пришла в себя и убедилась, что араб не сломал ей руку, караван остался далеко позади.

– Я предупреждал, – просто, без всякой угрозы сказал Рашид, легко ударил лошадь пятками по бокам и вновь занял место в авангарде их маленькой группы.

Майя обернулась и проводила тоскливым взглядом быстро удаляющийся караван. Она встретилась с равнодушными глазами обоих мужчин, ехавших позади, быстро переключила внимание вперед, на черно-синюю спину Рашида, потом уткнулась взглядом в гриву своей гнедой и стерла рукой горячие слезы гневного разочарования, проступившие в уголках глаз.

Когда закатное солнце окрасило медью скалы, впереди показалась деревушка, достаточно большая, квадратной формы, ее окружал сильно пахнущий вал из сухого навоза. Во внутренней части виднелись маленькие каменные домики и многочисленные хижины из дерева и обмазанной глиной соломы. Слышался лай собак, женщины вели на ночлег стада овец и коз и несколько коров. Широкие полосы полей лежали рядом с деревней. Судя по хрупким, белым, как солома, стеблям последнего урожая, земля пересохла и ждала дождя. Но Рашид то ли искал уединения, то ли хотел уехать как можно дальше, и они продолжили путь до заката, пока скалы на востоке не начали сливаться с сумерками.

Изнуренная долгой дорогой, Майя без сил сидела на камне и наблюдала, как люди Рашида разгрузили часть поклажи и в несколько приемов возвели три палатки из того же черно-синего сукна, что и одежда. Предплечье Майи все еще ныло, красные отпечатки пальцев Рашида стали желто-сиреневыми, а суставы, спина и ягодицы онемели, болезненно натянулись и дрожали. Но еще сильнее болели ладони – они покрылись пузырями и до крови были натерты кожаным ремнем уздечки. Майя несколько раз сглотнула, набрала в рот слюны, плюнула на ладони, растерла и подула, но не ощутила никакого облегчения, лишь легкую прохладу.

Тем временем в полутьме послышались удары топора, и вскоре среди палаток разгорелся костер. В красноватом свете один из мужчин смешал воду с мукой и закопал в пылающие угли, другой нарезал ножом что-то твердое. Третий возился с привязанными лошадьми – по приглушенному чавканью и чмоканью Майя догадалась, что он повесил им на шеи поилки и мешки с едой. Вскоре раздался восхитительный аромат свежего хлеба, жареного мяса и чего-то еще.

Теперь Майя хорошо понимала, почему ее столь беспечно оставили в темноте без присмотра. «Как хитро, – возмущенно думала она, – как хитро – завезти меня на лошади в горы! Они точно знают, что после такого дня я безнадежно устала и не отойду от лагеря даже на десять шагов. А ночью я не найду дороги в деревню и, возможно, сверну себе шею еще на каменистой тропе!» Любая попытка к бегству казалась ей все бессмысленнее – неопытная наездница, без карты, она не знала арабских обычаев относительно путешествующих в одиночку англичанок.

– Покажите руки.

Майя подняла голову. К ней подошел Рашид с какой-то веткой, покрытой густой листвой и шипами. Не понимая, что он задумал, но все еще ощущая следы его жесткой хватки, она спрятала руки в складках широких штанов и покачала головой. Он вздохнул, присел рядом с ней, вытащил из-за пояса узкий кинжал и сделал множество надрезов в мягкой древесине, из которых сразу просочилась вязкая жидкость.

– Я слышал, англичанки покладисты, но вот вы вполне можете потягаться с женщинами моего племени. Ну, давайте, – нетерпеливо поторопил он, – я не хочу, чтобы потом вы сказали, что я о вас не заботился.

Майя нехотя повиновалась, и он намазал ее ладони млечным соком.

– Теперь сделайте так, – он отложил ветку в сторону, потер ладони и довольно кивнул, когда Майя последовала его примеру.

– Зачем вы помогаете мне? – спросила она Рашида, который делал все новые надрезы в молодой коре, и подставила ему ладони, липкие от сока, приятно прижигающего и холодящего кожу. На мгновение блеснули белые зубы.

– Вы нам дороги.

– Дорога? – Майя засомневалась, правильно ли поняла араба и верное ли он подобрал слово.

Рашид помолчал, с сосредоточенным видом извлекая из дерева капли целительной влаги. Вновь покрывая соком ее пылающие ладони, он ответил:

– Я хочу вернуть вас англичанам целой и невредимой, насколько это в моих силах. Дело чести.

– Я не понимаю.

На его лице промелькнула улыбка:

– И не поймете.

– Может быть, вы мне объясните? – преодолела Майя робость после небольшой паузы. Она уже не ждала ответа, когда Рашид медленно заговорил, тщательно подбирая и взвешивая каждое слово:

– Здесь, на юге, жизнью во многом правят старинные традиции. Традиции отношений в семье, между мужчиной и женщиной, отцами, матерями и детьми, между молодыми и старыми. Традиции отношений в племени, между племенами, отношений с султаном, между султанатами.

– Как велит Коран? – вставила Майя, гордясь, что немного знает об арабском мире от Ричарда.

Рашид тихо рассмеялся.

– Порой да. Но наша вера еще очень юна, традиции несравнимо древнее, и мы ими очень дорожим. Они пришли к нам от далеких предков, помогли нашему племени пережить нелегкие времена и привели к процветанию. «Земля отцов ценнее годов учения», – так у нас говорят. Мы гордимся, что никто не может отнять у нас наших традиций. В первую очередь мы члены племени и только потом – верующие. Так было всегда и всегда будет впредь… Один из законов называется саиир. Он регламентирует отношения между племенами. Когда я, аль-Шахин, передвигаюсь по территории, принадлежащей другому племени, и между нами заключен саиир, все племя должно заботиться, чтобы я миновал эту территорию невредимым и поехал дальше. По отношению к вам, Майя, действует закон рафиг. Рафиг означает защиту проходящих мимо племени чужеземцев. Там, наверху, у Башни молчания, я на некоторое время взял вас под защиту нашего племени. Пока вновь не передам вас англичанам в Ижаре.

Его слова показались Майе бессмысленными, но потом она вдумалась.

– А еще рафиг означает навязанную защиту, например, в путешествии, которого я не желаю? – резюмировала она его объяснения.

Рашид засмеялся.

– Можно сказать и так. По крайней мере, в вашем случае… В рафиг всегда входит вознаграждение. Нам кое-что нужно от Коглана за вашу защиту.

– И сколько же я, по-вашему, стою? – Майя не смогла удержаться от сарказма.

– Очень много, – серьезно ответил Рашид, словно не заметил сердитой, но отчасти кокетливой интонации. – Сколько потерял в деньгах Ижар с тех пор, как Гайнс объявил Аден свободной гаванью, и, возможно, потеряет в будущем, если мы не договоримся иначе.

– Вы потому так хорошо говорите по-английски – чтобы договариваться со своими врагами и врагами султана?

Майе показалось, Рашид удивился этому вопросу. Он покачал головой и поскреб веткой землю.

– Вы, англичане, нам не враги. Конечно, мы вам не рады. Но вы сильнее и все равно оставили нам свободу. Это хорошо. Нам в глубине материка все равно, кому принадлежит гавань Адена. Здесь вопрос богатства и бедности – ваше правительство выбрало политику, выгодную для султана Лахеджа, но остальные области страдают.

– Мне очень жаль, – протянула Майя, хотя понимала, как по́шло и натянуто это звучит.

Рашид вновь засмеялся.

– Отчего же? Тут ведь ничего, как говорят, личностного?