Он представил себе, как одна из этих тварей сбегает из своего заточения и проскальзывает под одеяло или пролезает в обувь. Натан поморщился. Заскрипела дверь и в комнату вошла Оливия. Несмотря на её усталый вид, в свете огня он заметил блеск её ликующих глаз. В её руках было что-то крупное, завёрнутое в плед.

– Интересно, что это ты так бережёшь? – спросил Натан, глядя, как сестра аккуратно кладёт свою ношу в широкую миску, накрывая плед сверху. Он смог лишь рассмотреть чей-то длинный широкий чёрный хвост, видимо, принадлежавший какой-то рыбе. Сестра молча возилась с пледом.

– Не знал, что ты ловишь рыбу, – сказал Натан. – Её надо уже класть в казан, иначе испортится, пойдёт запах…

– Что?! – удивилась Оливия, окатив его тревожным взглядом, словно он сообщал ей о извержении вулкана или гибели всей деревни. – Ты почувствовал запах?

Он увидел в её блестящих глазах какую-то нервозность, испуг.

– Не понимаю, – ответил он, – зачем тебе так нервничать из-за запаха рыбы. И ты зря её так укрыла. Если хочешь, чтобы она была свежей, и её мясо дожило в таком состоянии до приготовления, то не следует её так укутывать. Пусть дышит воздухом.

Эти слова Натана успокоили её. Она подошла к огню и помешала длиной ложкой варево.

– Слава богу, Натан, что у тебя нет обоняния, – с каким-то облегчением в голосе сказала она.

– В нашем возрасте всё притупляется: не тот слух, неверный глаз, плохое обоняние. Но ведь это рыба?

– Ты почувствовал её запах гниения? – вновь насторожилась она. Подбежав к широкой миске, она стала принюхиваться, словно хищник.

– Нет, я увидел её рыбий хвост.

Оливия выпрямилась и, как будто вновь успокоилась.

– Эта рыба вообще не имеет запаха, – сказала Оливия. – Ты заставил меня понервничать.

– То есть, как нет запаха? – удивился Натан. – Все рыбы имеют запах. Они должны иметь запах, хотя бы моря…

– Эта рыба не имеет запах моря. Она свежая, потому что не имеет запаха.

– Этого не может быть, – улыбнулся Натан. – Все рыбы должны…

– Но не эта. Возможно, она не рыба… – задумавшись, сказала Оливия.

Видя упорство сестры, Натан решил больше не волновать её.

– Ты её укутала, чтобы мясо лучше…

– Нет, не для этого. Её мясо очень нежное, и оно боится нашего прикосновения, оно не любит наш воздух. Может ей и вовсе противны люди, но всё же, она сама приплыла к нам.

– Сама? – удивился Натан. – Что бы рыба… – он осёкся, вспомнив, что сестра назвала эту тварь не рыбой.

– Возможно, это существо само не знает, зачем оно это сделало. Но раз в пятьдесят лет, оно вынужденно поднимается к поверхности, чтобы… – она замолчала.

– Чтобы, что?

– Что бы умереть или быть пойманной.

– Впервые слышу, чтобы рыба сама шла на смерть.

– Это не рыба, – поправила она его.

– Но любая тварь – морская или сухопутная или птица, не пойдёт умирать по доброй воле, её нужно поймать, – возмущенно сказал он.

– Ты плохо знаешь животных, впрочем, и людей тоже, – ответила Оливия. – Среди животных есть много загадок. Я всю свою жизнь изучала их: от пауков до птиц. Поверь мне.

– Допустим, – согласился Натан, – тебе эти знания необходимы во врачевании и гадании, но живые существа не станут идти на смерть, становясь жертвой, – упорствовал Натан.

– Из моих собственных наблюдений, Натан, скажу тебе, что они вовсе не знают ничего о смерти. Им знакомо чувство боли и тогда они всячески стараются её избежать. Но они не ведают, ни о смерти, ни о загробной жизни.

– Какие они должно быть счастливые. Не знать, что ты смертен – это дар, дар Бога. Христос тоже бессмертен.

– Да, я слышала ты начал изучать христианство? Хочешь стать священником? – она посмотрела на него исподлобья.

– Может быть, я пока не думал над этим. Просто меня интересуют разного рода законы, христианские тоже, почему бы и нет? Олаф говорил о том, что христианство довольно распространено в восточных землях.

– Животные, отличаются от человека, они не имеют души…

– Может, поэтому им незнакома смерть, – сказала Оливия, раскладывая сосуды на столе. – Они не знают ничего о Боге, но им и не знакома смерть. Ни рождение, ни гибель их не трогает, лишь само существование их интересует. Это настоящие ангелы, они не обремени временем, ибо оно порождает и разрушает, – она замолчала, а потом добавила, что-то вспомнив. – Я не раз убеждалась в том, что среди животных тварей есть такие виды, которые, не зная ничего о смерти, о времени, сами, совершенно добровольно идут на смерть.

– Допустим, но ради чего?

– Ради жизни. Ради продолжения своего рода. Самки производят потомство и гибнут, самцы спариваются, зная, что после этого будут съедены голодной самкой. Ради жизни, да… смерть ради жизни. Они бесстрашно отдают свои жизни, ради других, ещё не рождённых.

– Ты хочешь сказать, что они знают будущее, ведь ради будущего потомства они идут на смерть? – спросил Натан.

– Не имея ни малейшего понятия о коварном и беспощадном палаче – времени, они прекрасно осведомлены о будущем. Они приспособились за долгое своё существование не только к природе, но и к самому беспощадному хищнику, который только может существовать во все времена.

– Какому?

– Времени, – ответила Оливия.

Натан погрузился в размышления, как бы нерешительно покачивая головой в знак согласия.

– Для чего ты меня пригласила? – спросил он.

– Что бы ты не ел чёрную рыбу, которую подадут к столу.

– Чёрную рыбу? – удивился Натан.

– Да, я приготовлю её, – она указала на широкую миску.

– Это блюдо будет подано на свадебный стол?

– Да.

– Она отравлена? – с подозрением спросил он.

– Нет, но она необычная.

– В чём же заключается эта необычность?

– Эта рыба способна погубить всех викингов и главного из них – Олафа.

– Но, убив Олафа, мы не спасёмся, викинги лишь разгневаются.

– Нет. Я уже договорилась с Суртом. Ему нужна смерть Олафа. Сурта здесь ничего не держит. Корабли готовы и он хочет отправиться домой.

– Ну и что?

– Ему мешает Олаф. Я не знаю, как Сурт собирается стать королём, но он давно мечтает о троне Олафа, – сказала Оливия.

– Допустим. И ты хочешь погубить Олафа, в обмен на то, что Сурт и все викинги уберутся с наших островов?

– Да, – ответила Оливия, хотя мысли её были о другом.

Жаль, что люди слышат лишь слова, произнесённые вслух. Ведь ложь существует, благодаря неспособности человека прочесть мысли собеседника. Мысли, как рыба попадают в сети нашей глухоты, и мы слышим лишь их эхо – тёмные лживые странники, именуемые словами, произнесённые нами. Видимо, Бог позаботился об этих сетях мозга, чтобы существовала ложь грешника, фильтруя её в памяти. А может быть, это человек старается приспособиться к Богу, к бессмертию, стараясь выглядеть перед ним чистым ангелом, пряча в своих сетях сознания всю ложь и неправду.

– Он угрожает жизни нашей племянницы и её сына, – добавила она.

– Но что сделают викинги, когда бездыханное тело Олафа, их короля, упадёт на свадебной церемонии? А если от этой рыбы и другие отравятся? Тогда они всё поймут и нам не сдобровать, ты хоть понимаешь…

– Я понимаю значительно больше, чем ты.

Она подозвала его к небольшому сундуку, стоящему у стены в углу.

– Ну, старый сундук. В нём твои вещи?

– Отодвинь его и увидишь, – сказала она.

Натан сдвинул сундук и увидел под ним, в небольшом углублении, каменную плиту с надписью. Язык ему был незнаком, хотя буквы были знакомы.

– Что это за надпись?

– Это древний язык. Здесь написано заклятье.

– О чём оно? – поинтересовался он.

– Когда-нибудь узнаешь, – загадочно ответила она.

– Но зачем же ты мне его показываешь?

– Не знаю. Ведь те живые твари, о которых я говорила тебе, тоже не знали, зачем они идут на смерть.

Натан отошёл от камня и сел на табуретку.

– Ты хочешь спасти Ислу, но не знаешь как, – сказал он.

– Хорошо, я расскажу тебе кое-что. Мясо этой рыбы не убивает сразу. Оно превратит человека, испробовавшего это мясо в какую-то морскую тварь. Эта рыба так защищается – тот, кто её отведает, перестанет существовать в своём теле.

– Не понял, поясни.

– Его тело временно превратится в морское существо. И когда это произойдёт, его надо убить.

– Зачем же? Если это так, как ты говоришь, хотя звучит это неправдоподобно, то имеет смысл подождать, когда морское существо задохнётся на суше.

– Ты болван! – вдруг рассвирепела Оливия, но потом успокоилась и продолжила. – Человек превратится в морское существо лишь тогда, когда… – она притихла, словно не желала, чтобы её подслушивали, тревожно бросила взгляд на дверь, и полушёпотом продолжила. – Если человек окунётся в морскую пучину.

– Чудесно, – спокойно сказал Натан.

Он посчитал, что Оливия больна, у неё какое-то нервное расстройство, вызванное переживанием. Возможно, она так переносит гибель брата, Логана, а быть может, переживает из-за Ислы? – думал он.

– Хорошо, Оливия. Я всё понял.

– Кто её съест – тот смерть найдёт. Я прочту тебе отрывок из этой древней надписи, – сказала Оливия. – Лишь любящее сердце спасётся, хоть тело изменится, – она замолчала, ожидая его реакцию.

– Ясно, – сказал Натан. «Бедная Оливия, – подумал он. – Её мозг уже не способен отличить реальность от фантазий». – Хорошо, я помогу тебе во всём. Ты права, Ислу надо спасать. Что мне делать?

– Ты будешь ждать меня у скалы, отплыв от неё на лодке, на некоторое расстояние, – начала она уверенным голосом. – Там три корабля викингов, остальные корабли находятся далеко. Вероятнее всего, что Олаф возьмёт один корабль. Твою лодку должен увидеть охранник с берега – как ты садишься в неё с девушкой, на которой будет накидка Ислы. Он должен будет узнать тебя, но не видеть лица девушки.

– А что будет с Ислой?

– О ней не волнуйся. Я отведу её в одно тайное место, откуда она и её ребёнок отправятся на другой остров. Они будут плыть в другом направлении, а Олаф должен клюнуть на приманку и пойти за тобой.