На земле он увидел точки и линии. Причудливые линии он сперва не заметил, не придал им значения, но в купе с точками, он увидел фигуру. Это был красивейший, из всех, что ранее рисовал Оливер, портрет девушки: вьющиеся локоны волос приподнялись у плеч под действием порывистого ветра, огибающего чудесное юное личико. «Исла, – подумал Логан Маккензи, – ну, конечно же, это была Исла. Как романтично». Брат изобразил сестру, стоящую на утесе.

– Ты мне раньше не показывал свои таланты, – удивился Логан, пораженный точностью линий рисунка. – Но почему на земле? Ведь завтра ветер и дождь все уничтожат. Будет жаль.

Мальчик молчал, а отец любовался творением сына. Хоть в этом безлюдном занятии есть толк от мальчика, подумал Логан. И вдруг, что-то неуловимое в рисунке испугало его. Что-то было в нем странное. Логан присел ниже, добавив света, и… Обомлел. У чудесного портрета, – копии Ислы, не было глаз.

– Что же ты не изобразил глаза? – строго спросил, немного смутившись, Логан.

– Это не она, – ответил, казалось, неуверенным голосом Оливер.

– Что, не сестра? Но кто же тогда? – спросил удивленный и озадаченный отец, его голос смягчился, он успокоился.

– Это… – мальчик указал рукой куда-то на север, в небо.

Пораженный ответом, Логан, но привыкший к причудам сына, взглянул в черную бездну неба, в указанном направлении, и… не увидел Полярной звезды. Он встал, оставив лампу на земле. Его глаза привыкли к темноте, и он увидел звезду, одну. Где же две другие, которые взошли на небосвод с рождением дочери? Он увидел лишь тусклые, угасающие очертания.

– Не может этого быть, – пробубнил он. – Они исчезли. Исчезли также неожиданно, как и появились, – последние слова он произнес в тревоге, шепотом. – Что скажут люди?

Логан вдруг вспомнил, как держал крошечный комочек плоти – новорожденную дочь. Это было в такой же приятный вечер, как сейчас. Его сердце волнующе билось, он чувствовал малое тепло, исходившее от младенца. Он прижимал дочь к груди и глядел зачарованным взглядом на север, где горела Полярная звезда. Она подарила ему еще две звезды, горевшие мерцающим синим светом. На следующий день довольный отец увидел чудесные синие глаза дочери, которые превратились из мутного взгляда новорожденного в удивительные синие озера. В тот день он сообщил людям о появлении в небе, рядом с Полярной звездой, двух синих спутников, которые стали для рыбаков хорошей приметой и указателем направления в морском походе. Так все узнали о появлении на свет дочери вождя. Имя он дал ей «Исла», что означает слово «остров». Хоть и был он внешне грозен, а с детьми порой суров, но он любил их всем сердцем. Самым дорогим для жителей деревень были острова – это был их дом. Поэтому Логан назвал первенца в честь родной земли, которая была кормилицей, приютом и защитником.

Логан задумался об исчезнувших звездах. Рыбаки и раньше жаловались на неожиданное снижение их блеска, а теперь он увидел, как они и вовсе пропали. Но звезды не могут исчезнуть без причины. Он вспомнил слова своего отца, учившего его созвездиям. Отец Логана говорил, что звезды воздействуют на людей – на их характер, на судьбу, особенно их сила влияет на новорожденных.

Что же будет теперь? С этой терзающей мыслью он подошел к дочери, казавшейся безучастной ко всему.

Видимо, до слуха девушки дошли звуки тяжелого шага отца. Она обернулась и испуганным, словно загнанный зверь, голосом промолвила:

– Это ты, отец?

Логан удивился такому вопросу, ведь дочь стояла прямо перед ним. Он видел очертания ее лица, значит, и она должна была его увидеть.

– Это я. Что с тобой? – удивленно спросил Логан. Он уже привык к чудачествам сына, но от дочери он не ожидал такого.

Исла бросилась к отцу, прижавшись к его широкой груди, и начала рыдать. Логан успокаивал дочь и был в недоумении. Что так могло растрогать ее?

– Ну, ну, успокойся, – говорил он, гладя ее по волосам. – Не стоит так переживать, подумаешь, исчезли. Это еще не конец света. Звезд на небе много, одни гаснут, другие появляются. Они, как люди, появляются неожиданно, негаданно.

Исла немного успокоилась, рыдания затихли, но прерывистые девичьи всхлипывания остались. Она оторвала от отцовской груди голову, и с мокрыми от слез глазами произнесла:

– Отец, я слепа.

– Что, что, повтори, я не понял? – сконфуженно, не понимая слов дочери, сказал Логан.

– Я слепа, я ничего не вижу.

Она дрожала, но не от холода, а от страха, пролезшего в сознание и сковавшего ее мысли. Впервые, за все ее существование, она открыла глаза и ничего не видела. Лишь темнота была ее спутником. Горевший закат догорал для нее очень быстро, пока он не исчез совсем, окунув Ислу во мглу. Девушка очутилась во мраке, где не было форм, не было границ, не существовало линий, а потому не было красоты, гармонии, лишь тьма, бесконечная непроницаемая тьма. Мир погас для нее, навсегда. Но ее сознание все еще было способно рисовать воображение, картины, как крохотный лучик во мраке светил, рисуя чарующий и загадочный образ, так и не появившегося суженого. Это был конец мечтаний и надежд. Где-то в глубине мыслей она судорожно гадала: «Встречу или увижу?», но не могла вспомнить слов тёти.

Исла с широко раскрытыми глазами, смотрела в глаза отца, но ничего не видела. Логан держал ее за плечи, всматриваясь в два чудесных синих озера, он искал отражения, причину, погубившую этих два синих драгоценных камня. Что сгубило ее зрение? Какая сила забрала способность видеть, наслаждаться красивым миром, окружающим человека?

Глава 31

Дождь поливал надгробный камень, а где-то высоко в небесах, вспыхивали молнии, призрачно освещая мрачное ущелье Эльфов. Раскаты грома, казалось, содрогали каменные стены мрачного ущелья, отражая звук несколько раз. Лес, он казался черным, беспросветным, способным поглощать, уничтожать свет. Здесь нашел свой покой бывший жрец, великий колдун и любящий супруг Оливии. На его могиле, спрятанной среди зарослей небольшого леса, она когда-то установила могильный камень, что было в память вечной любви. Люди смертны, а их чувства, порождающие любовь, несут в себе память о былых отношениях между людьми, делая любовь вечной, придавая ее новой форме.

На темном камне, в свете молнии, изредка, на мгновение появлялась надпись: «Камень Робертсона, сына Гордона, великого тула на Фарерских островах». Слово «тул» означало «предсказатель или колдун».

Дождь не переставал лить, но Оливия не двигалась с места. Она застыла на месте перед могилой мужа, а ее лицо выражало скорбь. Казалось, она была погружена в забвение.

От простых для нее мыслей мести, где раскрылись картины из недавнего прошлого, в котором она изготовила зелье тьмы и дала его матери Ислы, чтобы та поила свою дочь каждый день, пока та не ослепла полностью и безвозвратно, она перешла в глубокое прошлое, время которого давно прошло, а имена людей стали забываться. Прошлое нельзя унять, вычеркнуть из памяти, оно надежно хранится в недрах мозга, пульсируя, напоминая о себе.

Старая ведьма, как называли ее в шутку люди, не всегда была страшной и коварной. В дни своей молодости она была любящей и заботливой, трудолюбивой женщиной. Выйдя замуж за жреца по имени Робертсон, она не только была любима, но и настоящей помощницей мужа. Видя ее стремление и тягу к магии, Робертсон обучал Оливию некоторым премудростям своего мастерства. Она помогала по хозяйству, смешивала травы, готовила отвары, подпевала ему в святилище. Ей казалось, что они были созданы друг для друга.

Но однажды Робертсон стал как-то странно себя вести: он замыкался в себе, искал уединения, был груб, подолгу проводил время вне дома. В один из дней Оливия решила проследить за мужем, ей не давали покоя сомнения в верности супруга. Она сильно удивилась, когда вдруг увидела, что Робертсон направился не в селение, к людям, а в противоположную сторону, в уединенное место – за гору, к прекрасному озеру, куда люди давно не ходили.

Озеро было расположено на острове Сандой. Когда-то здесь была земля, но из-за смещения земных пород, земная твердь дала трещину, и образовался фьорд. Вода быстро наполнила пустое пространство, и появился залив. Но со временем часть скалы – у самого выхода фьорда в океан, обвалилась, и залив замкнулся, превратившись в продолговатое озеро. Много поколений шотландцев менялось на острове Сандой. Здесь образовался и закрепился клан Морей, к которому принадлежал Робертсон.

Оливия помнила, что муж еще до женитьбы любил ходить к этому озеру. Что же его так манило теперь? Оливия спряталась за камнем и стала наблюдать за мужем. Робертсон долго стоял у берега, смотря на тихую гладь. Потом он, не входя в воду, стал что-то тянуть из нее. Затем бросил и перешел в другое место и там сделал тоже самое. Оливии стало любопытно, и она высунула голову из укрытия.

Она уже позабыла о супружеской неверности, потеряла бдительность, успокоившись. Ее сердце не волновалось, но в сознании проникло любопытство. Чем же занимается ее муж? Неужели он ловит рыбу? Он ведь жрец, а не рыбак.

Оливия покинула укрытие, подошла к берегу и стала спокойно глядеть на старание мужа. Робертсон был чем-то взволнован. Завидя жену, он пришел в негодование, но не набросился на нее, а сдерживаясь сказал:

– Тебе не место здесь.

Глядя на вопрошающий взгляд и удивленное выражение лица, он добавил:

– Идем домой, я все расскажу там. Здесь не место для этого.

Смущенная, не скрывая любопытства, она пыталась разузнать у него подробности, но он угрюмо и молчаливо шел по вьющейся тропинке, пока они не дошли до их хижины.

Робертсон развел огонь, а Оливия тихо сидела за столом, ожидая рассказа.

– Я заметил тебя с самого начала, – начал Робертсон. – Тогда я понял, что должен рассказать тебе то, что знаю сам. Расскажу нашу фамильную тайну, которую мне поведал, перед своей смертью мой отец, Гордон, а ему рассказал его отец. Эта тайна передавалась в нашем роду из поколения в поколение. Без этого я не был бы жрецом. Рассказываю я тебе это потому что у нас нет детей. Возможно, их и не будет.