Правда заключается в том, что ты и только ты решала, как нам следует жить, и я больше не намерен безропотно сносить твое поведение. Вспомни, ведь это ты заявила, что нам следует купить квартиру, в которой мы будем жить, пока ты не сочтешь, что нужно приобрести дом. И только ты могла решить, где эти квартира и дом будут находиться. Ты проинформировала меня о том, когда ты намерена обзавестись детьми, как и о том, что собираешься нанять для них приходящую няню, чтобы самой вернуться на работу.

Мое мнение тебя ничуть не интересовало. Хотя последний вопрос для меня — самый важный. Мне очень жаль, но я не хочу, чтобы наших детей воспитывали чужие люди. Поскольку ты зарабатываешь больше меня, о чем мне не позволяется забыть ни на мгновение, то я с радостью готов оставить работу и сидеть с ними дома. Однако я не посмею даже заикнуться об этом — ты непременно назовешь меня слюнтяем и тряпкой, как уже бывало раньше.

И вот в субботу, сразу же после того, как я позвонил тебе — помнишь, я не мог найти свои запонки? — я решил, что не могу жениться на женщине, которая настолько меня не уважает и относится ко мне с нескрываемым презрением.

Откровенно говоря, я не знаю, как иначе закончить это письмо, кроме как заверить тебя: мне очень жаль, что у нас с тобой ничего не получилось, и я желаю тебе счастья в будущем. Я распоряжусь, чтобы все деньги, которые ты выплатила по ипотеке за квартиру, банк вернул на твой счет.

С наилучшими пожеланиями

Уильям».


— Какой негодяй! — хрипло прошептала Ванесса. — Все-таки ты действительно слюнтяй и ничтожество. Ты — самый большой слабак во всем мире. — Она мельком подумала о том, а известно ли Уильяму, как сильно она растолстела. Он работал в Манчестере, и общих знакомых у них не было, но Уэйн, шафер на свадьбе и его лучший друг, одно время ухаживал за Фионой, секретаршей на радио «Сирена». Собственно, именно на их вечеринке Ванесса и познакомилась с Уильямом. Роман Уэйна и Фионы, кажется, уже закончился, но если они все еще видятся друг с другом хотя бы иногда, то Уильяму наверняка известно, что его бывшая невеста изрядно раздалась в талии и прочих местах, став в два раза больше, чем была.


Минуло еще три дня, и Ванесса поймала себя на том, что постоянно думает о еде. О мягком, крошащемся шоколадном торте, верхушка которого украшена толстым слоем густого сладкого крема. Об имбирном мороженом. О креветках под острым соусом карри с рисом и сладким чатни[22]. О картофеле фри с яичницей и маринадом. О ростбифе с картофельным пюре и холодным йоркширским пудингом. Об отбивных из молодой баранины под мятным соусом. О коробках конфет, сосисках и леденцах. О свежих, хрустящих французских булочках, намазанных маслом и клубничным вареньем. О горячих бутербродах с сосиской в тесте и острой горчицей… Во сне Ванесса устраивала роскошные банкеты и не набирала при этом ни унции лишнего веса.

Конечно, эти воображаемые лукулловы пиры были очень приятными, но желудок Ванессы требовал настоящей, а не выдуманной пищи. И тогда, теряя остатки самообладания, женщина садилась в машину и посреди ночи мчалась в первый попавшийся магазин, чтобы наброситься там на жареную рыбу, чипсы или пиццу.

Она понимала, что долго так продолжаться не может. Петля у нее на шее затягивалась все туже. И это называется жизнью? Пожалуй, Ванесса уже готова была отказаться от нее.


Колин дулся. «Должно быть, я сошла с ума, — думала Броуди, — если сначала бросила мужа, а теперь прихожу к нему в гости два или три раза в неделю». Ситуация и в самом деле сложилась крайне нелепая. Она не могла обижаться на Колина за то, что тот сердится на нее. Бедняга просто не понимал, как ему себя вести и на каком свете он очутился.

Броуди приходила домой по вечерам, когда была уверена, что не застанет в Кросби Джорджа. Предварительно она просматривала программу передач, чтобы убедиться, что сегодня не показывают футбольный матч или один из тех фильмов, где люди на протяжении двух часов ожесточенно и увлеченно крошат друг друга, поскольку Джордж мог задержаться, чтобы посмотреть его вместе со своим любимым сыном.

Она появилась дома в воскресенье. Муж смотрел на DVD старый фильм — «Розовую пантеру» с Питером Сэллерсом в главной роли. Колин не повернул головы и не стал приглушать звук, когда Броуди вошла в дом.

— Там тебе пришло несколько писем, — коротко бросил он.

— Настоящие, нужные письма или макулатура? — поинтересовалась Броуди.

— Откуда мне знать? Я не смотрел. Кстати, — язвительно заметил он, — тебе достаточно лишь заполнить нужную форму — и Почтовое управление станет пересылать твою корреспонденцию туда, где ты в данный момент находишься.

— Я знаю. — Броуди помолчала несколько мгновений, пытаясь найти нужные слова. Ей было очень грустно. — Почему мы стали такими, Колин? Ведь когда-то мы чудесно ладили друг с другом.

— Все течет, все меняется, и люди тоже, — расхожей фразой откликнулся муж, не отрывая взгляда от экрана. — Ничто не длится вечно. Все проходит, и плохое, и хорошее.

— Мир не настолько изменился, чтобы мы начали ненавидеть друг друга.

— Разве я тебя ненавижу? — Колин наконец-то выключил телевизор и повернулся к ней лицом. Он выглядел утомленным, осунувшимся и таким несчастным, что ей захотелось обнять его, прижать к своей груди и сказать, что у них все в порядке. Вот только в глубине души Броуди знала, что это не так. Далеко не так. Его отец стал лишь последней каплей. Решающую роль сыграло отношение Колина к их дочери, отношение, которое Броуди никак не могла понять и принять. Оно вызывало у нее настолько сильное неприятие и даже отвращение, что она больше не желала и не могла находиться с мужем под одной крышей. Странно, но именно так выразилась мать Колина о его отце, хотя мужчины были все-таки слишком разными. Колин вздохнул.

— Разумеется, я не испытываю к тебе ненависти, Броуди.

— Я тоже. — Она опустилась в свое старое любимое кресло с правой стороны от камина. Муж прикрутил газовую горелку, уменьшая пламя. Броуди обратила внимание на то, что все вещи в комнате — каминную полку, решетку, стол и прочее — покрывал слой пыли. Ей не хотелось заниматься уборкой в присутствии мужа. Это выглядело бы так, словно она старается уязвить его и доказать ему что-то, но ведь если бы она пришла тогда, когда он был на занятиях в школе, то здесь непременно торчал бы Джордж, его замечательный папаша. Броуди готова была держать пари, что Колин и не думает стирать свои рубашки и что у него скоро закончатся чистые носки, даже если их у него не меньше пятидесяти пар. Кстати, Джош не мог понять, почему его отец всегда хочет получать в подарок именно носки, будь то его день рождения или Рождество. Воротничок рубашки мужа тоже выглядел не слишком чистым. Броуди вдруг показалось, что Колин, должно быть, совершенно подавлен и разбит, раз не удосужился сменить рубашку, ведь обычно он очень щепетильно относился к своему внешнему виду.

Они долго сидели молча. Но это было не то уютное, дружелюбное молчание, хранить которое им когда-то было хорошо и покойно. Броуди пыталась найти нужные слова и вообще придумать, что же можно еще сказать, да и Колин, скорее всего, был занят тем же. Хотя, не исключено, он просто ждал, когда она уйдет, чтобы снова уткнуться в телевизор.

— Ты не возражаешь, если я заберу компьютер? — наконец спросила она. Колин так и не научился им пользоваться, всецело полагаясь на нее: Броуди печатала его заметки и искала нужную информацию с помощью «Гугл». — Я попросила провести в «Каштаны» широкополосный Интернет. Но ты всегда можешь обращаться ко мне, если тебе что-нибудь понадобится для работы. Ты даже можешь сам привезти мне компьютер, а заодно и взглянуть на дом, на то, каким он стал после ремонта.

— Забирай, что хочешь, мне все равно.

— Спасибо. — Броуди грустно кивнула.

— На что ты живешь? — внезапно поинтересовался Колин после очередной продолжительной паузы. Что-то здесь было неприятное, что покоробило ее, — не в самом вопросе, а в тоне, которым он был задан.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду деньги. На что ты живешь?

— На деньги с нашего общего счета, разумеется, — пояснила Броуди. — Квартиранты платят мне по двести фунтов в месяц, и завтра я надеюсь обзавестись третьей квартиранткой, последней, но не рассчитываю на многое, особенно после того, как мне придется оплатить все счета. Муниципальный налог на такой большой дом просто ужасен, да и стоимость водоснабжения, электричества и газа все время растет. Пришла весна, а сад очень запущен, и мне придется нанять кого-нибудь, чтобы привести его в порядок. — До недавнего времени арендная плата за «Каштаны» поступала на их общий счет, но теперь Броуди не вносила в него ни пенни.

— С нашего счета совсем недавно была снята очень крупная сумма, которую, как я полагаю, ты заплатила за то, чтобы привести дом в порядок. Или тебе кажется вполне естественным, — продолжал Колин все тем же неприятным тоном, — что при сложившихся обстоятельствах я должен и дальше содержать тебя?

— При сложившихся обстоятельствах… ах да, ты, наверное, хочешь сказать после того, как я ушла от тебя? — Внутри у Броуди похолодело. Неужели все зашло так далеко?

— Именно. Ты ведь еще молода, Броуди, и с легкостью можешь найти себе работу. — Голос Колина предательски дрогнул, как будто решимость ему изменила.

— Я хотела найти себе работу, когда Мэйзи поступила в университет, но ты отговорил меня. — Броуди поднялась на ноги. — Но завтра же я займусь этим вопросом. Тебе придется внести некоторые изменения, чтобы отныне счет принадлежал только тебе, а я открою новый, на свое имя.

— Подобная спешка ни к чему, я вовсе не настаиваю, чтобы ты все сделала немедленно. — Теперь в тоне мужа сквозило сожаление, словно он вдруг устыдился своих слов. Вероятно, он никак не ожидал, что Броуди так легко согласится, и полагал, будто она станет возражать и спорить. Но о чем здесь спорить?