Кири знала, что от хозяина этого вполне можно было ожидать, поэтому всерьез отнеслась к совету Амру. Сама же Юлия не понимала, что с ней происходит. Целыми днями она лежала, не думая ни о чем, в затемненной комнате, а вечером замирала от ужаса, лишь только слышала шаги Карла. То, что этот человек делал с ней каждую ночь, убивало в ней жизненные и душевные силы. Она не хотела покидать комнату, не хотела находиться на улице, не хотела ничего есть и прежде всего не хотела никого видеть.


Однажды утром, когда Карл был на плантации, кто-то постучал в дверь Юлии. Она удивилась, но выдавила из себя еле слышное: «Да?»

В комнату вошел Айку. Юлия, стоявшая у окна, отступила на шаг назад. Неужели Карл прислал сюда даже своего личного раба?

Айку опустил глаза, выражая таким образом сожаление и извиняясь. Он вел себя робко, почти испуганно, и, похоже, пришел сюда не по приказу Карла. Юлия взяла себя в руки. Айку ей не следовало бояться. В конце концов, он никогда не желал ей ничего плохого.

— Айку?

К ней снова вернулся голос. Айку поднял правую руку, в которой держал маленький мешочек, и показал Юлии, что он ей кое-то принес.

— Что там у тебя такое? Это для меня?

Он торопливо кивнул и развязал шнурок на мешочке.

Из него выпал возмущенно орущий попугай Нико, который сразу же бросился к Юлии в поисках помощи.

— Нико!

На лице Юлии промелькнула улыбка. За последние дни она почти забыла своего пернатого друга.

— Спасибо, Айку.

Теперь на обычно безучастном лице раба появилась некое подобие улыбки и он быстро исчез из комнаты миси.

Юлия села у окна. Нико вспорхнул на ручку изящного дамского кресла и, склонив голову, с любопытством стал разглядывать хозяйку.

«Ну что? Ты по мне скучала?» — казалось, хотел он ей сказать.

Юлия ласково погладила его по перьям на груди, которые он распушил с довольным видом.

Общество Нико направило мысли Юлии в другое русло. Может быть, Карл обращался с Фелис точно так же, как и с ней в последнее время? Он хотел, чтобы она принадлежала только ему… Тот факт, что она разговаривала с другим мужчиной, привел его в бешенство. Жан! Каждый раз, когда Юлия думала о нем, у нее болело сердце. Что теперь с ним будет?

Карл никогда особо не интересовался ею, скорее всего она была для него лишь игрушкой. Но теперь, когда ему показалось, что на нее претендует кто-то другой, это явно его встряхнуло.

Юлия отдавала себе отчет в безнадежности нынешней ситуации. Здесь, на плантации, она была как в тюрьме. Что теперь она сможет сделать?

И именно сейчас, когда она снова была готова погрузиться в тяжелое равнодушие, попугай больно ущипнул ее за палец.

— Ой!

Он насмешливо посмотрел на нее и покачал головой. И в этот момент, когда Юлия взглянула в глаза маленькой птице, которая, казалось, хорошо знала ее, она приняла решение. Нет, она не будет беспрекословно подчиняться своей участи! Она не позволит Карлу так обращаться с ней! Она не закончит свои дни, как Фелис. Она не даст Карлу сломить себя. И свою добровольную изоляцию может прервать только она сама.

Юлия встала и посмотрела на себя в зеркало. Синяки на лице стали бледнее. Когда она не сопротивлялась, Карл ее не бил. И он постепенно стал терять интерес к ней. Его визиты становились все реже, и, в большинстве случаев, причиной их было алкогольное опьянение. Юлия решила выйти из комнаты.


По лицам Кири и Амру было видно, что они испытали облегчение, когда у Юлии снова, казалось, пробудился интерес к жизни. У нее было такое чувство, словно они предугадывают любое ее желание. Вскоре ей снова стало нравиться бывать на веранде, однако теперь она всегда старалась выбирать для этого такое время, когда Карла не было возле главного дома и там не показывались ни Мартина, ни Питер.

Однако совсем избежать контактов с ними было невозможно. Когда Карл заметил, что Юлия стала выходить из своей комнаты, он настоял, чтобы она опять присутствовала во время завтрака, обеда и ужина. Юлия подумала, не стоит ли ей снова удалиться к себе, однако потом приняла другое решение. Нет, она не позволит Карлу себя запугать!

Мартина не говорила Юлии ни слова. Питер время от времени злорадно ухмылялся. Было нетрудно догадаться, кто во время свадьбы натравил Карла на Юлию и Жана.


Часть 4

И случилось так, что…

Суринам, 1860—1862 гг. Плантация Бель Авенир. Плантация Розенбург. Парамарибо


Глава 1


Фрида ван Драг умерла рано утром в сентябре. Густой туман поднялся над рекой и забрал с собой ее душу. Так, по крайней мере, надеялась Эрика. Обычно эта болезнь не приводила так быстро к смерти, однако приступы лихорадки в последнее время стали повторяться все чаще и были настолько сильными, что в конце концов сделали свое дело. Эрика в душе благодарила Бога за то, что он прекратил страдания этой женщины. И это касалось не только ее больного тела.

За это время Эрика поняла, почему Фрида ван Драг на протяжении многих лет спасалась, убегая из одной беременности в другую: лишь так она могла удерживать своего мужа на расстоянии. Эрнст ван Драг был настоящим чудовищем. Днем он вел себя холодно, отстраненно и высокомерно по отношения к своим детям и подчиненным. Его настоящее лицо проявлялось только с наступлением темноты, когда он приказывал Эрике приходить к нему в комнату. После того как он первый раз изнасиловал ее, Эрика поначалу надеялась, что этим все и окончится, но очень быстро поняла, что ошибалась. Он снова и снова приказывал ей явиться к нему в одежде рабыни и набрасывался на нее.

Эрика превратилась в тень, однако старалась держать себя в руках. Часто она в отчаянии думала о том, чтобы поделиться с кем-нибудь своей бедой. Но с кем? С Джеттой? Эту мысль Эрика быстро отогнала. Чем могла помочь ей домашняя рабыня? Эрика доверяла Джетте, но не хотела подвергать опасности и ее. Можно было представить, что будет, если Эрнст ван Драг узнает: она рассказала другим о совершенном над ней насилии. Нет, лучше ничего не говорить.

Эрика старалась отвлечься, занимаясь детьми. Они, правда, не очень опечалились из-за смерти матери, лишь самые маленькие пролили несколько слезинок, но через пару недель забыли о ней. Мать была для них холодным, чужим человеком, который управлял домом, почти не выходя из своих покоев. Честно говоря, дети Фриды ван Драг уже давно росли без матери. При мысли об этом сердце Эрики обливалось кровью. Как можно было выпустить в этот бессердечный мир столько маленьких душ? Что будет с этими детьми? Кем они станут при таком отце? Эрнст не воспитывал, а дрессировал их, и Эрика надеялась, что он хотя бы не будет бить девочек. Лишь бывшие кормилицы и домашние рабыни давали детям некое подобие любви, что, однако, не удерживало маленьких деспотов от того, чтобы командовать рабами, которым они совсем недавно жаловались на свои обиды.

Эрика старалась держать своего сына подальше от этого семейства. Райнер гораздо лучше чувствовал себя у лесорубов. Он уже лепетал и за это время начал, поддерживаемый руками Эрики, делать первые шаги по пыльному двору между хижинами, широко расставляя ножки.

Через несколько недель, после того как Эрнст ван Драг еще несколько раз изнасиловал ее, Эрика решила бежать. Она уже почти целый год жила в этой семье, и ее терпению пришел конец. Если она останется здесь, то просто не переживет этих пыток. Она могла бы попросить у Эрнста расчет, но он ни за что ее не отпустит, в этом она была уверена. Таким образом, ей оставалось только одно — побег. Конечно, это было рискованно, особенно для маленького Райнера, однако другого выхода Эрика не видела. Ей было плохо, но пока она остается здесь, лучше ей не станет. Ее тело было истерзано и постепенно переставало ей повиноваться. У нее почти пропал аппетит, и ее постоянно тошнило. Эрика объясняла это психологическим давлением.

Что касается тошноты, то ее причину вскоре определила Джетта, у которой глаз был наметан.

— Миси Эрика беременна? — однажды утром, подмигивая, спросила она, когда Эрика в очередной раз отодвинула завтрак, сунув Райнеру в маленькие пальчики несколько кусочков фруктов.

Эрика окаменела и лихорадочно стала подсчитывать дни задержки. Затем она вскочила, выбежала на улицу и там, рядом с входом в кухню, ее стошнило прямо в кусты. Этого не могло быть! Этого не должно быть! Только не от этого человека! Однако чем дольше Эрика думала об этом и прислушивалась к себе, тем яснее ей становилось: она ждала ребенка.

Эрика была потрясена, но заставила себя сохранять спокойствие. Ребенок ни в чем не виноват. Постепенно она поняла, что беременность давала ей шанс — может быть, благодаря своему новому состоянию она сможет не подпускать к себе Эрнста ван Драга. Он всегда оставлял свою жену в покое, когда та ждала ребенка. В своих извращенных наклонностях он, видимо, не заходил так далеко, чтобы испытывать похоть к беременным. Так что Эрика не преминула сообщить ему эту новость.

— Что? Беременна? — заорал ван Драг. — Вот так всегда с вами, потаскухами! Вы никогда за собой не следите!

Но с этого дня он оставил Эрику в покое.

Эрика почувствовала облегчение. Однако тем не менее она понимала, что проблема не решена, а лишь отодвинута на время. Когда родится ребенок — его ребенок, — Эрнст уж точно ее не отпустит, а снова будет использовать в качестве объекта для удовлетворения своей похоти. Ей нужно бежать.