Линда Белаго - Под сенью апельсиновых деревьев

Утром Карл отправился в город. Перед отъездом он заглянул к Юлии, однако выглядел не особенно озабоченным.

— Слушайся Амру, и тогда быстрее поправишься, — проворчал Карл. И не сказал ни слова о том, что случилось на мельнице.

На следующее утро Амру наконец разрешила Юлии сменить кровать на шезлонг на веранде. В комнате Юлия тосковала без свежего воздуха. Она снова чувствовала себя хорошо — наверное, все же это был просто приступ слабости. О том, что она могла серьезно заболеть перемежающейся лихорадкой, она даже не думала.

— Амру, что с раненым рабом? — снова спросила Юлия.

Домашняя рабыня принесла ей немного овощей и взбивала подушки, пока Юлия ела.

— Он чувствует себя лучше. Йенк… обработал рану.

Однако ее взгляд выдавал, что она лжет. Юлия забеспокоилась:

— В чем дело, Амру? Возникли еще какие-то проблемы? Может быть… может быть Питер мог бы посмотреть раненого, когда в следующий раз сюда приедет?

Амру резко покачала головой:

— Нет, не нужно, чтобы масра Питер занимался рабами. Масра Карл…

— …все равно не разрешит этого, — со вздохом закончила за нее Юлия.

Постепенно она начинала понимать, как здесь обстоят дела.

— Скажи, у твоего мужа… были неприятности, из-за того что он помог раненому?

Юлия надеялась, что Карл хотя бы разрешал рабам помогать друг другу. А Йенк, будучи старшим конюхом и ухаживая за лошадями Карла, занимал более привилегированное положение, чем полевые рабы.

Амру лишь проворчала:

— Миси не должна так много думать о рабах, — а затем исчезла в доме.

Юлия в задумчивости осталась сидеть в своем шезлонге. У нее пропал аппетит.

Женщина была чрезвычайно удивлена, когда немного погодя к ней пришла Мартина. Обычно та старалась не попадаться Юлии на глаза, не говоря уже о том, чтобы разговаривать с ней. Однако теперь Мартина сама вышла на веранду и села на стул напротив Юлии.

— Да… — нерешительно начала падчерица, глядя при этом не на Юлию, а куда-то на реку. — Лихорадка — это ужасно. Это бич всей колонии.

Юлия удивленно подняла брови. В этой фразе было больше слов, чем Мартина сказала ей со дня их знакомства. Однако, помня о предшествующих событиях, Юлия не думала, что это — проявление доброй воли со стороны Мартины.

И тут же в голосе падчерицы послышалось злорадство.

— Вот и Питер говорит, что нельзя допускать в эту страну пришлых из Европы. Они мрут от лихорадки, как мухи. В своем последнем письме он написал мне, что некоторые из миссионеров, которые недавно прибыли в Парамарибо, уже в первые недели умерли именно от лихорадки. — Мартина бросила на Юлию притворно сочувствующий взгляд. — Разве они плыли не на том же корабле, что и вы?

Карл, похоже, рассказал ей о знакомстве Юлии с Эрикой. Слова Мартины очень огорчили Юлию. Эрика! Дай бог, чтобы речь шла не о ней! Как у нее дела? Ах, если бы ей хоть раз разрешили поехать в город, чтобы увидеться со своей знакомой! У Юлии свело желудок болезненным спазмом. Она поняла, как ей не хватало человека, с которым она могла бы поговорить, которому она могла бы довериться. Ей не хватало друга.

Когда Карл вернулся из города, Юлия робко спросила его, знает ли он, где остановились моравские братья.

— Тьфу, надеюсь, что их сразу же отослали подальше в джунгли. Они ведь только будоражат рабов, — таким был его ответ.

Юлия знала, что Карл отзывался об этих людях так же плохо, как и остальные хозяева плантаций. Однако ее скорее интересовала информация о месте проживания гернгутеров, чем его мнение о миссионерах, которое было весьма нелестным. Как-то во время одного из званых ужинов Юлия решилась заговорить с женой хозяина дома об гернгутерах. И та отреагировала очень импульсивно:

— Ах, эти миссионеры больше никогда не появятся у меня на плантации! И вы, дитя мое, постýпите благоразумно, если не пустите их на свою.

Однако она не сказала об этой проблеме ничего конкретного.

У Юлии было очень много вопросов, но не было никого, кто мог бы на них ответить. Кири тоже мало что могла ей сказать.

— Братья из этой общины раньше часто приходили на нашу плантацию, и масра не возражал против этого, — болтала она, причесывая щеткой волосы Юлии. — Но я слышала, что другие масры запрещают братьям причаливать к их земле.

Девочка, казалось, пребывала в неведении относительно многих вещей, так же как и сама Юлия.

— А рабы… они верующие? — Юлия точно не знала, как расспросить об этом Кири. — Я имею в виду… у вас есть… у вас есть Бог?

Кири лишь пожала плечами:

— У нас есть много богов, да еще и Бог, который есть у белых. Но многие белые не хотят, чтобы мы верили в их Бога, а другие — такие, как братья — говорят, что есть только один Бог и что этот Бог — общий Бог, и наш тоже.

Юлия начала понимать, о чем шла речь.

Эрика устало опустилась на стул. Прошло уже несколько дней, с тех пор как она перестала работать в лечебнице. Йозефа считала, что для нее это вредно — работать сейчас, когда до родов оставалось так мало времени. Был конец сентября. Эрика чувствовала себя так, словно была большим раздутым мехом. Ее ноги отяжелели, а в душной полуденной жаре она едва могла дышать. С утра Эрика убирала в помещении, но в ее маленьком жилище больше работы не было. От Райнгарда со времени его отъезда известий не было. Эрика утешала себя тем, что у него, наверное, не было возможности посылать письма из центральной части страны.

Она забылась непродолжительной тяжелой дремотой, когда рабыня Додо, тяжело дыша, вдруг вбежала в ее маленькую комнату.

— Миси… — заикаясь, произнесла она, — там, в порту, лодка…

— Райнгард!

Эрика вскочила и выбежала из комнаты. Перед миссией она чуть не столкнулась с Йозефой.

— Эрика! Что случилось? Тебе нельзя…

Однако Эрика, не говоря ни слова, побежала дальше. Йозефа, предчувствуя неладное, последовала за ней, хоть и в более умеренном темпе. Недалеко от причала для небольших лодок она догнала Эрику, и Додо, тоже тяжело дыша, появилась там вслед за женщинами.

«Райнгард!» — хотела позвать Эрика, но из ее горла вырвался лишь хрип.

— Миси, лодка. Муж миси… Миси не волноваться!

— Ну, говори же! — нетерпеливо прикрикнула на рабыню Эрика. От волнения у нее закружилась голова, однако ведь здесь должен был находиться вернувшийся Райнгард. — Где он?

Рабыня молча смотрела на свои босые мозолистые ноги.

— Говори!

Та наконец кивком головы указала на один из складов:

— Там…

Эрика, щурясь от солнца, повернулась и, поддерживая руками свой круглый живот, направилась к воротам.

— Райнгард? — нерешительно позвала она.

В сумеречном свете склада она попыталась разглядеть людей, однако там никого не было. Когда Эрика хотела обернуться, чтобы отругать рабыню, ее взгляд упал на несколько больших деревянных ящиков. Нет, это были не деревянные ящики, а… гробы!

Эрика потеряла сознание.

Когда Эрика пришла в себя, она обнаружила, что лежит в своей маленькой квартирке. Неужели все это ей приснилось?

От внезапной боли в животе женщина вздрогнула. Снаружи доносились взволнованные голоса.

Йозефа глухо ругала кого-то:

— Как ты могла! Она же беременна! Можно ведь было сказать ей об этом как-то иначе!

Эрика повернула голову к стене и тихо всхлипнула. Значит, это был не сон. Райнгард мертв. МЕРТВ. Как это случилось?

Дверь открылась. Йозефа подошла к кровати Эрики.

— Ах, дитя мое! Мне так жаль! Эта неотесанная рабыня… Я…

— Как он умер? — голос Эрики был тонким и дрожащим.

Йозефа взяла ее за руку:

— Дитя мое, трупа Райнгарда там не было! Эта дура хотела сказать тебе об этом, но ты потеряла сознание.

— Разве он не?..

— Нет. Но известий от него тоже нет. Раб, который привез… бренные останки наших братьев, сказал лишь, что третий брат поехал еще дальше вглубь страны, еще до того как… до того как остальные заболели лихорадкой. — Йозефа ободряюще коснулась плеча Эрики. — Значит так, Эрика, успокойся. Может быть, с твоим мужем все в порядке. — Однако ее голос звучал не очень убедительно.

— Лучше бы мы не приезжали в эту страну! — горько воскликнула Эрика.

Она умирала от страха за своего мужа. Где он был? Был ли он один? Здоров ли он?

Йозефа пришла в ужас:

— Дитя мое, не говори так! Вас позвал Господь!

Господь! А что теперь наделал этот Господь? Но прежде чем Эрика смогла хоть что-то ответить, резкая боль, похожая на судорогу, пронзила ее живот и женщина согнулась.

Йозефа вскочила на ноги:

— Ребенок! Эрика, у тебя начались роды!

«Только не сейчас!» — было первой мыслью Эрики. Ведь еще слишком рано! Она хотела сопротивляться схваткам, однако ребенок изо всех сил рвался на свет.

Четырнадцать часов спустя Эрика вообще ничего не соображала. Она повиновалась инстинкту самосохранения, который приказывал ей не терять присутствия духа. Однако роды не продвигались. Йозефа и Додо сидели возле кровати Эрики, вытирая ее лоб холодными полотенцами. Йозефа пыталась с помощью молитв помочь ей родить.

Однако Эрика чувствовала, что ей сейчас нужно больше, чем Божья помощь. Между двумя схватками она с мольбой обратилась к Йозефе:

— Пожалуйста, пошли за Дерамой!

Йозефа с ужасом посмотрела на нее: