— Нет, — ответила я, глядя с интересом на пакет из ресторана.

— Вот и хорошо, — ответил Емельян. И пододвинув столик к моей постели, начал выкладывать приготовленные Маргаритой блюда.

— Я вот думаю, может быть мне на кулинарные курсы к Марго записаться? — серьезно поинтересовался Сургут.

— Нет! — почти прокричала я, Сургут рассмеялся, а я решила пошутить, не подумав, — Думаешь, если промахнулся, так уж отравить точно выйдет?

И начала смеяться своей же шутке. Вот только Сургут не смеялся. Наоборот, увидела, как его руки, разворачивающие свертки с едой из пакета, мелко задрожали. Емельян замер, сел в кресло, сцепил руки в замок, пытаясь унять дрожь.

— Извини, не смешная шутка, — проговорила я. Услышала протяжный выдох парня. Посмотрела в его лицо.

— Все хорошо, — тихо проговорил он, провел руками по лицу. Вот только голос его был хриплым, а руки все еще немного подрагивали.

— Иди сюда, — шепнула я. Просто до смерти захотела его обнять, погладить по голове, утешить, сказать, что все хорошо. Даже моргнуть не успела, как Сургут уже опускался радом с моей кроватью на пол. Подняла руку, провела по его лицу. Емельян вновь выдохнул, и осторожно придвинулся ближе. Обняла его, а любимый прижался щекой к моей щеке. Почувствовала, как он уткнулся носом в мое плечо, шею. И замер, даже не дышал, казалось.

— Прости меня, прости, — шептал Емельян хрипло, а у меня на глаза навернулись слезы. Провела ладонью по затылку любимого, погладила шею.

— Все хорошо, — повторила я его слова, — Я тебя простила, еще тогда, в ресторане. Теперь нам нужно, чтобы и ты себя простил.

Услышала, как Емельян хрипло рассмеялся, продолжая все также обнимать меня, осторожно бережно. Слышала хриплое дыхание, и быстрый стук сердца Сургута.

— Давай ужинать? — услышала я приглушенный голос Емельяна.

— Давай, — вздохнула я. Сургут отстранился, пригладил мои волосы, заправил их за уши. Отметила, что он довольно часто так делает. Будто не может не касаться меня.

Сургут закончил вынимать все свертки и пакетики. И устроился в кресле, придвинув его ближе ко мне. Мы начали ужинать. Мне достались пакетики с надписью 'Злата', с едой приготовленной специально для меня.

— До смерти надоела мне эта кровать и эта палата, — начала жаловаться я Сургуту, когда он убрал все, что мы не доели обратно в пакет. Кое-что он сложил в холодильник. Придвинул кресло еще ближе к моей кровати, поставив его вместо тумбочки. Теперь Емельян сидел рядом со мной, можно было протянуть руку и прикоснуться к любимому. Вот только сил уже почти не хватало. Усталость навалилась. И жутко хотелось спать.

— Потерпи немного, — услышала шепот Сургута, — Тебя скоро в обычную палату переведут. Без всех этих пищалок и трубочек.

— Скорее бы, — вздохнула я, проваливаясь в сон. Услышала, как Сургут, что-то прошептал. Потом вошла медсестра, тихо о чем-то поговорила с Емельяном. Дальше я провалилась в глубокий сон. Ночью пару раз просыпалась. Но, увидев любимого рядом, вновь засыпала, чувствуя, как теплая и надежная ладонь, осторожно держит мою руку.


Глава 15. Злата


Каждый день Емельян проводил у меня. И как бы я ни пыталась настаивать на том, что помимо меня у него еще есть и другие заботы, он не уходил. Вернее, уезжал на несколько часов, а потом возвращался, привозил нужные мне вещи, одежду, продукты. А еще дарил мне цветы, какую-нибудь мелочь, или игрушки. В общем, мой брутальный Сургут, некогда совсем не романтичный, исправлялся. А каждую ночь спал в кресле рядом. Мне было его ужасно жаль, ведь неудобно, а все равно Сургут не сдавал позиций. Спорить устала, просто попросила генерала походатайствовать об отдельной кровати или кушетке для Емельяна. Правда, до сих пор не понимала, как ему вообще разрешили постоянно находиться рядом со мной. Но не спрашивала, потому, как самой было очень приятно видеть любимого рядом.

В наш день рождения Емельян приволок очередной букет цветов и пакет, который он поставил на кресло.

— А у меня для тебя подарка нет, — грустно вздохнула я, глядя на Емельяна. Парень был занят тем, что ставил букет в вазу на окне. Их, букетов и ваз, скопилось уже приличное количество за время моего пребывания в госпитале. Так, наверное, нужно бы уже намекнуть Сургуту, что хватит бросать деньги на ветер, тратя их на цветы, которые рано или поздно завянут.

— Отчего же? — сказал Сургут, поставил букет цветов в воду и обернулся ко мне. Спрятав руки в карманы джинсов, стоял в метре от меня. И смотрел. Вроде бы улыбка на губах, но взгляд немного грустный.

— Буду должна? — предположила я, все еще ломая голову над тем, что же ему подарить, как только меня выпишут из больницы.

— Нет, — улыбнулся Сургут, и подошел ко мне, присел на край кровати, — У меня есть ты.

Вот вроде бы и сказал мало, и слова все понятны, а все равно, ничего не ясно.

— Каждый день с тобой — самый лучший подарок, — добавил он, и обхватил мою ладонь руками. Несколько секунд Сургут молчал, хотела уже пошутить над ним, сказать что-нибудь по поводу его возраста, но поняла, что не тот момент. Просто взгляд Емельяна вновь потемнел, поняла, его чувство вины все еще с нами, не забылись события, хоть и притупились воспоминания. Мои, по крайней мере, но как я поняла, не его.

— Понимаешь, — хриплый голос Емельяна нарушил повисшее молчание в комнате, — Был момент, когда…. Когда я….

Емельян замолчал, закрыл глаза. Подняла руку, провела по щеке Сургута. Поняла, что вот-вот элементарно расплачусь, потому что предполагала, о чем он сейчас вспоминает.

— Когда я думал, что тебя нет, — еще тише проговорил Емельян, — Мне нужно было подождать всего секунду. И все было бы иначе. Просто, не торопиться…. А я….

— Емеля, солнышко ты мое упрямое! — настойчиво оборвала я его слова. Просто было невыносимо больно видеть его страдания. Он открыл глаза. Улыбнулся.

— Солнышко? — переспросил он. Нахмурилась.

— Не перебивай девушек, особенно в их день рождения! — шутливо отчитала я любимого, и уже серьезнее добавила, — Ты не виноват. Ясно?

— Нет, — качнул он головой упрямо, — Виноват.

— И что мне с тобой делать?! — простонала я, понимая, что спорить бесполезно. Ему просто нужно время, чтобы привыкнуть и осознать, что все в прошлом.

— У меня есть два варианта, — предложил Сургут, — Но озвучу один.

— И какой? — поинтересовалась я.

— Ты можешь меня любить, — с мальчишеской улыбкой на губах высказал свое предложение Сургут.

— Я подумаю, — рассмеялась я, помня, что с тех пор, как пришла в себя после операции, так и не сказала ни разу ему о своей любви.

— И вот еще, — уже серьезнее сказал Емельян. Передо мной появилась бархатная коробочка. Теоретически, там могли бы быть серьги. Ну, или брошь, к примеру…. Вот только оставался и третий вариант.

Емельян открыл коробочку.

— В прошлый раз предложение было несколько смазанным, — начал говорить Емельян, — И колец не было. А еще, мы, кажется, собирались устроить тройной праздник. Так что вот.

Все-таки в коробочке оказалось кольцо. Простое, с небольшими камнями, элегантное и очень красивое.

— Мне можно подумать? — с сомнение предположила я. Сургут только пожал плечами, и захлопнул коробку.

— Как надумаешь, дай знать, — улыбнулся он. Вздохнула. Нет, ну вот как мне теперь отказаться? Во-первых, любопытно примерить колечко. Во-вторых, он меня ведь уже звал замуж, так что, стоит ли повторяться, если я в любом случае согласна. А в-третьих, люблю ведь его, так что, смысла для отказа нет.

— Надумала, — спустя мгновение, сказала я. Сургут, вновь открыл коробочку и осторожно надел кольцо на мой палец.

— При одном условии, — сказала я, рассматривая сверкающее колечко, чуть отодвинув ладошку. Сургут хмыкнул, но промолчал. Только ладошку мою поцеловал, и сцепил руки в замок, продолжая сидеть на краю моей кровати, — Свадьбу летом будем делать, в августе, наверное, тогда и тепло будет, и….

— В феврале, — перебил меня Емельян, и на всякий случай уточнил, — через месяц.

Пока я размышляла над его предложением, не отрывая взгляда от кольца, Емельян встал, вынул из пакета бутылку и два фужера.

— Вот, — присел он рядом со мной, — Почти тройной праздник, как и задумывалось изначально.

Рассмеялась, глядя на безалкогольное шампанское в его руках.

— Решил не рисковать? — смеялась я, — Боишься, что утром у какой-нибудь медсестрички очнешься?

— Нет, — серьезно ответил Сургут, — Во-первых, шампанское меня, скорее всего, не возьмет. А во-вторых, боюсь не сдержаться, а врачи тебе запретили нагрузки.

Взгляд Емельяна скользнул по моему телу, лежавшему под одеялом. Вмиг стало жарко.

— Пока запретили, — хрипло пробормотал Сургут.

От его 'пока' по спине побежали мурашки. Обещание в его взгляде будоражило, и захотелось быстрее уже выписаться из этого чертового госпиталя.


Весь день, до самого позднего вечера, мы с Емельяном принимали поздравления от друзей и знакомых. Семейство Элистратовых прибыло в полном составе, были организованы маленькие посиделки, насколько позволяло место и руководство госпиталя. В общем, этот мой день рождения оказался самым незабываемым. Во-первых, много изменений произошло в моей жизни, во-вторых, это первый наш с Емельяном совместный праздник, и как я надеялась, не последний. Сургут обосновался рядом со мной, обнимая и не выпуская моей ладони из своей руки. В каждом его прикосновении и взгляде чувствовала нежность и любовь. Вот только нотки грусти все никак не исчезали, нависая и давя, угнетая и не позволяя расслабиться. Я устала. Устала понимать, что не могу ничего поделать, не могу убедить Сургута, что не его вина в том, что я нахожусь в больнице. Вернее, его вина только косвенная. Он ведь велел мне ложиться тогда на пол, а я все сделала по-своему, боясь за его жизнь. И сейчас я просто не знала что мне делать, как поступить, чтобы все исправить. Слова не помогали, а предпринять что-то кардинальное я пока не могла. На миг отвернувшись от любимого, посмотрела на друзей. Юра разливал шампанское по стаканчикам, Агафья сидела в кресле, Захар что-то изучал в тумбочке, скорее всего, инспектировал ее в поисках сладкого, Велизар стоял около жены, а Марго решила произнести тост. Повернулась к Емельяну, он слушал Марго, вот только взгляд задумчивый, рассеянный какой-то. До чертиков захотелось его встряхнуть, растормошить, но не знала как. Ничего лучше не придумала, как просто напросто, обхватив его лицо ладонью, повернуть к себе, и наплевав на присутствие зрителей в палате, поцеловать.