А вот какого она хлопчика буквально на прошлой неделе встретила — это просто сказка! Дипломник, забежал к ней в деканат за ведомостью на какой-то экзамен, который он на третьем курсе забыл сдать. А теперь вот вспомнил и в авральном режиме бросился его закрывать, а то бы до защиты не допустили. Наталья видала этого парня раньше, но не часто: он где-то работал, и в родной альма-матер появлялся только ближе к сессии, одаривая преподавателей и таких же девочек из деканата, как и она сама, цветами и конфетами. За это многие вольности ему прощались, а сплошные прогулы сходили с рук. Тем более что парень он был, что называется, с головой, толковый. Да и не он один учился здесь в подобном режиме. Почти треть старшекурсников уже устроилась на постоянную работу, несмотря на то, что образование еще не было закончено. Декан с преподавателями ворчали, но на самом деле поощряли подобную практику, поскольку могли неофициально попросить таких студентов буквально о любой услуге: от простой консультации до предоставления кредита на льготных условиях. Что поделаешь — рыночные отношения в действии!

Полностью закрытую ведомость он вернул буквально минут через десять. Преподаватель, видимо, решил пойти навстречу дипломнику, и подмахнул бумаги просто так. В деканате уже почти все разошлись — июнь, жара, время почти пять вечера, так что дежурной оставалась одна Наталья. Да и она уже собирала свою сумочку и подкрашивала губы, чтобы в ближайшие пятнадцать минут слинять отсюда вслед за остальными.

— Девушка, вот моя ведомость, куда мне ее положить?

— Да прямо мне на стол. Я ее отмечу только и в папку отправлю. Что, последний хвост был?

— Ага. Как я про него забыл — ума не приложу. Хорошо хоть решил проверить, все ли в порядке. Слушай, а тебя не Наташа зовут?

— Наташа. А почему ты спросил?

— Да просто мне друзья посоветовали: если что-то в деканате надо — обращайся к Наташе. Она все, что надо сделает. А к другим, мол, подходить не стоит. И документы могут перепутать, и времени вагон потеряешь.

— Спасибо за комплимент. Кстати, а тебя как зовут?

— Алексей.

— Вот и познакомились. Ладно, буду собираться, а то что-то я сегодня припозднилась.

— А тебе куда?

— В наше общежитие. Сначала залезу под холодный душ, а потом отосплюсь. Или в гости к соседям схожу, если желание будет. Я свою сессию уже закрыла, мне буквально последнюю неделю осталось отработать, и можно окончательно на каникулы уходить.

— Слушай, а как ты смотришь на то, чтобы пойти попить пивка? Здесь неподалеку кафешка одна, очень даже неплохая. А то домой ехать не хочется, тем более что есть законный повод устроить себе праздник. Ну, ты как?

— Я — положительно. В смысле — «за». Только деканат закрою и можно идти.

Алексей оказался не жмотом, и в кафе они посидели исключительно за его счет. С другой стороны, судя по пачке банкнот, выглядывающей из бумажника, это его не сильно напрягало. Играла приятная музыка, кружки с пивом опустошались одна за другой, а рядом росла гора шкурок от фисташек. Горячих блюд или закусок не заказывали: вечерний зной отбивал всякую охоту к еде.

Часа через полтора они покинули забегаловку, и Алексей проводил Наталью до общежития. А там он как-то очень естественно закрыл за собой на замок дверь ее комнаты и остался с ней до утра. Оба давно уже были не новичками в постельных схватках, и расстались весьма удовлетворенные друг другом. Наташке особенно нравилось, что он называл ее «малышка», и так трогательно у него при этом дрожал голос… Словно умолял о чем-то. От этого Наталья ощущала себя роковой женщиной, которая может по своей минутной прихоти либо дать мужчине неземное удовольствие, либо ввергнуть его в бездну отчаяния одним лишь взмахом ресниц. Приятно, черт побери!

Он ушел в семь утра, торопился куда-то по своим делам. Наталья напоила его на дорогу крепким кофе, сваренным в настоящей турке (подарок того самого заочника). Алексей мило поблагодарил ее за заботу, поцеловал в последний раз, ароматно дохнув на нее кофейным духом, и исчез. Наталья приняла душ, потом еще полчасика понежилась в разобранной кровати, еще пахнущей Лешкиным телом, и потихоньку стала собираться на работу.

* * *

Вспоминая о том, как ей было хорошо с Алексеем, Наташка незаметно для себя провалилась в сон. Поезд мерно покачивался и стучал колесами на стыках рельс, соседи по купе тоже закончили шумные разговоры и поудобнее расположились на своих местах, так же, как и Наталья, тихонько отдаваясь в объятия Морфея. Наталье снилось море, рядом с ней лениво цедила слова Дашка, загоревшая как головня, а буквально в двух шагах от них играли в волейбол одноклассники. Кто-то из них махнул Наташке рукой, приглашая присоединиться, и она буквально впорхнула в их круг как птица. Один парень широко улыбнулся ей, и Наташка во сне стала вспоминать его имя. Виктор. Витя. Когда-то они с ним дружили, немного по-детски клянясь друг другу в вечной преданности. А потом появился Петька, и Виктор сразу же, ничего не объясняя, пересел от нее на соседнюю парту к Машке, первой красавице класса. С Машкой у них что-то не заладилось, потому что буквально через пару месяцев она видела его гуляющим с Юлькой, Машкиной подругой. Кажется, они даже поженились. Так странно. А здесь они такие, как были когда-то давно: еще ни для кого не играл марш Мендельсона, да и школа-то еще не была окончена. Юные игроки, залитый солнцем пляж и летающий из рук в руки белый мяч.

Наталья проснулась посреди ночи, да так и не смогла больше заснуть. Какая-то тревога поселилась в ее душе, не давая снова предаться благодати сна. Что-то не так. Интуиция у нее была развита, дай Бог каждому, и поэтому своим ощущениям она верила на все двести процентов. Вот только было неясно, с чем это связано. Неужели дома что-то случилось? Нет, этого не может быть. Иначе бы ей телеграмму прислали. И все же?

Буквально сломав себе голову в тщетных раздумьях и так и не придя хоть к какому-нибудь определенному выводу, Наталья дождалась рассвета. На каком-то полустанке купила кефир и домашние пирожки с капустой, ими и позавтракала. Ехать оставалось не так чтобы много, но все-таки еще прилично, и она от нечего делать приняла приглашение соседей по купе и составила им компанию в игре в подкидного дурака. Когда же и игра надоела, а карты были убраны, Наталья вновь отправилась к себе наверх и, прикрыв глаза, попыталась хотя бы подремать. Увы, безрезультатно.

О своем приезде она никого не предупреждала, поэтому, когда поезд наконец-то высадил ее в Таганроге, Наталья, даже не ища глазами встречающих, отправилась сразу на автобусную станцию. Кое-как выдержав непременную духоту и толчею, сошла в своем поселке и буквально побежала к родному дому. Открыла калитку и громко закричала: «А вот и я!» Тут же из сарая вышел отец, выглянула из летней кухни отряхивающая от мучной пыли руки мама, заверещали сестренки. Наталью измяли в объятьях и утащили за стол. Налили наваристого борща, холодного домашнего кваса, поставили поспевшие абрикосы. Наташка на секунду представила себе Дашкины глаза величиной в полблюдца каждое, если бы ее хоть раз накормили таким обедом. И фыркнула, едва не подавившись мясом, щедро положенным к ней в тарелку. Для Дашки любая еда объемом больше стакана йогурта рассматривалась как угроза ее драгоценному здоровью и фигуре, хотя на взгляд Натальи немного округлиться ей бы совершенно не помешало. Стала бы лишь аппетитнее, а то не девушка, а скелет ходячий. Впрочем, у каждого свои вкусы.

Когда с обедом было покончено, Наташка задала давно вертящийся на языке вопрос:

— Ну, рассказывайте, как у вас тут дела обстоят. Что новенького за мое отсутствие?

— Да что у нас нового — все по-старому, — ответил ей отец. — Матушка у тебя в прошлом месяце приболела, врача вызывали, сказал, что сердце. Да, слава Богу, все обошлось. Эти шишиги на четверки учебный год справили. Я им сразу сказал — хоть одна тройка и про поездки в город или про пляж можете забыть. Да, и нечего за моей спиной рожи корчить, а то я не догадываюсь. Ух, поганки мои сладкие! Максимка нас радует, одни пятерки домой носит. Говорит, что когда вырастет, начальником станет. Даже классной своей так заявил.

— Что, на самом деле? Вот молодец!

— Ну, конечно, на самом деле так! Она когда нам с матерью это рассказывала, от возмущения едва заикаться не начала. Даже раскраснелась вся.

— А при чем тут ее возмущение? Ребенок сказал, чего хочет, что же тут плохого?

— Да мы тоже так подумали. Для виду, конечно, пожурили его, чтобы не сильно высовывался, а так чего зря парня ругать из-за всяких стрекоз, которые едва училище закончили и сразу же из себя Макаренко мнят. Пусть молоко на губах пообсохнет сначала.

— Это верно. Еще чего новенького?

— Жених твой в больнице валяется.

— Во-первых, Петька мне не жених, а так, банный лист прилипший. Мне он не нужен, одни проблемы из-за него. А что произошло?

— Да на каких-то приезжих нарвался. Начал к ним приставать, понятно, что бухой был. А тем это не понравилось, ну и уделали его, как Бог черепаху. Теперь лежит с сотрясением мозга, да еще ребра у него переломаны. Может, еще чего ему отшибли, да мы не в курсе. Нам соседи рассказали.

— И давно это его?

— Да дня три назад. Или четыре? Не помню точно. К нему в больницу пойдешь?

— Вот еще! Хоть бы подольше там поторчал, ко мне не приставал. А то вечно не каникулы получаются, а черт те что! Куда не пойдешь, везде его физиономию встречаешь.

— Ну, смотри, доча, дело твое. Он тебе, конечно, не пара и не ровня, хотя с Петькой лучше не ссорится.

— Да пошел он!

— Ты давай, поаккуратней, за столом не выражайся, а то не посмотрю, что уже вся из себя взрослая, перекину через колено и ремнем огрею.

— Да ладно тебе, папка, это я так, вырвалось просто. Как же я по вам по всем соскучилась!

— И мы по тебе, по иностранке нашей!

— Это почему же я иностранка?