– Разумеется, миссис Браун, я поступлю в этом вопросе согласно вашему совету. Но, осмелюсь спросить, о чем тогда вы хотели говорить со мной?

Алисон отметила желание молодого человека произнести все формальные фразы, невольно подумав, что Марк Рэдволл не стал бы изображать неведение, а высказался прямо. Впрочем, к несчастью, у мистера Доэрти не было такой замечательной бабушки.

– Сэр, я хотела бы затронуть очень деликатный вопрос, и, полагаю, вы поможете мне преодолеть неловкость.

– Я сделаю все, что в моих силах, мадам, – ответил юноша, – и не более того.

Алисон поняла, что он не имеет намерений помочь ей продвинуться, но чем мотивирована такая сдержанность, она не могла разобрать, уж очень тщательно молодой человек строил фразы и сохранял бесстрастное выражение лица. Не иначе продвижение в карьере дипломата помогало ему в нужных случаях усмирять природный темперамент.

– Я весьма признательна вам, мистер Доэрти, за дружескую заботу о моей дочери. Последние полгода были для нее временем нелегких испытаний, и сейчас ее выздоровление продвигается гораздо быстрее, чем это было зимой. Однако я, как мать, в полном своем праве беспокоиться и о будущем дочери. Вы оказываете ей знаки внимания, которые она, не приобретя в деревне необходимого опыта светского поведения, может неправильно понять и счесть чем-то большим, чем есть на самом деле.

Роберт не мог не догадываться, о каком предмете пойдет речь, и все-таки слова Алисон задели его и заставили отвечать немного эмоциональнее, чем он начал:

– Мадам, при всей моей почтительности, вы не можете знать, как оно есть на самом деле! Безусловно, мисс Дженни не обманывается относительно преданности моей дружбы и даже, к сожалению, недооценивает ее, но, как только в моем отношении появится какая-то перемена, вы будете первой, кто об этом узнает. Даю вам слово джентльмена.

– Вы очень обяжете меня, мистер Доэрти, если не будете думать, будто я хотела нанести вам оскорбление. Моя материнская тревога извиняет некоторое нарушение заведенных правил.

– Я вполне понимаю вашу тревогу, точно так же беспокоится о моем душевном здоровье и моя матушка, и, в свою очередь, прошу вас простить, что именно я явился причиной ее возникновения.

Появление молодых леди прервали череду этих взаимных извинений, к облегчению Алисон, которой нелегко было тягаться со стремительным и хитрым умом дипломата. Однако при дальнейшем размышлении она почувствовала, что ответы молодого человека не удовлетворили ее, оставшись на уровне неясном и туманном. Но если он нравится Дженни – что ж, так тому и быть.

Спустя несколько дней Дженни начала подмечать в поведении своего друга какие-то новые странности: он то впадал в большую, чем обычно, меланхолию, то бывал чрезмерно весел и оживлен, внезапно начинал декламировать стихи или напевать популярные арии. Всем своим видом он словно бы напрашивался на вопрос – в чем причина таких перемен?

Разумеется, Дженни не удержалась. Когда они неторопливо прогуливались по картинной галерее, Джон и Конни, соскучившись, давно ушли вперед, туда, где маячила удобная скамейка. Дженни собиралась все внимательно рассмотреть, а вместо этого больше наблюдала за своим спутником.

Остановившись около самой незначительной картины, где не было публики, мистер Доэрти хмуро ответил:

– Я недоволен собой, мисс Браун, и мое несовершенство гнетет меня сегодня более, чем обычно.

– Но в чем же дело? – Дженни готова была всерьез обеспокоиться.

– Вы будете сердиться, Дженни, и я сам сердит. – Юноша определенно хотел заинтриговать собеседницу как можно сильнее.

– Для того чтобы я рассердилась, нужна серьезная причина, и вы это знаете, Роберт. Прошу вас, не мучьте меня неизвестностью и расскажите же, что заставляет вас терзать себя.

– Понимаете ли, я боюсь показаться в ваших глазах бессовестным лгуном, так как в последнее время с удивлением обнаружил, что не испытываю более тех чувств, о которых говорил вам раньше.

– Не испытываете? Что это значит? – Дженни была сбита с толку, так что молодой человек мог считать цель достигнутой.

– Вы, вероятно, помните, как еще три недели назад я рассказывал вам горестную повесть моей любви…

– Разумеется, я помню, Роберт. Вы хотите сказать, что сейчас ваши страдания уменьшились? Так это же чудесно, значит, вы скоро сможете обрести душевный покой! – Девушка не могла понять, отчего джентльмен недоволен тем, что приблизился к цели, которой недавно так страстно желал.

– Боюсь, я невнятно излагаю свои мысли, мисс Браун. Мое состояние далеко от покоя, так сильно на меня подействовала перемена в моих чувствах. Поймите, Дженни, я уже не испытываю прежней влюбленности, не горю желанием обрести счастье с этой дамой или как-то отомстить ей за мое несчастье. Мне начинает казаться, что я и вовсе не любил ее, что все это было каким-то временным ослеплением, сродни помутнению рассудка, какое случается после долгого дня на солнце.

Дженни не сразу нашлась, что ответить. Откровенность молодого человека поразила ее и даже обидела – столько дней она считала его своим товарищем по несчастью, сочувствие ему помогало ей преуменьшить свое собственное горе, и вот, оказывается, Роберт вовсе не так уж страдает, как утверждал вначале.

По выражению лица девушки мистер Доэрти вполне мог читать ее мысли, и сейчас он с горькой улыбкой кивнул, словно бы она оправдала его худшие ожидания:

– Вот видите, вы осуждаете меня, мисс Дженни, вы уверены, что я злоупотребил вашей дружбой и вашим доверием… А ведь вы не спросили меня, есть ли какая-то причина для перемены во мне.

Упрек был справедлив, и девушка покраснела и виновато наклонила голову.

– Я не хотел расстроить вас, мисс Браун, прошу простить мне эту дерзость, но я так надеюсь на вашу поддержку, так привык к словам ободрения, идущим из глубины вашего искреннего сердца, что мне будет больно потерять такого друга.

Мистер Доэрти был готов сказать что-то еще, если бы не Джон, вернувшийся за ними, чтобы поторопить, – у Конни заболела голова, и было решено отправиться на свежий воздух.


Днем позже в этой же галерее Алисон и миссис Грантли неожиданно повстречали одного знакомого, чей цветущий вид пробудил в миссис Браун не слишком приятные воспоминания о несбывшихся чаяниях.

Мистер Стюарт Квинсли любовался картинами в обществе молодой супруги и нескольких друзей и был весьма рад отвлечься от живописи и обменяться парой любезных фраз с миссис Браун и ее тетушкой.

Миссис Квинсли, высокая, гибкая белокурая леди, выглядела полной здоровья и жизненных сил. Она решительно проходила мимо пасторальных сценок, но задерживалась для тщательного осмотра картин, изображающих охоту с собаками и натюрморты с дичью. Алисон уже издалека заслышала ее звучный, но мелодичный голос, когда она критически разбирала посадку всадников и стати собак, а ее муж поддакивал и вставлял одобрительные замечания, как только ему удавалось вклиниться между ее репликами.

Как выяснилось из дальнейшей беседы, миссис Квинсли была азартной охотницей и любительницей всякого рода подвижных игр, в которых только могла себе позволить участвовать леди, и презирала рукоделие и чтение романов.

Алисон с изумлением слушала, как миссис Квинсли со смехом говорит, что из сборников стихов, хранящихся в библиотеке ее родителей, получится замечательный костер для копчения дичи, а ее муж улыбками и кивками подтверждает сказанное.

Видно было, что они оба не придают особого значения своему внешнему виду – шляпка на леди сидела набекрень, лихо, но неуместно в городе, а ее муж не уделял особого внимания своим бакенбардам, но зато оба сильно загорели и явно проводили гораздо больше времени на лоне природы, чем в салонах и гостиных.

Обменявшись приглашениями навестить друг друга, компании уже было собрались расходиться, когда Стюарт попросил передать привет мисс Браун и припомнил, что видел ее в парке, в обществе молодой пары и джентльмена.

Ее мать ответила, что Дженни проводит много времени со своими друзьями, и мистер Квинсли понимающе кивнул, бросив при этом опасливый взгляд на миссис Грантли. Алисон не поняла значения этого взора и рассталась с четой Квинсли не без удовольствия.

Она была поражена тем, как сильно изменился молодой человек. От его одухотворенного вида не осталось и следа, и сейчас он менее всего годился в пару для Дженни. Что ж, раз так, о нем не стоило и сожалеть.

Миссис Браун не знала, явились ли перемены в Стюарте следствием влияния жены, или он всегда был расположен больше к развлечениям, чем к глубоким беседам и серьезному чтению, но, так или иначе, со временем он неминуемо превратится в веселого полного джентльмена, бродящего по поместью с ружьем в сопровождении кучи собак и оставляющего на коврах в гостиной следы от охотничьих сапог.

Не такого мужа пожелала бы она для Дженни, даже если он был добродушен и легок в общении. Возможно, при другой супруге и он стал бы другим человеком, вернее, остался бы прежним Стюартом, которого они знали в Риверкрофте, но легкость, с которой мистер Квинсли поддается влиянию, не могла импонировать нашей героине, решительной и упрямой. Вероятно, сейчас он вызывает еще большую симпатию у старого лорда Дримстоуна как истинный его наследник – примерно так подумала Алисон напоследок о мистере Квинсли и выбросила его из головы.

Молодой джентльмен и не подозревал, что столь низко пал в глазах миссис Браун. Он был рад увидеть знакомых дам в городе, приятное известие о женитьбе Марка Рэдволла на мисс Полли уже дошло до него, а мужчина, который так открыто катался в коляске с мисс Дженни Браун, не мог быть не кем иным, как ее женихом.

Правда, для бедного священника мистер Томлинс показался ему чересчур светским и холеным, но, судя по благодушной физиономии миссис Грантли, она сменила гнев на милость, и в скором времени, вероятно, молодые люди смогут пожениться. Это порадовало Стюарта, и он также оставил мысли о мисс Браун и ее родных, полностью сосредоточившись на рассказе жены о новых образцах охотничьих ружей, которые они собирались пойти посмотреть после посещения галереи – занятия бесполезного, но весьма модного в этом сезоне.