Раскопав в прихожей свою сумку, она выудила оттуда мобильник и скрылась с ним в ванной, торопливо захлопнув за собой дверь. Так и есть – полно непринятых вызовов… И Кирилл звонил три раза уже, и мама… Ой, а это кто? Незнакомый номер какой-то… Пока она думала, телефон неожиданно ожил в ее руке, приглашая ответить тому самому, который с незнакомым номером.
– Да… Слушаю вас… – осторожно поднесла трубку к уху Кира.
– Добрый вечер… Вы извините, что я вас побеспокоил, Кира! Вы меня и не узнали, наверное… Это Станислав, мы с Егоркой к вам за столик в кафе подсели. Помните? Вы сами еще мне в мобильник свой номер записали…
– А! Ну конечно же я узнала вас! Только вроде мы на «ты» были…
– Ну да, ну да…
– Ты как, с ночлегом устроился, Стас?
– Нет. Не получилось у нас. Хотели тут к одним знакомым напроситься, но там телефон молчит и сотовый заблокирован… А наугад ехать не хочется. Это далеко очень. Тем более у Егора, кажется, температура поднялась. Голова горячая совсем. Я матери позвонил, а она говорит, около дома на скамеечке те самые мужики сидят, которые днем с Татьяной приходили… Что делать – не знаю! И друзья все, как назло, по отпускам разъехались…
Все это он проговорил ей в ухо быстрой и тоскливой скороговоркой, будто очень извинялся за свои же неприятности. Кира отвернула кран с холодной водой, провела мокрой ладонью по лбу, пригладила растрепавшиеся от лихих плясок волосы. Голова потихоньку трезвела, принимая в себя грустную информацию хоть и от симпатичного, но все-таки совершенно незнакомого ей человека, этого молодого бедолаги папаши с красивым именем Станислав и мальчиком-девочкой Егоркой с розовым бантом на затылке.
– Стас, а ты сейчас где? – решительно перебила она его, глядя в зеркало на свое разгоряченное, румяное лицо.
– Я в Юго-Западном районе, мы только что с Егоркой из кинотеатра вышли. Он поспал маленько…
– Так, слушай меня внимательно. Сейчас ловишь машину, едешь ко мне на Комсомольский проспект, понял? Знаешь, там в конце старые дома стоят, красные пятиэтажки? Ну, у них еще фасады такие красивые сохранились…
– Да… Да, помню, кажется…
– Вот ты и стой у этих пятиэтажек, ладно? Где-нибудь в районе автобусной остановки. А я сейчас подъеду! Поймаю машину и подъеду! Придумаем что-нибудь… Ну все, давай! До встречи!
Быстро отключившись, она тут же перезвонила маме, спросила у нее ласково, даже слегка зевнув для видимости:
– Мам, добрый вечер… Чего звонила?
– Кира, ну почему ты трубку не берешь, дочь бессовестная? Я же волнуюсь! Люся вон даже сердится на меня, что я и отдыхать толком не умею, пока твой голос не услышу… Кириллу звоню, а он говорит, ты на вечеринке какой-то… Что за вечеринка, Кира?
– Значит, ты у тети Люси, мам?
– Ну да, я у Люси… На выходные хорошую погоду обещают, да и потом тоже… Так что я тут, пожалуй, на недельку задержусь. Там, в холодильнике, рассольник в белой кастрюльке, а в другой кастрюльке котлеты. А гарнир сама себе сделаешь. Макароны отваришь или гречку…
– Хорошо, хорошо, мам! Отдыхай спокойно, не думай ни о чем! Я все сделаю. Я даже квартиру приберу и постираю… Пока, мам!
Так. Замечательно. На неделю к тете Люсе – это очень даже замечательно. За неделю много воды утечет. Лишь бы только погода не испортилась. Так… Теперь Кирилл…
Сделав вызов, она состроила сама себе в зеркале жалобно-болезненную рожицу, стала считать длинные гудки. Раз, два, три… На четвертом обязательно должен ответить… Услышав тихое «да», произнесенное с усталым вздохом, она собралась с духом, заговорила-запела жалобно в трубку, сама себя чуть презирая:
– Кирюш, ну где ты так долго едешь? Да я понимаю, понимаю… А можно, я тебя не буду здесь ждать, Кирюш? У меня так сильно живот разболелся… Ну да, перед критическими днями так всегда бывает… Придется теперь все выходные в лежку лежать… Да, конечно, конечно, поезжай! Марине привет передавай, ладно? Ну все, я побежала машину ловить, ладно? Да выпила я анальгин, ничего не помогает! Все, целую, пока…
Нажав торопливо на кнопку отбоя, она даже содрогнулась немного от собственного вранья – так ей противно стало. Нашлась тоже хитрая девушка-лапушка! Но с другой стороны, куда от этого вранья денешься? Никогда она и не была, если честно, такой уж истовой правдолюбицей, и привирала иногда на голубом глазу, если обстоятельства того требовали, но сейчас-то, сейчас… Кирюхе-то зачем соврала? Ему ж запросто можно было всю правду про бедного папашу с ребеночком выложить… Или не запросто? Или опять он обвинит ее в бесплатной простоте да обзовет Машей с мешком морковки? Нет уж! На молоке, как говорится, обжегшись… Молчание – оно как-то вернее. Оно, наверное, и впрямь золото. И вранье иногда тоже за золото можно счесть. Пусть и за самоварное…
Выглянув из ванной и не обнаружив ни одной живой души в прихожей, она на цыпочках прокралась к двери и ушла по-английски, осторожно прикрыв за собой дверь. А иначе не получилось бы. Начали бы целоваться-прощаться с чувством, и с толком, и с расстановкой, и с «последней за дружбу», потом за отсутствие в их группе «мерзких рож», потом на «посошок», потом опять за дружбу, потом опять за рожи… Так бы до полуночи процесс затянулся. А ушла тихонько – и нормально. Может, и не заметят даже.
Машину она тоже поймала быстро и через сорок минут была уже на месте. Стаc вышел ей навстречу из темноты, держа спящего Егорку на руках, посмотрел виновато.
– Вот, в машине уснул, пока ехали… – тихо проговорил он, неловко поддерживая плечом сползающую в сторону Егоркину белобрысую голову. – Устал за день. Все боялся, что нас догонят, дрожал, как заячий хвост…
– А зачем ты ему все рассказал? Он же маленький, он же все буквально понимает!
– Так оно ж так вроде и обстоит… буквально то есть. Куда ж от буквы закона дурного вашего денешься? Раз присудили…
– Ладно, пойдем. Моя мама на даче сейчас, так что переночуете.
– Спасибо, Кира. Нам только на одну ночь. Я завтра постараюсь где-нибудь на окраине комнату снять…
– Думаешь, не найдут?
– Не знаю. Я пока ничего не знаю, Кира. Спасибо тебе.
– Ну что ты заладил: спасибо, спасибо…
Прежде чем войти в подъезд, Стас повернул голову, быстро оглядел двор. Кира, враз проникшись его осторожностью, тоже усиленно завертела головой направо и налево. Ничего подозрительного во дворе не было. Даже на лавочках никто уже не сидел – время совсем позднее. Войдя вслед за Кирой в маленькую прихожую, он затоптался неуклюже на месте, пытаясь стянуть с ног ботинки, и Кире пришлось шикнуть на него сердито – еще чего, так проходи…
Егорушка скатился с отцовых рук на Кирин диван, как вялая тряпичная кукла, – даже ручкой не пошевелил. Стас проворно стащил с маленьких ножек кроссовки, потом потянул вверх штанины комбинезона – мальчишка спал как убитый.
– Ты тоже будешь здесь, на этом диване, спать, – распорядилась по-хозяйски Кира. – А я на балконе лягу. У меня там раскладушка стоит. Есть хочешь?
– Нет. Мы с Егоркой в кафе ужинали.
– А чаю?
– Да не беспокойся, Кира. И так с нами хлопот…
– А я и не беспокоюсь. Я просто тебе чаю выпить предлагаю. За компанию.
– Ну, если только за компанию…
Однако чайное компанейское общение у них как-то не задалось. Сидели перед своими чашками, молчали, изредка переглядываясь и улыбаясь. Стас – виновато, Кира – будто бы ободряюще. Ничего, мол, ты меня нисколько не стеснил своей ночевкой… Разговаривать и впрямь было вроде не о чем. То есть, конечно, тема бы нашлась интересная, если сильно постараться да поискать. О чем там заводят разговор люди едва знакомые, чтоб уйти от этой молчаливой неловкости? О погоде? Или о событиях в Закавказье и на Ближнем Востоке? А еще вариант – можно и вообще не стараться и неловкостью этой не маяться. Можно одним глотком допить свой чай, встать и уйти спать на балкон. Но отчего-то Кире не вставалось. Сидела, будто приросшая намертво к кухонной табуретке. Потому что поняла уже – не получится у нее так. Как ни крути, а успела она вляпаться в эту историю по самое некуда. Вернее, сама себя вляпала. Никто ведь ее за руку не тянул, когда она номер своего телефона Стасу в мобильник писала! Зачем-то писала ведь? Ну вот и получай. Проявляй теперь свою добрую инициативу и дальше – разрушай первая это неловкое молчание.
Глядя внимательно в чашку с чаем, она проговорила задумчиво:
– Хм… Странно все-таки получается…
– Что странно, Кира? – с готовностью вскинул на нее глаза Стас. – Что я тебе позвонил и на ночевку напросился?
– Да нет! Успокойся ты с этой ночевкой, наконец! Я… вообще все имею в виду… Всю твою ситуацию…
– В философском смысле, что ли?
– Ну да. В нем. В философском. Потому что обычно женщины от своих бывших мужей детей прячут. А те отцы, которые все из себя порядочные, после развода все по судам шастают, чтоб время для свиданий с детьми им законным образом на бумажке расписали. От сих до сих. От понедельника до четверга. С двух до половины пятого. А у вас все наоборот, значит…
– Да, Кира. У нас все наоборот. Так уж вышло. И никаких понедельников да четвергов для моей бывшей жены никто не определял, пока Егорка со мной жил. Она и сама не стремилась ни к каким понедельникам и четвергам…
– Постой… А в суде ты настаивал на том факте, что она целых три года с ребенком не общалась?
– Да настаивал, конечно! Но твой Линьков тут же судье справку под нос сунул, будто его подзащитная длительный курс сложного лечения проходила. А на словах добавил, что она, мол, при этом очень тяжкие моральные страдания перенесла – так о Егорке убивалась. Циник он, твой Линьков. И справку где-то липовую раздобыл… Хотя это и не проблема сейчас – были бы деньги в кармане…
– Ну откуда ты знаешь? Может, и правда убивалась? Все-таки мать…
– Нет, Кира, не убивалась. У нее на такие пустяки времени свободного не было. У них там, в общине, с этим строго. Контролируется время до каждой минутки, так я понял. Сходки, собрания, изучение и распространение литературы – все по графику расписано. А то, не дай бог, очнется женщина и снова человеком станет – дочерью, женой, матерью…
"Под парусом надежды" отзывы
Отзывы читателей о книге "Под парусом надежды". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Под парусом надежды" друзьям в соцсетях.