— А теперь прекратите, Глория не чужая, она из нашего племени. Кроме того, вам должно быть стыдно за свое карканье. Лучше еще раз попробуйте поиграть на флейтах. Глория… мокопуна… ты не хочешь спешиться?

Глория покраснела и соскользнула вниз. Вирему усмехнулся и попытался было забрать у нее кобылку.

— Дозволено ли мне будет поставить трон дочери вождя пастись где-нибудь или тем самым я нарушу какое-нибудь тапу? — прошептал он ей на ухо.

— Лошади едят повсюду, — заметила Глория и удивилась тому, что Вирему воспринял это как шутку и весело рассмеялся.

— Лошади живут в милости духов! — добавил он и снял с Кередвен седло.

— Тауа, вот рыба для ужина. Я пригласил Глорию, — обратился он к Мараме.

Та кивнула.

— Мы пожарим ее позже. Но Глория не нуждается в приглашении, ей всегда рады. Присаживайся с нами, Глория… ты еще помнишь, как нужно играть на коауау?

Глория покраснела. В детстве Марама ей показывала, как извлекать звуки из флейты, и у нее очень ловко получалось владеть своим дыханием. Мелодии удавались хуже. Однако отказываться перед племенем не хотелось. Нервничая, она взяла флейту и дунула в нее, сама испугавшись результата. Из коауау вырвалось что-то вроде стона, перешедшего в крик. Немелодично и раздражающе. Но Глория не опустила флейту. Сама Марама взяла нгуру, поднесла ее ко рту и начала задавать ритм. Дикая и одновременно трогательная мелодия… Глория вздрогнула, когда у кого-то рядом зазвучал паху поунаму, еще один типичный музыкальный инструмент маори. Девочки, Ани и Херемини, похоже, поняли намек, поднялись и снова принялись танцевать. Они были еще маленькими, военная хака у них не очень получалась, но передать движениями характер самоуверенных воительниц древности они все же сумели.

— Откуда ты знаешь эту хака? Кура ставит? — спросила внучку Марама. — Очень старая вещь, еще с тех времен, когда мужчины и женщины маори сражались вместе. Распространена скорее на Северном острове.

Глория покраснела. Она не знала этого танца раньше, звуки получились случайно. Но коауау выкричала ее ярость — а Марама поддержала ее в бою. Странно, Глории казалось, что она не создавала музыку, а проживала ее.

— Киа ора, дочери! Мне нужно бояться? Началась война? — В наступающих сумерках к свету костра, который уже разжег Вирему, вышла Ронго Ронго.

— Я хочу погреться, дети, пустите меня к огню… если он вам сейчас нужен не для того, чтобы закалить наконечники копий. — Она потерла над огнем свои короткие сильные пальцы. За ее спиной Глория узнала Тонгу, вожака. И испугалась. После возвращения она не видела Тонгу, и мрачное, покрытое татуировками лицо довольно высокого для маори мужчины почти испугало ее.

Но Тонга улыбался.

— Смотри-ка, Глория… дочь тех, кто прибыл на Аотеароа на «Уруао» и «Дублине».

Глория снова покраснела. Она знала приветственный ритуал маори — по знаменательным поводам называли каноэ, на котором когда-то прибыли предки человека в Новую Зеландию. Конечно же, это было много веков назад. Зато предок Глории со стороны пакеха, Гвинейра, прибыла в Новую Зеландию на «Дублине», всего около шестидесяти лет тому назад.

— Ты пришла, чтобы вступить в наследство? Наследство нгаи таху или Уорденов?

Глория не знала, что ответить.

— Оставь ее в покое! — сказала Марама. — Она пришла поесть и поговорить. Не слушай его, Глория. Лучше помоги Вирему и девочкам приготовить рыбу.

Глория с благодарностью сбежала к ручью, который протекал через деревню. Она не потрошила рыбу с тех пор, когда была маленькой девочкой и Джек учил ее ловить рыбу. Сначала она действовала неловко, но, к ее огромному удивлению, остальные девочки не смеялись над ней. Вирему присоединился к ней, чтобы показать, как это нужно делать. Глория отодвинулась от него.

— Может быть, ты больше хочешь жарить сладкий картофель? — спросила девочка постарше, по имени Пау, которая заметила отстраненность Глории. — Тогда пойдем со мной.

Пау приятельски ткнула ее в бок, когда они пошли к полю.

— Наверное, ты нравишься Вирему, — рассмеялась она. — Обычно он не готовит с нами, играет с большими воинами. Но сегодня… и о твоей лошади он позаботился…

— Но он мне не нравится! — резко заявила Глория.

Пау подняла руки, словно защищаясь.

— Не злиться, я просто подумала… Он хороший воин и сын вождя. Большинству девушек он бы понравился.

— Он мужчина! — вырвалось у Глории, словно это был какой-то приговор.

— Да, — спокойно ответила Пау и дала Глории лопату. — Копай грядку справа. И бери те, что помельче, у них ярче вкус. Потом мы помоем их в ручье…


— Не расспрашивай девушку, Тонга. Лучше вообще оставь ее в покое. Ей пришлось многое пережить… — Ронго Ронго смотрела вслед Глории, когда она ушла с другими девочками готовить еду.

— Это тебе духи сказали? — то ли в шутку, то ли всерьез поинтересовался Тонга. Он уважал Ронго, но, как бы ни любил традиции племени, беседы с духами предков удавались ему не чаще, чем его сыну.

Ронго Ронго закатила глаза.

— Это говорит мне воспоминание о земном шаре, который был в школе у мисс Хелен, — спокойно ответила она. Тогда Гвинейра незаметно забрала его из кабинета Джеральда Уордена и разрешила пользоваться им на уроках. — Ты уже забыл, где находится Америка, Тонга? И насколько велика Австралия? В десять раз больше, чем Аотеароа. Глория прошла или проехала ее — никто не знает, как ей это удалось. Девушка — пакеха, Тонга…

— Она наполовину маори, — поправил Тонга.

— На четверть, — сказала Ронго. — И даже маори не рождаются со знанием, как выжить в глуши. Ты ведь слышал об Австралии? Жара, змеи… Совсем одна она бы не справилась.

— Вряд ли она переплыла в одиночку и океан! — рассмеялся Тонга.

Ронго кивнула.

— Вот именно! — На лице женщины снова отразилась печаль.


Глория провела спокойный вечер в деревне маори, не догадываясь, что Гвинейра снова тревожится о ней. Девушка переживала, что Марама будет расспрашивать ее об Англии, о путешествии и, в первую очередь, о Куре. Но Марама ничего подобного делать не стала. Глория могла просто сидеть у огня и слушать истории, которые рассказывали маори. Присутствием Тонги племя было обязано несчастному случаю, происшедшему на охоте. Вожак приходил за Ронго, чтобы она позаботилась о раненом, а потом привел ее обратно. Скала, с которой упал охотник, становилась все выше, а ущелье, из которого вытащили его другие, все глубже. Ронго ничего не говорила по этому поводу, просто внимала рассказу с улыбкой.

— Не слушай их. Они словно дети… — наконец произнесла она, обращаясь к Глории, судя по всему, нервничавшей при виде всех этих задавак.

— Дети? — сдавленным голосом переспросила Глория.

Ронго вздохнула.

— Иногда у детей факелы в руках, а иногда копья и боевые булавы…

Когда Глория наконец оседлала коня — от помощи Вирему она отказалась, — к ней подошел Тонга. Она испугалась и отступила на шаг, словно храня нерушимость тапу.

— Дочь нгаи таху, — произнес он после паузы. — Что бы с тобой ни сделали, это сделали пакеха…

6

Когда миновали первые волнующие недели, прошедшие между побегом, поисками квартиры и свадьбой, Лилиан Биллер с удивлением обнаружила, что ее наличные деньги тают значительно быстрее, нежели она надеялась. Пришлось признать, что она серьезно просчиталась относительно еды, одежды, книг для учебы Бена, а также минимально необходимой мебели, посуды, постельного белья и скатертей. И это при том, что уже первые недели своего брака юная женщина провела в охоте за выгодными покупками и старалась хотя бы мебель покупать подержанную. Однако даром в Окленде не давали ничего, жизнь стоила значительно дороже, чем в Греймуте.

Поэтому Лилиан всерьез задумалась о том, как заработать на жизнь, и обратилась с этим вопросом к своему мужу.

— Ты не можешь работать в университете?

Бен удивленно отвел взгляд от книги, которую как раз читал.

— Милая, я каждый день работаю в университете!

Лилиан вздохнула.

— Я имела в виду оплачиваемую работу. Неужели профессору не нужна помощь? Ты не можешь читать курс или что-то в этом роде?

Бен с сожалением покачал головой. Лингвистический факультет в университете Окленда только развивался. Число студентов почти не оправдывало даже профессорской ставки, не говоря о ставке ассистента. Что же до особой области знаний Бена, то, несмотря на большой интерес со стороны преподавателя, такие темы, как «Сопоставление полинезийских диалектов с целью сужения области, из которой были родом первые переселенцы-маори», вряд ли привлекли бы аудиторию.

— Н-да, значит, тебе придется поискать что-нибудь другое, — прервала Лилиан его долгие рассуждения. — Нам нужны деньги, любимый, тут и говорить не о чем.

— Но моя учеба! Если я не сосредоточусь на ней сейчас, то позже…

— Позже мы умрем с голоду, Бен. К тому же тебе необязательно работать целый день. Найди что-нибудь такое, что можно делать, не бросая учебы. Если я тоже буду работать, нам хватит денег.

Лилиан ободряюще поцеловала его.

— И кем же ты собираешься работать? — удивился он.


Никто в Окленде не хотел учиться рисовать, но зато Лилиан довольно быстро нашла большое количество учеников на фортепьяно. При этом она сосредоточилась на ремесленном квартале, в семьи ученых старалась не соваться. Вполне могло оказаться, что мать семейства играет на фортепьяно лучше, чем она. Однако среди усердных переселенцев второго поколения, процветающие мастерские которых зачастую обеспечивали им достойное материальное благосостояние, весьма популярным было желание не отставать от «богачей», и обязательным в этом плане считалось музыкальное образование детей.