Помимо китайского платья, она отобрала брючный костюм из легкой ткани бирюзового цвета, черное вечернее платье с глубоким декольте и спиной, сплошь перевитой шнурами, и еще пару нарядов. Вслед за этим последовали кофточки и туфли, затем белье, домашний халатик и тому подобные мелочи. Обе спортивные сумки довольно быстро заполнялись, и она уже начала задумываться над тем, а не придется ли воспользоваться и собственным чемоданом, довольно потрепанным и пыльным.

Из кухни доносились дразнящие ароматы, шкворчание и бульканье. Как приятно, что не надо об этом беспокоиться самой. Маленький триумф феминизма, короткий возврат в эпоху матриархата. Если бы так было всегда! В разгар этих мечтаний раздался звонок в дверь.

Интересно, подумала Кристель, кого это могло принести? Женевьева вроде бы не собиралась сегодня возвращаться. Может быть, консьержка? Поскольку в доме был настоящий мужчина, способный одним ударом разрубить пополам любого громилу-налетчика, она самонадеянно распахнула дверь, даже не заглядывая в глазок. Как тут же выяснилось, совершенно напрасно. Вот уж кого не ожидала увидеть!

На пороге стоял ее бывший муж, Анри. Причем в весьма странном виде. Мятый костюм какого-то неопределенно пыльного цвета, заношенная рубашка, давно не видевшая утюга, стоптанные и грязные осенние ботинки на толстой подошве, явно не по сезону. Лохматые, сальные, давно не стриженые волосы, колючая щетина на лице. А когда он заговорил… Боже, да он же пьян! Причем, явно не первый день.

— Привет, Кристель. Я могу зайти? Нам надо поговорить.

Она не смогла отказать себе в удовольствии и вложила в ответ максимально возможную долю язвительности.

— Нет, не можешь. Я не одна. — Она непроизвольно оглянулась, но Ференц, видимо, продолжал возиться на кухне или посчитал, что не вправе выходить на звонки в чужом доме. — Не хочу, чтобы ты компрометировал меня своим видом. Да и говорить нам, собственно, не о чем.

— Мужчина? — как-то нервно и безнадежно выдавил из себя бывший супруг.

— Естественно. А ты полагал, что я буду хранить тебе верность? Кстати, твоя нынешняя жена разрешила тебе меня посетить? Или ты это делаешь тайно? Пришел пожаловаться на нее? Плохо готовит и стирает? В постели не достаточно хороша? Изменяет с кем попало?

— Не надо, Кристель. Ты же видишь, мне сейчас плохо.

— Это твои проблемы. Мне тоже было когда-то плохо. В основном из-за того, что вышла за тебя замуж и не разошлась сразу же, когда поняла, что ты из себя представляешь. Но теперь, к счастью, все кончено. Ты зря пришел за сочувствием. У меня для тебя сочувствия не найдется. Это, надеюсь, понятно?

— До развода мы прожили вместе семь лет, и я тебя устраивал. Похоже, ты распознала мои недостатки только после развода?

— Считай, как хочешь. Мне это безразлично. У меня нет никакого желания вступать с тобой в дискуссию. В любом случае, теперь это не имеет значения. Кстати, на развод ты сам подал и оставил меня после него практически без всего. Так что я тебе ничего абсолютно не должна и видеть тебя здесь, у себя дома, тоже не испытываю никакого желания. У меня дела, и будет лучше, если ты сейчас уйдешь. Немедленно. И больше никогда здесь не появишься. Никогда.

— Но ты не можешь просто так меня выгнать. Ты должна меня выслушать. Ты не была раньше такой бесчувственной и жестокой.

— Это ты мне говоришь о жестокости и бесчувственности? Ты… — Она даже захлебнулась от ярости. — Не испытывай мое терпение. Я не желаю с тобой разговаривать. Ты мне не нужен, и твои проблемы меня не интересуют. — Она попыталась закрыть дверь, но безуспешно.

Пьяный и опустившийся, но еще достаточно крепкий собеседник успел втиснуться в дверь и, фактически, уже находился в прихожей.

— Ты должна понять, Кристель, что все изменилось. Я теперь вновь свободный человек. Я хочу вернуться к тебе. Пусти меня. — Он начал напирать на нее всем своим смрадным, пропахшей какой-то гадостью телом. Потом вцепился в руку. — Я так просто не уйду. И где там твой новый мужчина? Я хочу с ним поговорить. Ему здесь не место. Ты не для него.

Кристель брезгливо отшатнулась, понимая, что просто так это не кончится. Ей не остановить этого человека, деградировавшего умственно и физически настолько, что он совершенно не понимал, что говорит и делает. Он воспринимал только себя и жил в своем искаженном мире, все больше отрываясь от реальности и опускаясь на дно. Она попыталась вырвать руку, но захват был слишком прочным.

— Анри, мне больно. Убери руку. Немедленно! — Она попыталась воздействовать на остатки угасающего в винных парах сознания, но напрасно.

Он даже пустил в ход вторую руку и попытался обхватить ее за талию и прижать к себе.

— Пойдем в спальню, дорогая, и вспомним былые времена. Не ломайся. Я хочу тебя.

Незваный пришелец явно сошел с ума и уже совершенно не соображал, что делает. Она попыталась его оттолкнуть и уперлась руками в грудь. Жаль, что не пошла на курсы женской самообороны, как когда-то предлагала подруга. И не прихватила с собой трость. Оставила ее в комнате, возле кровати. Сейчас бы знание пары приемов рукопашного боя и хорошая палка в руках были кстати. Впрочем, если пустить в ход колено… Это будет жестоко, но эффективно.

Но пускать в ход колено не пришлось. Рядом неслышно возник мощный силуэт, последовало несколько молниеносных, почти неуловимых для глаза движений, и бывший муж вдруг оказался в стороне от нее, в скрюченном состоянии, с вывернутыми за спиной руками. Она услышала спокойный, уверенный голос Ференца.

— Этот господин, кажется, хотел поговорить со мной, если я не ослышался. По поводу того, что мне здесь не место. Это твой бывший муж, как я понял? — Он демонстративно обращался только к Кристель, легко удерживая соперника одной рукой за вывернутую кисть, развернув его к себе спиной. При этом машинально перешел с ней на ты, даже не заметив этого. А может, специально это сделал, чтобы показать ублюдку, кто здесь настоящий хозяин?

— Ты не будешь возражать, Кристель, если мы поговорим без свидетелей? Думаю, это лучше сделать на лестнице. — И подтолкнул Анри в сторону двери, видимо еще более усилив болевой захват, поскольку сразу притихший дебошир покорно двинулся на выход.

Дверь за ними закрылась. Она осталась одна в прихожей, напряженно прислушиваясь к происходящему за дверью, ожидая услышать крики, шум, возню. Но было достаточно тихо. Доносился только размеренный голос художника, что-то разъяснявшего упрямцу. Потом послышались шаги. Оба спускались по лестнице. Она приоткрыла дверь, убедившись в том, что площадка перед дверью очистилась. Еще через несколько минут послышались шаги поднимающегося человека. Одного. Шаги несомненного Победителя.

— Что ты ему сделал? Он не слишком пострадал? — встревожено спросила она.

— Ничего особенного. Я почти его не тронул. Просто объяснил на понятном ему языке, что его ждет, если он еще раз попытается приставать к тебе. Вот и все. Полагаю, что он больше не появится. — Ференц говорил все тем же размеренным и спокойным голосом, пристально вглядываясь в нее.

Почему-то в этот момент его самоуверенный, властный тон прозвучал диссонансом в этой квартире, после только что пережитого. Формально он предстал в облике ее спасителя, но что-то в этом положении ее беспокоило. Его тон не успокаивал, а, наоборот, начал ее раздражать.

— Ты полагаешь, что все вопросы в отношениях между людьми можно решать силой?

Он недоуменно пожал плечами, усмехнулся и уже не столь уверенно произнес:

— Нет, конечно. Но некоторые люди понимают только такой язык. С вторгшимся в дом бандитом переговоры не ведут. — Для него было все понятно и ясно в этой ситуации. С точки зрения мужской логики. Но у женщин могут быть свои оценки ситуации и своя методика анализа ее последствий.

— Он не бандит. Он мой бывший муж. — Почему-то вне всякой логики в ней усиливался дух протеста. — И я могла бы сама решить свои проблемы.

Она, кажется, начинала понимать, что ее обеспокоило. Та легкость, с которой Ференц пустил в ход силу для устранения препятствия в лице соперника. Привычно и не глядя на нее. Без учета ее реакции, без всякой просьбы с ее стороны. Просто подошел, хладнокровно вывернул руку и спустил по лестнице после краткой нотации и угроз. Слишком привычно. А что будет, если в их отношениях появится какая-то трещина или ему что-то придется не по нраву?

— Извини, что вторгся в твою жизнь. — Он говорил теперь очень мягко, терпеливо и размеренно, как говорят с несмышленым ребенком, разъясняя ему прописные истины мира взрослых. — Но, помня твои рассказы о нем, я посчитал, что этот человек не заслуживает другого отношения. К тому же он нисколько не пострадал физически, если это тебя беспокоит. Только морально. И ты видела, во что он превратился и в каком состоянии находится. Он же себя совершенно не контролировал. Если бы не мое вмешательство… Я не уверен, что ты бы справилась с ним сама.

— А в отношении женщин ты тоже можешь применить подобные приемы? Приходилось в прошлом?

В его глазах мелькнуло сострадание, и он ответил еще более мягким и успокаивающим голосом. Кажется, он понял, куда она клонит и что ее тревожит.

— Извини, Кристель. Давай будем считать, что я был не совсем прав. Неправильно оценил обстановку и поторопился. Но я беспокоился о тебе. Ты мне не безразлична. Я увидел, что он тебе угрожает, что он делает с тобой то, что тебе не нравится. Что он уже не воспринимает твои слова. Наверное, достаточно было одного моего появления. Мы втроем решили бы эту проблему более спокойным и мирным путем. А на женщин я никогда не поднимал руки. И не подниму. Это исключено. В любой ситуации. Поверь. — Он шагнул к ней и протянул руки. — Я не хочу с тобой ссориться, не хочу, чтобы между нами было какое-то недопонимание. Кстати, извини, что обращаюсь на «ты». Есть предложение так и оставить. На основе взаимности, конечно.