– Странно. Я видел кладбище за этой стеной. Земля рядом с ним сильно истоптана. Слишком истоптана, даже если принять во внимание, что мы очень любим наших незабвенных. Так, по крайней мере, мне показалось с главной дороги. – Рука Мальвиля шарила по стене за глицинией в дюйме от секретного замка. – Вот загадка, которую я никак не могу разрешить.

Кто-то тронул Франческу за плечо. Графиня резко обернулась. Из-под грубого монашеского капюшона на нее смотрели холодные глаза Бельдана д'Арнонкура. Его рука покоилась на рукоятке спрятанного меча. Он подал ей знак молчать.

Франческа понимала, что выбора не было.

– Ай! – Получилось неплохо. Она будто бы поскользнулась на грязи и всем весом навалилась на Мальвиля. – Простите, я такая неуклюжая. – Но не сделала ни малейшей попытки распрямиться и вырваться из его объятий.

– Эй ты! – повелительно прикрикнул француз на оборванца-монаха. – Не видишь, госпожа ушиблась? Беги в замок и приведи помощь. Не медли, а не то я отрублю тебе нос! – Он снова повернулся к Франческе. – Обопритесь на меня, не вставайте на больную ногу. Мне показалось, что вы подвернули ногу. – Он говорил почти ласково, но в его словах сквозило торжество.

«Наверное, понял, что я хитрю, – решила Франческа. – Не беда: пусть себе думает все, что угодно, пока тщеславие затмевает его разум».

– Мне уже лучше, не понимаю, что со мной случилось, – проговорила она. – Я здесь ходила тысячи раз. – Она продолжала опираться о его руку, надеясь отвлечь от потайной двери. Пусть он даже загорится желанием поцеловать графиню.

Щеку опалило пропахшее вином дыхание. Но чем теснее прижимался к ней Мальвиль, тем надежнее она выбрасывала его из головы. Почему-то возникли мысли о Бельдане. Франческа вспомнила его чистый аромат, когда рыцарь наклонился разбудить ее утром. Чтобы спасти брата, он, не задумываясь, убил бы француза. Но какая была бы от этого польза? Даже грубому солдафону ни к чему умирать. Довольно смертей. Она устала от них!

Франческа любила Ги не меньше Бельдана и нашла достойный выход из положения.

Стальные руки прижимали ее к себе, губы тянулись к ее губам. «Это только поцелуй. Всего лишь поцелуй. Ведь я уже не девочка. И не важно, что об этом поцелуе, который у дочери надменной графини Бланш так грубо сорвал безродный рыцарь, к утру узнают во всех палатках французской армии. Только бы гордыня и страсть заставили Мальвиля забыть о потайной двери. И пусть потом трубит на всех углах о своих любовных победах».

Бледная Франческа не шелохнулась, когда Мальвиль прощался с ней посредине двора.

– Мы еще увидимся, графиня, – прошептал он. – И наша встреча будет не такой краткой. Быть может, я сумею приехать на ярмарку в Сант-Урбано, и мы попляшем на карнавале.

Ее щеки вспыхнули, будто вся округа услышала о его намерении. И только когда лошадиные копыта прогрохотали по подъемному мосту и Мальвиль скрылся в узких деревенских улочках, она повернулась и бросилась прочь. В вестибюле стоял тяжелый аромат розового масла. Но Франческа его не заметила. Она едва успела забежать в гардеробную, как ее стошнило. И тошнило снова и снова.

Глава 6

После поцелуя Мальвиля Франческа решила держаться подальше от великого рыцаря Арнонкура: пусть себе думает все, что угодно. Если он и раньше сомневался, что она способна стать достойной женой его брату, то теперь наверняка укрепился в своем мнении. А ей легче десять раз оказаться в безднах ада, чем начинать оправдываться.

Но чем старательнее она гнала Бельдана из своей жизни, тем беспрепятственнее он в нее входил. Отъезд Мальвиля освободил его от необходимости тщательно прятаться, и теперь Бельведер и Франческа вполне ощущали его присутствие.

Наступило время роения пчел. Франческа возвращалась с пасеки с сеткой на лице и увидела Бельдана. Раздетый до пояса, он вдвоем с Кристиано помогал влюбленно глазеющим на него крестьянским мальчишкам восстанавливать старое ристалище.

– Как в собственной вотчине, – ворчала она, притворяясь, что не замечает его приветственного жеста.

Когда Франческа выглядывала из окна, он снова маячил перед ней. Метал с обнаженной грудью копье или забавлялся мечами с восторженным Филиппе.

А стоило ей утром отправиться в церковь, он уже стоял на коленях перед алтарем. В Большом зале от него тоже не было прохода: то он рылся в ворохе карт и манускриптов, то разговаривал с людьми.

Однажды, когда Франческа спешила в замок из внешнего сада, она заметила Бельдана на их семейном кладбище. Рыцарь стоял, понурив голову, и смотрел на могилы ее отца и братьев.

И даже Летиция, обычно практичная и славящаяся своим здравым смыслом, стала подпадать под его очарование. Как-то, сортируя зрелые сыры – что для замка, а что на продажу, она заявила:

– А он не такой солдафон, каким я его считала раньше.

– Не такой солдафон? – переспросила графиня. – Ты что, забыла рассказы беженцев о его зверствах? Он кондотьер. Командует армией наемников и зарабатывает на убийствах.

– На убийствах? – повторила Летиция. – А я считала, на том, что защищает Бельведер. Посмотрите, вот прекрасный пекоринский сыр. Куда его, графиня?

«По крайней мере, мать меня понимает, – с надеждой думала Франческа. – И всегда расскажет правду о рыцаре Арнонкуре».

Но Бланш не помогала ей с купаниями, которые сделались ежедневным ритуалом. Каждый вечер Франческа стучалась к Бельдану и переступала порог с таким выражением лица, словно входила во врата ада. Коротко кивала, крестилась на дальний угол и терпеливо ждала, когда потребуется ее помощь.

Но в тот вечер с побеленной стены ей игриво блеснуло новое зеркало, и Франческа машинально остановилась, чтобы взглянуть на свое отражение. А потом, как всегда, прищурилась, чтобы убедиться, возымел ли действие на веснушки настой из ворсянки и вербены.

– Хоть до дыр проскреби, все равно проступают, – проворчала она при виде покрасневшего носа.

За спиной раздался смешок. Щеки Франчески вспыхнули и сравнялись по цвету с носом.

– Смейтесь, Бельдан д'Арнонкур. Когда я найду секрет отбеливания кожи, многие дамы охотно откроют свои кошельки и Бельведер заработает уйму денег. К тому же, – мрачно добавила она, – невежливо попрекать даму ее изъяном. У меня такое чувство, что это зеркало повесили здесь не случайно.

– Надо же было как-то украсить стену, – спокойно отозвался рыцарь. – А смеяться мне полезно, чтобы скрасить боль от ран. Лучше скажите, леди Тщеславие, когда начинается ярмарка в Сант-Урбано?

– Естественно, на праздник Сант-Урбано. Значит, через семь дней.

Бельдан сделал вид, что не заметил ее колкости.

– И много ли собирается народу?

– Обычно много, если не подведет погода. – Франческа посмотрела в окно. – Это самая большая ярмарка пяти общин. Сюда попадают товары со всей Европы. Люди съезжаются издалека. Дело к зиме: если не купишь нужного сейчас, то не купишь до будущего года. Однажды торги продолжались даже во время сильного града – вот до чего дамам не терпелось приобрести свои пустячные забавы.

– А эти пустяки вам тоже нравятся?

Франческа почувствовала, что снова вспыхнула, и разозлилась на себя. За те недели, что здесь жили Арнонкуры, она краснела чаще, чем за пять лет отсутствия Ги.

– Я в первых рядах страждущих, – резко ответила она. – Деревенские старосты понимают значение ярмарки. И купцы тоже, раз решаются на опасное путешествие. Заморские яства и ленты нам не по карману. Они удел богатых торговцев и банкиров.

Бельдан быстро поднял глаза, ожидая увидеть на ее лице выражение зависти. Но оно хранило все то же слегка удивленное выжидательное выражение, как в день их первой встречи. Достойная дочь графини Бланш. Или это вызов ему?

– Но было же что-то, что вас действительно соблазнило?

– Помимо очередного зеркала? – парировала она и наморщила нос. – Да, безусловно. В прошлом году приезжал Флавио Тоста – торговец тканями. Он венецианец, но имеет кузена на севере, в Комо, а значит, и доступ к чудесным шелкам. Один был особенно красивый – переливчато-зеленый с золотой ниткой. Ничего подобного я раньше не видела.

– Зеленый с золотом, – повторил Бельдан. Франческа кивнула.

«Как ее глаза», – подумал рыцарь, но ни за что не произнес бы этого вслух.

– И что же?..

– Да ничего...

Они вопросительно посмотрели друг на друга. Бельдан опомнился первым и направился к ванне. Облегченно вздохнув, Франческа последовала за ним – они возвращались к привычной рутине: сарказму, купанию, молчанию. Самому трудному моменту дня, который оба стремились миновать как можно быстрее.

Но в тот вечер Бельдану как будто не хотелось мириться с отведенной ему ролью, он словно решил раздвинуть ее рамки. Сначала Франческа ощутила это нутром, но вскоре убедилась, что не ошиблась – когда он схватил ее за руку.

– Что это за кольцо? – Бельдан поднес ее кисть к свече. – Тяжеловато для такого изящного пальчика. Уж не залог ли тайной помолвки? Снимите, дайте посмотреть.

Франческа отдернула руку.

– Я никогда его не снимаю. Это кольцо моего отца. Теперь оно принадлежит брату. И я храню его для Оливера.

– Ах, Оливер! Прекрасно помню. Кто бы мог подумать, что в живых останется он один.

У Франчески перехватило дыхание. Неужели Бельдан надеялся, что она станет обсуждать с ним мертвых? Она не говорила о них ни с матерью, ни со слугами, ни с Легацией, ни с падре Гаской. У всех хватало душевного такта.

А Бельдан продолжал без какого-либо намека на насмешку:

– Когда-нибудь вы должны мне о них рассказать, хотя я знаю, как это трудно. – И прежде чем графиня успела побороть шок от проявления такого понимания, вернулся к прежнему тону. – Ваша матушка все еще хворает? Позвольте... сейчас вспомню... Мы здесь три недели, а я ее ни разу не видел. Надеюсь, ее болезнь не опасна?

В ответ на его иронию Франческа присела в реверансе.