Франческа заодно с кардиналом Конти.

Бельдан с силой ударил кулаком по мокрому камню стены. Он не думал, что у него еще сохранилось столько сил. Но тут же сказал себе, что гнев бессмыслен. Единственное, что осталось в жизни, – это его долг. И с удовлетворением подумал, что свой долг он всегда честно выполнял.

Рука скользнула к полу и внезапно нащупала предмет, которого раньше не было в темнице. Он подобрал заинтересовавшую его вещь, поднес к коптившему тусклому фонарю и не поверил глазам. На ладони лежал перстень Дуччи-Монтальдо. Перстень Оливера, который Франческа поклялась не снимать с пальца до возвращения брата.

И вот сняла и почему-то оставила ему.

Когда они подъезжали к монастырским воротам, Ги едва держался в седле и почти не мог управлять конем. Франческа настолько беспокоилась о Бельдане и была так взбешена, что с удовольствием выцарапала бы ему глаза, а потом свалила бы вину на цыган. Сам Ги наверняка бы не понял, кто его обидчик. Он был настолько пьян, что, по совести, его следовало бы оставить в монастырских стенах. Однако Франческа помнила, в каких условиях находился Бельдан, и ее совесть молчала.

Пусть добирается домой как хочет. В конце концов, он каждый день ездит по римским закоулкам без эскорта, с одними фонарщиками. И гордится этим. Полагает, что близость к кардиналу спасает от всех напастей. И ни один вор, который дорожит своей головой, не осмелится тронуть его. «Другое дело – Бельдан, – думала Франческа. – Им управляет не страх, а слово и честь».

– До свидания, Ги, – проговорила она, не обращая внимания на его бормотание, и повернула в воротах ключ. Лошадь тихонько направилась во двор. А там, похоже, ее уже ждал конюх. Франческа обрадовалась и тут же подумала, что, так как час поздний, слуге причитается лишняя монета.

– Графиня! – Она бы закричала, если бы рот ей не зажала огромная ладонь и в ухо не прогудел властный шепот: – Это я, Кристиано. Я получил ваше письмо и сразу бросился к вам.

Франческа чуть не зарыдала от радости и, как только получила свободу, кинулась обнимать гиганта – какое счастье видеть старого друга, а не окружавших ее врагов!

– Кристиано! – По ее щекам покатились слезы. – Я его сегодня видела. Ужасно! Безнадежно!

– Вы правы. Надежды мало, – проговорил великан, когда она закончила рассказ. – Золотое войско в Рим не приведешь – Конти это знает. Для быстрого маневра улицы слишком узкие. Он успеет перевести сира в другое место. Нападение тоже не годится. Допустим, сегодня там двое, но, бьюсь об заклад, в день суда к сиру приставят большую охрану из опытных бойцов. Остается дорога на холм. Но она день и ночь запружена верными кардиналу людьми, которые связывают с Конти свое будущее. Огромная сила, если задуматься.

– Что же нам делать? – растерялась Франческа.

– Мы отправимся на суд. Вы открыто, я замаскировавшись. Скорее всего под извозчика. – Кристиано улыбнулся, вспомнив, как они ехали во Флоренцию. Казалось, это было тысячу лет назад. – У нас будет день, от силы два. Не обольщайтесь, что инквизиция будет судить Арнонкура, как первых тамплиеров, годами. Если кардинал хочет расправиться с Золотым войском, а богатства сира прибрать к своим рукам, он поджарит лорда Бельдана до конца следующей недели.

Франческа вздрогнула и снова не смогла сдержать слез.

– Ну будет, будет. – Кристиано похлопал Франческу по руке; впервые она его не раздражала. – Вы сделали все, как надо. Даже лучше, чем надо. У нас еще есть время. Я должен все осмотреть: холм, монастырь. И постараться увидеть как можно больше. Так учил меня сир: изучай, подмечай любую мелочь и не торопи события. Решение найдется само собой. И найдется в должное время. Нечего заранее думать о поражении.

Они поднялись с укромной скамейки, и Кристиано туже подвязал на поясе меч.

– Куда ты? – В голосе Франчески послышался испуг. Она только сейчас поняла, насколько ей было одиноко.

Великан запахнул плащ.

– В город. Поищу ночлег.

– Я найду тебе пристанище здесь, – тут же сообразила графиня. – Есть одно укромное, безопасное место. Настоятельница показала мне его именно сегодня.

Глава 25

На середине зеленого склона, который полого поднимался от равнины к папской крепости Кастель-Санта-Анджело, установили столб, а под ним набросали хвороста, и это не оставляло ни малейших сомнений в исходе суда над Бельданом. Франческа поежилась и поспешила влиться в толпу, которая направлялась к деревянным воротам замка. Она получше укуталась плащом и надвинула на лоб капюшон, спасаясь от пронизывающего зимнего ветра.

Проталкиваясь сквозь людской поток, Франческа услышала сзади:

– Ни за что бы не пропустил сегодняшнего представления. Когда еще увидишь, как поджаривают такую важную шишку, как сир Арнонкур?

Спутник говорившего одобрительно заржал. Франческа пробилась к ближайшему стражнику.

– Я графиня Дуччи-Монтальдо. Его преосвященство кардинал Конти оставил мне место.

Хмурое лицо стражника моментально расплылось в подобострастной улыбке.

– Пожалуйте за мной, графиня.

Он провел ее в набитый людьми зал. Большинство зрителей радовались, что им нашлось место, где стоять. Ей же приготовили обшитый красным бархатом стул. Франческа отметила, что он был поставлен особым образом – прямо напротив инквизиторов-доминиканцев в черных сутанах. Они уже сидели за столом и перелистывали бумаги. Ги не было видно, и Франческа с презрением подумала, что он струсил – предал брата в обмен на обещание чечевичной похлебки в виде княжества, но не решился встретиться с ним лицом к лицу на суде. «Мразь», – подумала она о бывшем возлюбленном. Но предаваться гневу времени не было. Франческа видела, что за стенами приготовлен костер, и понимала, как дорога каждая минута. Графиня снова огляделась.

Кристиано она не заметила. Зато Бельдана уже привели и поместили спиной к зрителям между залом и судьями. Блистательный Конти приветствовал Франческу со своего возвышения, а сидящий рядом Мальвиль взглянул на нее и улыбнулся дьявольской улыбкой. И Франческа вспомнила то, что ее мучило все последние дни: небольшая загвоздка, которая могла сорвать весь план.

Мальвиль видел ее с Беллой в хижине неподалеку от Ареццо, следовательно, знал, что она приехала не из Флоренции, как заявила кардиналу. Он был известен» своей дотошностью и мог разнюхать, что графиня заезжала в лагерь Золотого войска, причем зная о предательстве Ги. Если он сообщит о своих подозрениях Конти...

«Об этом нельзя думать! Все мысли должны быть направлены на то, как спасти Бельдана!»

Франческа с каменным лицом слушала свидетельские показания и все время чувствовала на себе взгляд кардинала. И от лжи, которая срывалась с купленных языков, ее все сильнее охватывал страх. Один старый враль даже поклялся, что «видел вот этими самыми глазами», как Арнонкур перерезал новорожденному горло и пил его кровь.

Она боялась, что сорвется и разрыдается. И некстати вспомнила, как ласково обращался Бельдан со своими пажами, как играл в Бельведере на поле для ристалищ с обожавшим его Филиппе Как любил своего брата, когда тот был еще мальчишкой, а он уже великим лордом. Как горевал об умершем ребенке Анны и с какой радостью мечтал об их детях. Было немыслимо, чтобы он мог обидеть малыша. Франческе захотелось закричать, опровергнуть ложь.

Но Бельдан держался спокойно, смотрел прямо на судей и не отвечал на обвинения.

Несмотря на холодную погоду, в зале становилось все жарче. Зрители, которые утром пришли явно в игривом настроении, начинали уставать и прислонялись к каменным стенам. Старший инквизитор то и дело поглядывал на кардинала, надеясь, что тот объявит перерыв, но Конти молчал, и часы тянулись бесконечной чередой. Выступали все новые свидетели. Франческа никого из них не знала и подозревала, что они видели Арнонкура не больше одного раза. Французские солдаты, прачки, крестьяне, мимо чьих полей проходила армия Бельдана, но ни одного воина из Золотого войска, ни одного слуги из его дома.

А когда солнце стало клониться к закату, а желудки зрителей протестовать против несправедливого забвения привычного обеда, кто-то громко выкрикнул: «Защита!», и Франческа увидела, как вперед то ли вытолкали, то ли вытащили Якопо Москато.

– Ваше имя? – спросил елейным голосом инквизитор и улыбнулся.

– Якопо Москато, – пробормотал врач и повторил громче: – Я – Якопо Москато.

– Место рождения?

– Ареццо в Тоскане. Но мои родители с севера, точнее, из Модены. – Даже в этих жутких обстоятельствах добрейший лекарь старался быть предупредительным.

– Вероисповедание?

– Иудей.

– Профессия?

– Врач.

Франческа обрадовалась, что Якопо оказался сообразительным и на этом судилище не сказал «врач и алхимик».

– Вы знаете обвиняемого?

– Хорошо знаю, – прошептал Москато и, спохватившись, повторил на весь зал: – Я знаю и уважаю сира д’Арнонкура.

– В таком случае вы должны знать, что он занимался алхимией и запрещенной магией.

Франческа понимала, что несчастного доктора пытали и обещали снова пытать, если он осмелится сказать не то, чего от него ждут. Но, несмотря на то что его руки дрожали и голос срывался, Якопо твердо стоял на своем.

– Сир – добрый человек. Он бережет своих людей. И пользуется знаниями, чтобы лечить больных. Он никогда не знался с дьяволом.

Затем вышла Белла. Похоже, она выздоровела, но, судя по распущенным рыжим волосам, явно не бросила своего занятия. Ее голос в защиту Бельдана оказался последним.

– Ваше преосвященство? – повернулся к кардиналу старший инквизитор, когда ее слова стихли. Если поспешить, можно успеть управиться до ужина.

Конти медленно поднялся с резного трона и посмотрел на Бельдана.

– Вы хотите что-нибудь сказать в свою защиту?

Ни звука в ответ.

– В таком случае, – ласково проговорил он, – я приговариваю вас к сожжению на костре. – Кардинал не сводил взгляда со своей жертвы. – Казнь назначаю на завтрашнее утро. После смерти тело четвертуют и развесят на четырех главных воротах Рима в назидание людям, чтобы знали: пособники дьявола понесут наказание не только в жизни загробной, но и в жизни земной. Да смилостивится Господь над вашей заблудшей душой.