Наблюдая за ним, Кресси спросила вежливо:

― Вы сердитесь, сэр?

Он сумрачно посмотрел на нее, но встретив ее взгляд, засмеялся:

― Нет, совсем нет!

― Немного беспокоитесь?

― Да, ― признался он. ― По причине, которую я не могу в настоящий момент открыть вам. Прошу вас, потерпите!

― Ну, конечно! ― Она прошла рядом с ним несколько шагов. ― Так вы хотели сказать мне что-то важное, когда попросили меня пойти с вами в сад?

― Нет ― то есть, я должен рассказать вам о многом очень важном, но не сейчас! ― Он внезапно замолчал, с особой ясностью представив себе всю бедственность своего положения. Он был в замешательстве, испытывая непреодолимое желание раскрыть Кресси правду, но сделать это при существующих обстоятельствах и не будучи уверенным в ее чувствах означало бы поставить в тяжелое положение не только самого себя, но также и Ивлина.

Он видел, что она по непонятной для него причине оказывает ему предпочтение перед его братом, однако своих достоинств не преувеличивал. Ему казалось, что по всем качествам, необходимым для покорения женских сердец, не говоря уже о положении и состоянии, Ивлин превосходит его. С самого начала, когда он согласился исполнять роль Ивлина в тот роковой вечер, ему было ясно, что Кресси равнодушна к его брату. Ни при каких других обстоятельствах он не прибегнул бы к подобному обману. Соглашаясь выйти замуж по расчету, Кресси выразила готовность принять предложение, которое высший свет считал блестящим. С точки зрения Кита, это было благоразумно: невозможно иметь все в этом несовершенном мире, и если уж ты лишена наилучшего, безрассудно отказываться от предложения, сулящего спокойствие и положение в обществе. Чувствуя себя влюбленным в Кресси, Кит считал невероятным, чтобы девушка, по всей видимости, нечувствительная к обаянию Ивлина, ответила взаимностью ему. Он определенно ей нравится, но требуется нечто большее, чем простая симпатия, чтобы преодолеть отвращение, которое, скорее всего, вызовет у нее признание в этом возмутительном обмане. Ему и в голову не могло прийти, что ей не надо об этом рассказывать. Он был полон решительности открыть ей правду, как только позволят обстоятельства, причем с ведома Ивлина, и тогда, когда Кресси уже не будет гостьей Рейвенхерста. Он ничуть не удивился бы, если Кресси, узнав об обмане, рассказала бы все бабушке и немедленно покинула бы Рейвенхерст, оставив в стороне свои собственные планы. Кит подумал, что окажет Ивлину медвежью услугу. Если гости разъедутся так внезапно, это вызовет пересуды и домыслы, и хотя маловероятно, что члены семейства Стейвли захотят обнародовать эту историю, на сдержанность слуг надеяться невозможно. Если бы хоть один человек в Рейвенхерсте заподозрил истину, скандальная сплетня, возможно, искаженная до неузнаваемости, распространилась бы со скоростью лесного пожара. Лучше всего было бы предоставить Ивлину самому выпутываться из этой ситуации, которая оказалась гораздо более трудной и неприятной, чем предполагалось. Кит и не думал добиваться взаимности и руки Кресси, однако его преданность брату не заходила настолько далеко, чтобы помогать тому вступить в выгодный брак с девушкой, которую он сам любит. Разумеется, Ивлин и не стал бы требовать этого, но он вправе был ожидать ― если можно так сказать о живущей в каждом из них неколебимой вере друг в друга ― что его брат сможет выдержать любое неприятное положение.

Голос Кресси нарушил его размышления, она сообщила, что прибывшие с утренней почтой лондонские газеты вывели из равновесия одного из гостей. Она говорила очень серьезно, однако он не был захвачен врасплох и ответил быстро:

― Не томите меня! Скажите мне самое худшее! Ее губы дрогнули.

― Дело серьезное, предупреждаю вас! Ваш дядя увидел в «Газетт» и «Морнинг Пост» заметки о том, что ваша мама покинула Лондон и поехала в Рейвенхерст-Парк, а это выбило его из колеи!

Он знал, что леди Денвилл посылала это сообщение в две газеты, которые имели наибольшие шансы попасться на глаза Ивлину, но каким образом это затрагивает Космо, он не имел никакого представления. В ответ на его немой вопрос Кресси сказала, укоризненно и решительно сверкая глазами:

― Вероятно, крестная сочла уместным упомянуть, что она пригласила в Рейвенхерст гостей, среди них…

― Почтенный Космо и миссис Клифф, и Эмброуз Клифф, и всех их хозяйка предпочла бы видеть где-нибудь в другом месте!

― По всей видимости, он считает, что заметка должна была быть составлена иначе, ― сказала она задумчиво.

Он засмеялся.

― Думаю, что вы правы! Он почувствовал какое-то пренебрежение, не так ли? Но почему, черт побери, это так важно для него? Не думаете ли вы, что его самолюбие задето этой заметкой?

― Я думаю, это потому, что он младший сын в семье.

― Нет, не из-за этого! ― воскликнул он, оскорбленный.

Она посмотрела на него, размышляя.

― Младший сын ревнует старшего к его положению, а сам он ничего собой не представляет, ― исправилась она.

К этому времени Кит взял себя в руки и сказал просто:

― Нет, это происходит из-за капризного нрава и избытка самомнения.

Она ответила, что он слишком суров, и легко перешла к разговору на нейтральную тему. Они оживленно болтали, пока Кресси, услышав бой часов, не вспомнила об обещании, данном хозяйке, и почувствовала угрызения совести, оттого что заставила себя ждать, по крайней мере, двадцать минут. Она ужаснулась и, несмотря на утверждения Кита, что его мать, наверняка давно забыла о своих прежних планах, настояла на поспешном возвращении домой. Кит пошел с ней, предложив ей пари, что его мать окажется в своей гостиной. Она оказалась именно там, и в голове у нее не было даже мысли о приглашениях. Она стояла перед позолоченным зеркалом, висевшим над камином, с очевидным неодобрением разглядывая собственное отражение. Разбросанные по полу измятые куски оберточной бумаги, открытая шкатулка на столе и ожерелье из прекрасных топазов филигранной работы рядом с ней указывали на то, что она получила из Лондона ценную посылку, посланную, быть может, за умеренную плату с ньюхейвенской почтовой каретой, но скорее всего, как думал Кит, доставленную специальным курьером за большие деньги.

Непонятно было, почему леди Денвилл не удовлетворена своим видом ― на ней было платье темно-золотистого цвета, очень гармонирующее по цвету с ее волосами, поверх него туника из светлого муслина ― все это было ей весьма к лицу и выглядела она очень эффектно. Однако она быстро объяснила, что случилось.

― Ну, какая досада! ― обратилась она к ним. ― Я купила эти ужасные бусы, поскольку мне показалось, что они как раз подходят к этому платью, и даже нанизала их заново на нить точно такой длины, которая мне, была нужна, а теперь они мне разонравились! Теперь они кажутся мне ужасными!

― О, нет, нет! ― воскликнула Кресси. ― Такой прекрасный чистый янтарь! Как вы можете называть их ужасными, мэм? Вы выглядите очаровательно!

― Нет, Кресси, я не выгляжу очаровательно! ― сказала ее светлость твердо. ― Я не знаю, в чем тут дело, да это и не важно, дорогая, но что-то есть в этих бусах такое, что производит впечатление попытки скрыть нищету. Если я надену их, даже Эмма решит, что я купила готовое платье в галерее Кранбурн.

Сама эта мысль казалась абсурдной, но ни Кит, ни Кресси не рискнули высказать этого вслух. Кит, взяв ожерелье из топазов, спросил с замиранием сердца, купила ли она его одновременно с янтарными бусами.

― О нет, дорогой! Я купила его намного раньше! ― ответила она, на короткое время воспрянув духом. ― Несколько недель тому назад, когда я выбирала шелк для этого платья! Но ты, может, видишь сам, что камни выглядят безвкусно, если их надеть с желтым платьем этого оттенка. Я подозревала это, но колье было так прекрасно, что я все-таки купила его. Если бы у меня были подходящие серьги, я могла бы носить его с бледно-желтым вечерним платьем, правда? Но эти янтарные бусы я не хочу надевать!

― Конечно, нет! ― сказал Кит. ― Отошли их обратно ювелиру!

Она подумала, но не согласилась.

― Нет, у меня есть предложение получше! Я отдам его твоей кузине Кэт Я думаю, ты помнишь ее: она вторая дочь Бейверстока, бедняжка никогда не имела ничего хорошего, потому что эта ужасная тетя Амелия гроша лишнего на нее не истратит, пока не поймает мужа для Мэри ― а я не думаю, что ей это когда-нибудь удастся, ведь та уродина и выезжает уже три сезона. ― Она расстегнула янтарные бусы, отложила их в сторону и, ослепительно улыбаясь, сказала:

― Итак, в конце концов, все оказалось к лучшему, и мне придется носить мой жемчуг, пока я не найду именно то, что мне нужно! У вас ко мне какое-нибудь дело, мои дорогие?

― Что я тебе говорил? ― спросил Кит, посмеиваясь над Кресси. ― Нет, мама. Кресси думала, что ты хочешь, чтобы она помогла тебе рассылать приглашения.

― Я знала, что должна что-то сделать сегодня утром! ― сказала ее светлость, любуясь собственной забывчивостью. ― О мой мальчик, какая это тоска! Я не понимаю, почему я не привезла с собой миссис Вудбери, то есть я, конечно, знала, что буду с ней здесь делать, ведь не будет же она обедать в комнате для прислуги, и все же… Однако она замечательная личность, пишет все приглашения и отвечает на письма и никогда не забывает напомнить мне о том, что я должна сделать!

В глазах Кресси запрыгали искры, и она сказал:

― Не волнуйтесь, мэм! Дайте мне указания, и я буду не хуже нее выполнять обязанности секретарши! Вы составили список людей, которых хотите пригласить?

― Да, составила! Не могу сказать, что я хотела бы пригласить всех их, потому что открытый прием ― это самая утомительная вещь, какую только можно вообразить! Однако было бы очень невежливо не устраивать его, поэтому мы должны постараться, чтобы он прошел как можно лучше. Дорогая Кресси, как замечательно, что ты мне напомнила, чтобы я составила этот список! Нужно только вспомнить, куда я положила его, а дальше заставлять тебя делать все. Ты только поможешь мне! Куда все-таки я положила этот список? Лишь бы в надежное место ― иначе ни за что не отыщешь! Дорогой К… конечно, Ивлин! ― исправилась она, не теряя уверенности, ― если у тебя нет срочных дел, ты тоже можешь отправить несколько приглашений!