По возвращении из Оксфорда они не много времени проводили друг с другом. В их семье было обычаем, чтобы младший сын избирал политическую карьеру, и Кит поступил на дипломатическую службу под покровительство своего дяди Генри Фэнкота, который за успехи на дипломатическом поприще только что получил титул барона. Кита послали сначала в Константинополь; однако, поскольку его назначение на должность младшего секретаря совпало с мирным периодом в истории Турции, он вскоре вознамерился убедить своего отца купить ему пару цветных лент; и даже постарался ― с оптимизмом человека, не достигшего совершеннолетия, ― убедить его светлость в том, что ошибся в выборе своей профессии.

В Европе в это время происходили бурные события; и горячей молодежи, посвятившей себя служению стране, казалось невыносимым прозябать в тихой заводи. К счастью, покойный граф был не самым упорным из родителей, и Кита перевели в Санкт-Петербург до того, как скука первого назначения побудила его к мятежу. Если началу дипломатической карьеры он был обязан своему дяде, то отец был ответственным за второй шаг: лорд Денвилл был твердым, однако его искренняя привязанность к Киту не позволила твердости перерасти в черствость. Здоровье его было подорвано, и в течение нескольких лет его участие в политике было невелико. Однако он сохранил связи и нескольких хороших друзей в администрации.

В конце 1813 года Кита послали в штаб генерала Кэткарта, и после этого у него не было ни времени, ни повода жаловаться на скуку. Кэткарт был не только посланником при царе, но также британским военным комиссаром, прикомандированным к армии, и в его свите Киту довелось повидать большую часть успешной кампании 1814 года. Что касается Кэткарта, он принял молодого человека без энтузиазма и уделял бы ему не больше внимания, чем любому из своих секретарей, если бы Кит не подружился с его сыном. Джордж Кэткарт, молодой лейтенант 6-го гвардейского драгунского полка, служил в качестве военного адъютанта своего Отца. Он много времени проводил, развозя почту английским офицерам, прикомандированным к русской армии, однако всякий раз возвращаясь в штаб-квартиру, он сразу же разыскивал своего единственного сверстника в посольстве. Кит, таким образом, неизбежно попадал на глаза его светлости и вскоре снискал его расположение. Кэткарт считал его симпатичным малым, отзывчивым, с приятными манерами: как раз тот тип благовоспитанного юноши, чьи качества бесценны для переутомленного почтенного дипломата, обязанного устраивать пышные приемы. Кит был тактичен и ловок, и при всей своей обаятельной беззаботности обладал подсознательным тактом. Когда его светлость поехал в Вену на конгресс, он взял с собой Кита. И Кит там остался. Отнесясь к нему с безразличным равнодушием ради дяди-барона, лорд Кастлерей представил его вновь назначенному послу. Кит пришелся по душе лорду Стюарту, которого на конгрессе непочтительно называли лордом Пумперниккеллем[1]. И хотя его огорчила разлука с Кэткартом, он был доволен, что не вернется в Санкт-Петербург после окончания войны. К тому времени он уже не завидовал судьбе Джорджа Кэткарта, который был назначен в штаб Веллингтона, когда тот находился при Ватерлоо. Кит настолько увлекся запутанной мировой политикой, что Санкт-Петербург казался ему столь же отдаленным от центров, где вершились судьбы мира, как и Константинополь.

В последние два года он дважды встречался с Ивлином за границей, а в Англию заехал лишь один раз, на похороны отца: ранней осенью 1816 гола лорд Денвилл внезапно умер. С этого времени, примерно пятнадцать месяцев, леди Денвилл не видела своего младшего сына. Сначала она подумала, что он совсем не изменился и сказала ему об этом. Затем она исправилась и сказала:

― Нет; это глупо! Ты выглядишь старше, конечно! Видишь ли, дело в том, что Ивлин тоже повзрослел, и я к этому привыкла. Ты по-прежнему похож на него, как две капли воды. Дорогой, мне хотелось бы, чтобы ты рассказал, как случилось, что ты так внезапно появился? Ты приехал с депешей? Ты курьер?

― Нет, ― ответил он серьезно. ― Я приехал, чтобы заняться своими неотложными личными делами.

― Боже мой, Кит, я никогда не знала, что у тебя есть такие дела! ― воскликнула она. ― Ты шутишь!

― Да, у меня действительно есть неотложные личные дела! ― запротестовал он. ― На самом деле я стал состоятельным человеком: ты можешь назвать меня толстозадой важной персоной.

― Я не могу называть тебя так вульгарно! Кроме того, это не правда!

― Почему ты так говоришь, если мой крестный отец был настолько любезен, что оставил мне свое состояние! ― ответил он укоризненно.

― А, ты это имеешь в виду? Но это не состояние, Кит! Мне бы хотелось, чтобы это было состоянием. Должна признаться: я тоже так думала, поскольку о мистере Бембридже всегда говорили, что он оставит неплохое наследство, но это оказалось не так, и он обладал лишь тем, что Адлстроп, отвратительное создание, называл достатком. Бедный! Я полагаю ― это не его вина, так что ты не должен упрекать его за это!

― Я и не упрекаю! Очень неплохой достаток, мама!

― Достаток, ― заявила ее светлость уверенно, ― нельзя называть неплохим! Ты говоришь, как Адлстроп, а я не хочу, чтобы ты это делал!

Кит знал, что человек, ведающий делами семьи, никогда не пользовался благосклонностью его матери, но эти раздраженные слова в его адрес, по-видимому, требовали объяснения.

― Что сделал Адлстроп, чтобы вызвать твое раздражение, мама? ― спросил он.

― Адлстроп… О, не будем говорить о нем! Такой скряга и такой злобный! Зачем я вспоминаю о нем! Разве потому, что, когда мистер Бембридж умер, он сказал мне, что тебе не нужно приезжать домой, так как нет никакого наследства, о котором нужно хлопотать. Только эти отвратительные ценные бумаги! И умоляю, не спорь, Кит, потому что ты иногда говорить бессмыслицу! Я вполне понимаю, что они священны, но я, со своей стороны, никогда не вложила бы деньги во что-нибудь столь глупое!

― Конечно, ты бы не стала этого делать! ― согласился Кит. ― Деньги никогда не задерживаются в твоем кошельке настолько долго, чтобы успеть вложить их во что-нибудь.

Она немного подумала, затем вздохнула и сказала:

― Да, это правда! И это крайне неприятно. Я часто пытаюсь экономить, однако, по-видимому, я не способна на это. Все Клиффы такие. Ужасная вещь, Кит, эта привычка к расточительству!

Он громко захохотал, однако, она сказала серьезно:

― Однажды я купила дешевое платье, поскольку папа не пожелал оплатить один из векселей; однако оно оказалось столь ужасным, что я вынуждена была отдать его Римптон, ни разу не надев. А когда я распоряжалась приготовить экономный ужин, папа вставал из-за стола и отправлялся прямо в Кларендон, самый дорогой отель в Лондоне! Да, ты можешь смеяться, но у тебя нет опыта в таких делах. Уверяю тебя, как только ты решишься экономить, то обнаружишь, что тратишь намного больше, чем раньше.

― Нет, неужели? Может быть, я лучше немедленно продам все ценные бумаги и начну транжирить деньги!

― Абсурд! Я прекрасно знаю, что ты не для этого вернулся домой! Но для чего, дорогой? Я убеждена, что не из-за отвратительных дел, не пытайся обманывать меня!

― Да, не совсем, ― согласился он. Он заколебался, покраснев немного, а затем сказал, отвечая на ее вопросительный взгляд:

― По правде говоря, у меня в голове засела мысль, ― глупая, признаюсь, но я не могу отделаться от нее, ― что у Ивлина какие-то неприятности или, возможно, какие-то хлопоты, и, может быть, я ему нужен. И я воспользовался моими наследственными делами, чтобы получить отпуск. Теперь докажи мне, что я фантазер! Хотелось бы посмотреть, удастся ли тебе это!

Вместо этого она сказала изумленно:

― У тебя и сейчас бывают такие предчувствия? Как будто недостаточно своих собственных забот!

― Я знаю, что это не фантазии. Что происходит, мама?

― О, ничего. Кит! То есть ничего, что ты смог бы исправить и ничего вообще, если Ивлин вернется завтра ― Вернется? Где он?

― Я не знаю! ― призналась она. ― Никто не знает!

Он смотрел удивленно и в то же время недоверчиво. Затем вспомнил, что, когда она увидела его и приняла за Ивлина, в ее голосе звучало странное облегчение. Она не была беспокойной матерью; даже когда он и Ивлин были детьми, их отсутствие не нарушало ее безмятежности; а уж когда они выросли и не возвращались ночью домой, она всякий раз убеждала себя, что попросту забыла об их просьбе не искать их в течение одного или двух дней, и не беспокоилась. Он сказал шутливо:

― Сбежал тайком, не так ли? Почему это так сильно беспокоит тебя, мама? Ты ведь знаешь, каков Ивлин?

― Да, я полагаю, в любое другое время я бы даже и не заметила его отсутствия. Однако он заверил меня, когда покидал Лондон, что возвратится через неделю, а его нет уже десять дней!

― И что?

― Ты не понимаешь. Кит! Все зависит от его возвращения! Завтра у него обед на Маунд-Стрит, и он должен быть представлен старой леди Стейвли! Она специально приехала из Беркшира, чтобы с ним познакомиться. Будет ужасно, если он не приедет! Мы окажемся в дурацком положении, так как она, ты знаешь, жутко чопорна, и, по словам Стейвли, ей это все заранее не нравится.

― Что не нравится? ― прервал Кит, совершенно сбитый с толку. ― Кто она и какого черта она хочет познакомиться с Ивлином?

― О дорогой, разве Ивлин не говорил тебе? Да, видимо, письмо могло до тебя не дойти. Дело в том, что он сделал предложение мисс Стейвли; и хотя Стейвли был очень доволен, а сама Кресси вполне благосклонна, все зависит от старой леди Стейвли. Ты должен знать, что лорд Стейвли испытывает нелепый страх перед ней и может дать обратный ход, если только она посмотрит неодобрительно на этот брак. Он до смерти боится, что она может оставить свое состояние его брату. Я должна сказать, Кит, я почти радуюсь, что у меня нет состояния. Как бы я могла вынести, если бы моих сыновей бросало в дрожь от одной мысли обо мне?