Переехав к Нелли, свою однушку Влада сдала жильцам: и квартира не пустует, и доход идёт. В стаканчике в ванной появилась третья зубная щётка, на крючке повисло третье полотенце, а в шкафу стало больше вещей. Теперь обувь Нелли уютно соседствовала с обувью Влады, а её плечи после вечернего душа блаженствовали под разминающим нажимом любимых рук. На работе она, впрочем, о событиях в личной жизни не распространялась, но коллеги заметили, что Нелли прямо-таки расцвела и «светится изнутри». На расспросы «женсовета» кафедры она отвечала уклончиво, отшучивалась; единственным человеком, которому она могла открыться без опаски, был, как ни странно, мужчина — молодой преподаватель истории языка Андрей Викторович. Странным, впрочем, это могло показаться только на первый взгляд. Напрасно девушки-студентки вздыхали и строили глазки красивому молодому человеку с густой светло-русой шевелюрой и большими голубыми глазами: женский пол не интересовал Андрея совсем. Лишь глаз Нелли, знавшей о нём правду, мог подметить, что с парнями Андрей общался охотнее, весь таял и смягчался, если с ним заговаривал симпатичный студент. Однажды, зайдя в университетскую библиотеку, она стала свидетельницей забавной картины: Андрей, обложившись стопкой книг, в окружении сразу четырёх студентов мурлыкал на тему великого сдвига гласных, и невооружённым глазом было видно, как приятно ему мужское общество. В коридоре Нелли дружески поймала его под руку и шепнула:

— Андрюша, палишься. Ты среди этих ребят так щебетал, так щебетал… только что стриптиз не исполнил. Про дифтонги им вещаешь, а сам глазками — и так, и эдак. Ты бы, того… поосторожнее. Молодёжь нынче просвещённая, живо про твою ориентацию просекут.

Андрей выкатил и возвёл глаза к потолку, на его щеках вспрыгнули смешливые ямочки.

— Блин, в натуре, что ли, чуть не спалился? Кошмар…

Впрочем, Нелли заметила ему это, скорее, шутки ради: не очень-то он и «шифровался», просто старался не подчёркивать своих предпочтений. Работа — отдельно, личная жизнь — отдельно. Тот же принцип соблюдала и Нелли, хотя очаровательных студенток на факультете было как цветов в цветнике. Встречались, впрочем, среди них и девушки, придерживавшиеся стиля унисекс, а несколько — даже подчёркнуто неженственных, этаких юных бучей. Одна из них, Ира Скороходова, училась на втором курсе, в подгруппе, где Нелли вела практику устной и письменной речи. Носить она предпочитала брюки военного фасона, чёрные либо камуфляжной расцветки, щеголяла пирсингом на брови и в нижней губе, а её мальчишеская стрижка пестрела мелированными прядями вперемешку с красными, что в сочетании с тёмными корнями смотрелось слегка безумно. Ира была счастливой обладательницей утончённых черт лица, которых не портила даже обильная россыпь веснушек, и косметика ей, в общем-то, даже и не требовалась: юность и цветущая свежесть не нуждалась в слое «штукатурки». Разговаривала она всегда чуть насмешливо, с иронической кислинкой в голосе, за словом в карман не лезла, и её острого языка побаивались не только девочки, но и парни. Училась Ира неровно и не слишком прилежно: при своих незаурядных способностях к языку нередко прогуливала пары, письменные домашние задания делала на переменах — что называется, на коленке, а устные ответы успешно давала без особой подготовки. Когда остальные студенты пыхтели над зубрёжкой и поглощали пачками глицин, она с лёгкостью запоминала материал, пробежав его глазами единожды, и это помогало ей учиться не напрягаясь.

Уже с первых пар «гей-радар» Нелли пискнул по направлению к Ире, и, присматриваясь к мелочам в дальнейшем, она убеждалась в своей правоте всё больше, а потом стала то и дело замечать на себе жгуче-пристальный, странный взгляд девушки. Улыбалась Ира редко, а когда смотрела на свою преподавательницу, её лицо и вовсе каменело. Каждый устный ответ этой студентки был для Нелли чреват острыми ощущениями: не сводя с неё мрачноватой, пожирающей тьмы своих зрачков, Ира безупречно чеканила английские слова и, как Нелли казалось, нарочно налегала на американский вариант произношения, хотя в преподавании делался упор на британский.

Погожим майским днём, проведя все свои пары, Нелли вышла за чугунную ограду, но не пошла на остановку автобуса, а неторопливо зашагала по тротуару, щурясь от тёплых игольчатых лучей солнца. В городе царила сушь, ветер поднимал клубы пыли, гнал по асфальту мусор и трепал полы расстёгнутого плаща Нелли; дойдя до первого светофора, она услышала знакомый ироничный голос:

— Что-то вы сегодня одиннадцатым маршрутом, Нелли Вячеславовна.

С ней поравнялась Ира, небрежно неся рюкзак на одном плече. Нелли с натугой извлекла из своих разморённых солнцем извилин значение этого выражения — «одиннадцатый маршрут».

— Да, пешочком решила прогуляться… В пару магазинов по дороге заскочить надо, — ответила она.

К блеску пирсинга присоединились прохладные искорки в глубине тёмных глаз Иры.

— Давайте, поднесу ваш портфель, — предложила девушка.

— Что вы, не стоит, — вежливо отказалась Нелли, хотя вес книг, взятых из библиотеки, оттягивал ей руку.

— Да ладно, мне всё равно делать нечего — гулять идти собиралась, — усмехнулась Ира.

Портфель стал легче — это рука девушки крепко взялась за его ручку и подняла.

— Спасибо, — улыбнулась Нелли. И, чтобы отыграться за своё смущение, спросила: — Ирина, почему вас не было на предыдущих моих парах, во вторник и четверг?

Но эту студентку смутить было не так-то просто. Щурясь в сторону, она со своей обычной насмешливостью проронила:

— Ну… болела, типа.

— Справки от врача, конечно, нет? — Вопрос прозвучал риторически, ответа Нелли и не ждала.

— Да так, сама отлежалась, — хмыкнула Ира.

Солнце припекало, и Нелли диву давалась, как ногам девушки не жарко в этих тяжёлых ботинках.

— Во времена моей учёбы был у нас преподаватель, Владимир Тимофеевич Кушнарёв, — вспомнила она. — Ух и строгий был дяденька!.. Мы все перед ним трепетали. Ваш курс его, конечно, не застал: сейчас он уже старенький совсем, болеет. Не преподаёт больше, но работает — статьи, монографии, учебники пишет. Кстати, в этом году его учебник по стилистике к нам в библиотеку привезли. Стилистику он тогда у нас и вёл — и лекции, и практические, а в нашей подгруппе ещё и ПУиПР на первом курсе. Мы к нему свеженькими, непугаными попали, бывшими школьниками желторотыми. Вот попали так попали! — Нелли засмеялась своим воспоминаниям. — Так вот, он говорил: «Единственная уважительная причина для пропуска занятия — смерть!» О как. Так что все ваши отмазки «типа болел» с ним бы не прокатили. Всё пропущенное в персональном порядке до пар сдавать пришлось бы. К семи утра приходить и сдавать. Пока все хвосты не сдашь, к экзамену не допустит. Ежедневничек даже вёл, где у него все наши «грехи» были записаны…

— Фигасе, — фыркнула Ира. — Ему делать, что ли, нечего было — в такую рань в универ переться?

— Одинокий он был — супруга умерла, дети и внуки выросли… Можно сказать, жил на работе до недавнего времени. Сейчас уже не может — как-никак, девяносто лет человеку. Я вас ещё жалею, а дедушка Кушнарёв три шкуры спустил бы! — Посмеиваясь, Нелли искоса глянула на Иру: кажется, рассказ о суровом преподе произвёл на девушку впечатление.

— Нда, ну и дедок, хе-хе!.. — Ира переложила портфель в другую руку, а свободной встряхнула. На пальцах отпечатались бело-розовые полоски.

— Не знаю, как мои однокурсники, а я по прошествии лет ему благодарна, — сказала Нелли. — Жёсткий, конечно, был, но умел знания в головы на всю жизнь вкладывать. Это тогда мы его боялись, исподтишка бухтели и жаловались на свою судьбу, а теперь уже с каким-то теплом всё это вспоминаешь… Смешно даже. А знания в голове как на каменных скрижалях высечены. Сейчас у нас на факультете уже нет таких, как он…

— И слава Богу, наверно, — крякнула Ира, снова меняя руку: тяжеловатым оказался груз науки в портфеле.

— Ну почему «слава Богу»? Мне кажется, жаль. — Нелли поправила сползающий со вспотевшего плеча плащ, расстегнула вторую верхнюю пуговицу блузки. — Так что не бурчите, если вас преподаватели прижимают — впоследствии ещё оцените качество своих знаний.

— А мне нравится, как вы нас учите, — прямолинейно заявила Ира, колко блестя глазами. — Я бы другого препода не хотела. Уфф… Как вы каждый день такие кирпичи таскаете, Нелли Вячеславовна?!

— Без муки нет науки, — засмеялась Нелли. — Нет, не каждый день, конечно. Это я сегодня из библиотеки много всего набрала, чтоб дома поработать.

— Сейчас же все учебники можно в интернете найти, — заметила девушка. — Ни к чему тяжести таскать.

— Почти все, — уточнила Нелли. — Кое-чего я там не нашла, вот и пришлось пользоваться услугами старой доброй «бумажной» библиотеки.

Некоторое время они шагали молча. Уютный скверик с лавочками манил присесть в ещё совсем прозрачной тени деревьев, покрытых первым зелёным пухом, уличное кафе под тентом предлагало пиво в ассортименте и скверный растворимый кофе из пакетиков «три в одном»…

— Я слышала что-то про языковой лагерь в Америке, в который от нашего универа можно поехать, — нарушила молчание студентка. — Как там с этим дело обстоит?

— Да, на каникулах после четвёртого курса ребята ездят, — кивнула Нелли. — Работают там кем-то типа вожатых. И языковая практика, и подработка.

— Только после четвёртого? А раньше нельзя? Просто мне хотелось бы съездить.

Нелли задумалась.

— Не знаю… Обычно берут только студентов старших курсов, но ты у нас девушка одарённая. Я попробую разузнать, Ир, но не гарантирую положительного ответа.

— Было бы здорово съездить. Я туда вообще на ПМЖ хотела бы.

— А что тебя привлекает в Америке?

— Ну… там общество толерантнее. Да и вообще всё как-то цивилизованнее, что ли.

«Гей-радар» снова подал сигнал — теперь уже несомненный. Они так увлеклись беседой о трудностях эмиграции, об американском образе жизни и различиях в менталитете народов, что Нелли чуть не прошла мимо магазина, где она по своей привычке к бережливости обычно покупала недорогой отечественный трикотаж.