Юджиния Райли - Под крылом любви

– Видели бы вы себя сейчас!

От смеха у него даже слезы на глазах выступили. Стараясь сохранить остатки достоинства, Валери с трудом поднялась на ноги. Она чуть было снова не потеряла равновесие, но в последний момент все-таки устояла на ногах. И кроссовки, и гетры были полны воды, и ей требовались героические усилия, чтобы сохранять вертикальное положение. Метнув на Роджера уничтожающий взгляд, она протянула руку:

– Помогите мне выбраться!

Он с подозрением посмотрел на нее:

– Валери, вы ведь не...

– Черт побери, да помогите же!

Роджер шагнул к ней, глуповато усмехаясь, и протянул руку. Валери схватилась за его руку, но, к несчастью, именно в этот момент она снова стала терять равновесие и, падая, утащила за собой и Роджера. Разбрасывая во все стороны тучи брызг, они одновременно плюхнулись на каменистое дно. Еще несколько секунд, и они оба сидели в ручье, свирепо глядя друг на друга. Очки Роджера были забрызганы водой, но Валери и без того догадывалась, что его взгляд не предвещает ничего хорошего.

– Прошу прощения, – пролепетала она.

Роджерне ответил, но неожиданно резким движением снял с себя очки. Тогда Валери заметила, что в его глазах горит не только гнев, но и нечто иное. Он многозначительно посмотрел на ее грудь, и на его щеке задергался мускул. Валери опустила взгляд и с ужасом увидела, что ее белая рубашка, намокнув, стала почти прозрачной и сквозь нее отчетливо просматриваются кружевной бюстгальтер и очертания напрягшихся от холода сосков. Валери скрестила руки на груди и несколько не к месту спросила:

– Вы в порядке?

Хотя вода в ручье была холодной, ее лицо горело. Роджер ответил не сразу, сначала он убрал очки в нагрудный карман, встал на ноги и выбрался на берег ручья. Глядя, как он вылезает из воды и поднимается на мостик, Валери подумала, что Роджер Бенедикт – единственный из всех ее знакомых, кто способен сохранить чувство собственного достоинства даже после того, как в полном облачении искупался в ручье. Однако его мокрая одежда тоже облепила тело и отчетливо обрисовывала каждый дюйм, в том числе и весьма красноречивую выпуклость под молнией джинсов, выдававшую его возбуждение. Валери пришла в восторг от его реакции – это было тем более лестно, если учесть, что холодная вода считается лучшим средством для остужения мужского пыла. Ситуация в целом была настолько нелепой, что Валери чуть было не захихикала, но, видя грозное выражение лица Роджера, благоразумно сдержалась. Он достал очки из кармана, стряхнул с них воду и мрачно посмотрел на Валери.

– Если вы не против, – произнес он с убийственным сарказмом, – я, пожалуй, больше не буду пытаться помочь вам выйти из воды. После второй попытки я могу просто не выжить.

Он вытер очки, надел их, расправил плечи и зашагал прочь.

Валери вздохнула и снова попыталась встать. В конце концов она выбралась из воды и собрала аппаратуру.

Роджер обвинил ее в том, что она нарочно затащила его в воду. Положа руку на сердце Валери не взялась бы анализировать свои мотивы: она просто боялась того, что может узнать в результате такого исследования. Но Роджер сам виноват, он ужасно ее разозлил. Рико предупреждал, что в том, что касается птиц, Роджер Бенедикт – настоящий фанатик, но тогда Валери решила, что фотограф шутит. Теперь-то она знала, что тут шутками и не пахнет. Сейчас Валери понимала, что раньше, на опушке, раздражение Роджера было вызвано не только их близостью. Несомненно, его раздражало и возмущало то обстоятельство, что из-за ее неопытности работа над книгой идет медленнее, чем ему хотелось. Ну и, конечно, купание в ручье тоже внесло свою лепту. Кроме того, судя по чисто физической реакции его тела, Роджера до сих пор злило, что она ведет себя «провокационно», бесстыдно отвлекает его от более важных целей.

«Одно совершенно ясно, – мрачно думала Валери, плетясь обратно, – Роджера Бенедикта гораздо больше интересуют птицы, чем тычинки и пестики».

– Я ухожу, прямо сейчас.

Дело было на следующее утро. Валери, одетая в джинсы и рубашку с длинным рукавом, нагруженная фотоаппаратурой и снаряжением, необходимым для наблюдения за птицами, остановилась на пороге кухни. Напротив нее за обеденным столом сидел Роджер. Не глядя на Валери, даже не поднимая головы, он продолжал с задумчивым видом читать какие-то заметки. После их вчерашнего купания в ручье Роджер держался отчужденно и холодно. Весь вечер он под несмолкающие птичьи крики, звучавшие с магнитофонной кассеты, увлеченно читал какую-то книгу по орнитологии. Громкие, резкие, часто неприятные, а порой даже наводящие ужас крики мешали спать, но Валери благоразумно воздержалась от жалоб.

И вот сейчас она немного приблизилась и нервно кашлянула.

– Я думала, стоит вас предупредить, что я ухожу.

– Я и в первый раз прекрасно слышал.

Роджер по-прежнему не поднимал головы, голос звучал неприветливо. Валери осторожно подошла еще ближе и озадаченно посмотрела на самого Роджера и на разложенные перед ним бумаги. Он был в джинсах и клетчатой рубашке с коротким рукавом, верхние пуговицы рубашки были расстегнуты, позволяя увидеть завитки темных волос на его груди. Роджер небрежно вытянул ноги, так что коричневые полуботинки выглядывали из-под стола с противоположной стороны. Но несмотря на непринужденную одежду и небрежную позу, выглядел он очень солидно. Перед ним лежала пачка листов, исписанных аккуратным мелким почерком. Просмотрев свои записи, он взял одну из многочисленных книг, составленных тут же стопками.

Сердечко Валери затрепетало. Когда Роджер сидел вот так за столом с сосредоточенным видом, он выглядел очень привлекательно, и хотя он хмурился, его рот почему-то казался от этого еще сексуальнее. Он, конечно, несносен, но чувство вины за вчерашний инцидент на ручье побуждало Валери попытаться хотя бы немного залатать трещину в их отношениях.

– Это ваши записи?

– Блестящая догадка, Валери, – язвительно бросил Роджер, не глядя.

«Какой же он все-таки трудный тип!» – подумала Валери. Несмотря ни на что, она продолжала:

– Они написаны от руки.

На этот раз Роджер все-таки удостоил ее взглядом.

– Да, они написаны от руки. Именно поэтому в Нью-Йорке у меня есть секретарша.

– Мне просто показалось странным, что вы писатель и не печатаете на машинке, – пояснила Валери, как будто оправдываясь. – В кино писатели всегда сидят за машинкой.

Роджер воззрился на нее, нетерпеливо барабаня пальцами по столу.

– Гм... а у вас хороший почерк.

– И что из этого?

Валери наклонила голову.

– Надеюсь, вы не из тех, кого называют перфекционистами? Я подозреваю, что у вас дома, в Нью-Йорке, все ваши костюмы в гардеробной висят на плечиках на одинаковом расстоянии, ровно в дюйме один от другого, ни больше ни меньше.

– Не будете ли так любезны убраться отсюда? – осведомился Роджер.

Валери вздохнула с досадой, но не собиралась сдаваться:

– Что ж, наверное, у всех писателей есть свои странности.

Наконец-то суровые губы Роджера сложились в некое подобие улыбки. Он окинул Валери взглядом с ног до головы и обратно.

– Да, есть.

Она оперлась ладонями о стол и наклонилась к Роджеру.

– Роджер, насчет вчерашнего...

Он резко захлопнул книгу прямо перед ее носом.

– Я не желаю это обсуждать.

– Только потому, что вы... э-э... случайно упали в ручей...

Роджер вскочил на ноги.

– Маленькая поправочка: не я случайно упал в ручей, а вы меня туда стащили.

– Даже если и так, разве вы можете меня упрекать после того, как сами надо мной смеялись?

– Могу и упрекаю, – пробурчал Роджер.

Валери всплеснула руками:

– Ну почему вы на меня все время злитесь?

Роджер обошел вокруг стола и остановился напротив Валери и тоном, в котором чувствовалось с трудом сдерживаемое раздражение, пояснил:

– Я злюсь потому, что из-за вашей ребяческой выходки я остался без походной обуви.

– Я куплю вам новые ботинки!

– Меня беспокоит вовсе не цена новой пары ботинок. Дело в том, что мы и так отстаем от графика, а теперь нам придется потратить добрую половину завтрашнего дня на покупку новой обуви для нас обоих. Небось ваши кроссовки вам теперь жмут, ведь кожа при высыхании съеживается. Или вы не заметили?

– Заметила, – нехотя призналась Валери.

– Для меня время – деньги. – Он посмотрел на свои заметки, потом устремил выразительный взгляд на Валери. – И полагаю, для одного утра вы уже потратили больше, чем достаточно моего драгоценного времени.

– Ну хорошо, хорошо, намек понят. Я ухожу!

Чувствуя, что потерпела поражение на всех фронтах, Валери недовольно удалилась через дверь черного хода. Глядя ей в спину, Роджер пошел было за ней, но потом застонал и рухнул на стул, бормоча под нос ругательства. Валери брела по сырой тропинке. Кроссовки, еще не до конца просохшие, немилосердно жали. Утро выдалось прохладное, сырое, по земле стелился туман, смазывая очертания деревьев и детали пейзажа. Войдя в полосу особенно густого тумана, Валери остановилась и растерянно огляделась. «И как, спрашивается, я найду в этом киселе хотя бы одну птицу?» – спросила она себя. У нее даже появились сомнения, не откусила ли она кусок не по зубам, взявшись за эту работу. Положение становилось критическим, Роджер практически не помогал ей спланировать сегодняшнюю вылазку. Рано утром, сразу после того как сообщил Валери, что ей придется сегодня действовать самостоятельно, а он собирается писать, Роджер вручил ей карманное руководство по наблюдению за птицами и магнитофон с кассетой, на которой был записан крик ушастой совы. Со вчерашнего дня он вел себя как незнакомец, что Валери очень раздражало. Но гордость не позволила ей попросить у него помощи – это было бы равносильно признанию в неспособности выполнить свою работу. И вот сейчас Валери еще раз сказала себе, что не сдастся так легко, и двинулась дальше. К сожалению, она не могла отрицать очевидный факт, мысль о котором подспудно ее беспокоила: несмотря на то что Роджер ее часто раздражал, несмотря на его невыносимое поведение, ее все равно к нему тянуло. Как ни парадоксально, его отчужденность и неприветливость только усиливали ее влечение. Это невероятная глупость, ведь Роджер уже предупредил, что у них нет и не может быть никаких личных отношений, тем более никакого будущего. Но Валери чувствовала то, что чувствовала, и ничего не могла с собой поделать.