Пенелопа Уильямсон - Под голубой луной

Маккейди в который раз подивился ее мудрости и душевной чистоте. И опять, как это бывало очень часто, когда он смотрел на нее, его грудь переполнили самые разнообразные чувства – удивление, боязнь потерять и радость.

Джессалин дрожала от холода, и Маккейди недовольно нахмурился.

– Ради Бога, Джесса, ты же совершенно окоченела. Надень что-нибудь.

Джессалин скорчила насмешливую гримасу.

– Не понимаю, зачем мне утруждать себя? Ты все равно это стащишь или порвешь.

Тем не менее она подошла к комоду и накинула шелковый капот восточного покроя. Маккейди натянул брюки, но застегивать не стал и вытянулся на чудовищной кровати.

Джессалин села рядом, на ее губах играла легкая, загадочная улыбка.

– Терпеть не могу, когда ты это делаешь.

– Что именно?

– Когда ты улыбаешься так, словно знаешь что-то, чего не знаю я.

Улыбка Джессалин стала еще шире.

– Я просто думала о том, как я тебя люблю.

Он погладил ее голую руку, не решаясь заглянуть в лицо.

– Джессалин, я…

– Что?

– Ничего.

Джессалин встала с кровати и подошла к окну. Маккейди искал какие-то важные слова, которые надо было, просто необходимо было сказать сейчас, но они не находились, а те, что приходили в голову, были явно неподходящими. По стеклу, бросая пестрые тени на лицо Джессалин, забарабанили капли дождя. В комнате стало прохладнее.

Вдруг глаза Джессалин округлились от изумления, она покрепче прижалась носом к стеклу, всматриваясь в то, что происходило на улице.

– Дункан в твоем фаэтоне увозит куда-то Бекку!

– Вам не о чем беспокоиться, леди Сирхэй. Они всего-навсего решили сбежать и пожениться. Известны случаи, когда так поступали даже вполне респектабельные люди.

Джессалин отвернулась от окна и расхохоталась.

– Вот дьявол, этот твой красавчик! Ведь обещал же, что уговорит ее!

– Вряд ли он действовал только словами, – улыбнулся Маккейди, а Джессалин снова начала смеяться. – Как подсказывает мне жизненный опыт, на слова вы, женщины, реагируете хуже всего.

– В самом деле? А на что же мы реагируем лучше всего? Маккейди похлопал рукой по кровати.

– Иди сюда, и я тебе объясню.

Она тут же оказалась рядом. Запустив руки под шелковистую ткань, Маккейди-начал упоительную игру возбуждения уже сытых любовью тел.

Внезапно рука Джессалин, гладившая его бедра, остановилась.

– Маккейди? Послушай, ведь Дункан ни за что не успеет вернуться из Гретна Грин к началу испытаний.

– Ну почему же? Успеет, если отрастит крылья и полетит.

– А кто же будет помогать тебе вести локомотив? И тут Маккейди понял, что хотя бы один, небольшой подарок он может ей сделать. Он широко улыбнулся.

– Вы, леди Сирхэй.

На ярко-желтом паровом котле зеленой краской было написано «Комета». Правда, буква «о» чуть покосилась и напоминала надкушенное вареное яйцо, а «т» казалась слегка подвыпившей, но это ничуть не портило впечатления. Кроме того, через весь котел шел широкий зеленый мазок, который при желании можно было считать хвостом кометы. Впрочем, Джессалин сомневалась, что таково было первоначальное намерение художника.

Она перевела взгляд с кособокой надписи на склоненную голову и широкие плечи мужа, который, стоя на колене, смазывал ступицу ярко-зеленого колеса.

– Маккейди, какой сумасшедший раскрашивал «Комету»?

– Не я, – быстро ответил он. Слишком быстро. Выпрямившись, он неуверенно посмотрел на жену. – Так, просто один сумасшедший.

Джессалин закусила нижнюю губу, из последних сил сдерживая смех.

– О Господи! Как же надо было напиться, чтобы такое изобразить.

Маккейди, беззаботно насвистывая, тщательно вытирал несуществующие пятна на сверкающей медной топке «Кометы». Он изо всех сил старался принять самый невинный вид, но, истинный Трелони, конечно же, в этом не преуспел.

Джессалин едва не подавилась, сдерживая очередной приступ смеха. Ей хотелось кружиться, танцевать, хохотать, кричать от радости. Погода стояла изумительная. Солнце было подернуто легкой дымкой, приглушавшей буйство красок, и вокруг преобладали мягкие, пастельные тона. Воздух был теплым и приятным, как парное молоко.

Поговаривали, что на испытания съехались больше десяти тысяч человек, со всех концов Англии. Раздавались гудки экипажей, крики торговцев пирожками, ржание лошадей и детские голоса. Участники должны были стартовать от гостиницы «Крукедстафф», хозяева которой уже распродали все свои запасы джина и откупорили последнюю бочку эля. Среди постояльцев было немало землекопов – грубых, обветренных мужчин, которые рыли туннели и прокладывали рельсы железной дороги Маккейди. В свободное от работы и выпивки время они любили бороться.

Вот, скажем, в недавнем поединке один борец играючи поднял другого в воздух и швырнул его, как крикетный мяч, на кучу бочонков из-под эля. Когда же победитель, отряхивая руки, повернулся лицом к Джессалин, та не поверила собственным глазам: бегемот оказался женщиной.

Затем, к еще большему ее изумлению, бабища направилась прямиком к ней. Джессалин невольно попятилась, но та продолжала наступать. Джессалин уже прихватила подол юбки, собираясь дать стрекача, но тут огромные щеки вдруг расплылись в улыбке.

– Ты его женщина? – проревела улыбающаяся пасть, и мощный запах сырого лука чуть не свалил Джессалин с ног.

Изо всех сил сдержав чих, она попробовала дышать ртом.

– Чья?

– Как это – чья? Его милости, конечно. Графа, который эти рельсы построил.

Джессалин подумала было, что диковинная женщина собирается вызвать ее на поединок за право обладания Маккейди. Ради него она, конечно, готова почти на все, но как-никак всему есть предел.

– Он там, – проговорила Джессалин, махнув рукой в сторону «Кометы».

– Конечно. Где ж ему еще быть? – Бабища вынула из кармана большую желтую луковицу и вгрызлась в нее, словно в яблоко. Она была одета, как обычный землекоп, – в плисовые штаны и прочные сапоги. На могучей шее красовался яркий платок. Мышцами она вполне могла посоперничать с Дунканом. – Он с нами часто и киркой махал, когда строил дорогу, не то что другие белоручки. Не брезговал и выпить за компанию. – Она еще раз придирчиво оглядела Джессалин. Ее огромный нос подрагивал, как будто она пыталась что-то учуять. – Так ты его женщина или нет?

– Полагаю, что да. Если говорить точнее, я его жена.

– Бьюсь об заклад, что вы женаты недавно. Я видела, как он смотрел на тебя. – Землекопша запрокинула голову и издала громоподобный звук, который, по-видимому, должен был означать смех. – Хотя ты и право ничего. Хорошенькая. – Своей огромной лапой она схватила руку Джессалин и крепко пожала. – Хотя не мешает нарастить немного мяска, если хочешь удержать его милость. Он сказал как-то, что построит железную дорогу через весь остров. Надо же такое придумать!

Джессалин гордо улыбнулась.

– Обязательно построит! Из одного конца Англии в другой.

– Да, он такой! Этот может. – Женщина посмотрела на Джессалин слезящимися от лука глазами. – Мне нечем особенно угостить тебя, но, может, когда все кончится, пропустим по стаканчику? Уж я бы порассказала тебе кое-что о твоем мужичке. Отчаянный, дьявол, а сердце золотое. Да, золотое, – повторила бабища и заковыляла прочь.

Оставшись одна, Джессалин торопливо оправила темно-красный шерстяной костюм для верховой езды, пригладила волосы и бросила критический взгляд на свои ботинки. Конечно же, они были все в пыли.

Быстро обмахнув их платком, Джессалин задумалась о том, каким образом она обязательно ухитряется в самые ответственные моменты выглядеть замарашкой. А здесь сегодня столько народу. И все будут смотреть на нее, когда она встанет рядом с Маккейди на «Комету». Джессалин хотелось, чтобы он гордился ею.

Она почувствовала на себе чей-то взгляд и резко обернулась. На нее смотрела пара черных, пронзительных глаз, глаз ее падшего ангела. Вспыхнув оттого, что он застал ее за прихорашиванием, она все же не удержалась и спросила:

– Как я выгляжу?

Маккейди оглядел ее с головы до ног, и в его черных глазах, несмотря на их обманчиво-ленивое выражение, вспыхнули знакомые огоньки.

– Могу только посоветовать тебе побыстрее все с себя снять, когда мы останемся вдвоем. Иначе я не ручаюсь, что эти тряпки уцелеют.

– Нет, Маккейди, в самом деле, если ты так будешь рвать мои платья, у меня скоро одни лохмотья останутся.

Однако на лице Маккейди не промелькнуло ни тени раскаяния. Он широко ухмыльнулся и хотел было что-то еще сказать, но его окликнул какой-то правительственный чиновник, потребовавший, чтобы он подписал скрепленный ленточками и печатями документ.

Джессалин охватило возбуждение. Очередь «Кометы» наступит не раньше, чем через час. По условиям испытаний локомотивы должны были стартовать поочередно, с получасовым интервалом. Победит та машина, которая пройдет двадцатимильный участок пути за самое короткое время. А победа означала контракт на поставку всех локомотивов для Национальной железной дороги в течение десяти лет. Победа означала огромное богатство и осуществление мечты.

Однако Джессалин хорошо помнила любимую бабушкину поговорку: «Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь». А потому решила осмотреть другие машины, прикидывая их возможности. Одна, ярко-красная, с голубыми колесами, была почти вдвое больше «Кометы».

Джессалин подошла к мужу, который сидел на корточках, осматривая пустую топку.

– Знаешь, Маккейди, этот «Сокол» на вид такой большой и мощный. Как ты думаешь, мы сможем обогнать его?

Маккейди бегло взглянул на красный локомотив.

– Слишком велик. К тому же, чтобы выдержать такую тяжесть, наверняка понадобилось шесть колес. Он ни за что не преодолеет длинный крутой подъем за Эксетером. Нет, если нам чего и опасаться, так только «Молнии Эссекса». – Он кивком головы показал на оранжевый с черной каемкой локомотив красивой обтекаемой формы. – Очень быстрая машина, – продолжал Маккейди. – Правда, у нее не очень удачно размещен паровой котел. В случае поломки к нему не подберешься. Но очень быстрая, черт бы ее побрал.